Евгений Николаев - Дневник последнего любовника России. Путешествие из Конотопа в Петербург Страница 7

Вечеринка

…С дюжину моих товарищей вместе с Тонкоруковым уже сидели в комнате. Они поприветствовали меня, штабс-капитан Щеглов предложил составить банчок, но тут в комнату словно внесли поляну цветущих одуванчиков – то вошла жена поручика. На миг наступила тишина, ведь мы отвыкли в этой глуши от приличного дамского общества, и потому появление такого милого созданья из Петербурга произвело на нас столь сильное впечатление.

– Моя супруга Елена Николаевна! – представил ее Тонкоруков.

– Не понимаю! Как это он при такой жене на кузнечиху мог позариться? – шепотом спросил меня поручик Козырев.

– Напротив, именно при такой жене надобно особенно упражнять свой уд, чтобы не опростоволоситься, – сказал сунувший между нами нос интендант Горнов.

– Господин Горнов, мои слова предназначались не для ваших ушей, – заметил Козырев.

– Прошу прощенья, прошу прощенья! – пробормотал Горнов. – Ничего не могу поделать со своим обостренным слухом.

– Тогда потрудитесь отрезать себе язык! Пока это не сделал я! – сказал Козырев.

Горнов предпочел не услышать эту грубость и поспешил к Елене Николаевне целовать ручку.

Сели за стол, наши взоры невольно тянулись к прелестному созданию, посетившему Богом забытый край, гусары поднимали бокалы за молодую пару.

Во время одного из тостов Тонкоруков вдруг что-то шепнул на ушко своей супруге. Странная гримаса пробежала по всему ее лицу, Елена Николаевна подняла голову и посмотрела на меня. В глазах ее был ужас. Так человек смотрит на мерзкую жабу, на которую случайно наступил голой ногой.

Я сразу все понял: «милостью» поручика я здесь был в качестве экзотического блюда, которое в приличном обществе, разумеется, не едят, но которое обожают дикари. «А посмотри-ка, милая, на этого тритона, запеченного в майских жуках. Хотелось бы тебе это попробовать? Нет? Мне тоже. Бр-р-р-р! Но только представь себе – ведь есть люди, для которых это лакомство!» Тонкорукову хотелось поразить, удивить супругу чем-то невероятным, и по ее лицу я сразу понял, какие гнусности он рассказывал обо мне.

Шампанское лилось рекой, в присутствии очаровательной Елены Николаевны каждый гусар старался блеснуть остроумием. Разговор, разумеется, зашел о местных достопримечательностях. Штабс-капитан Щеглов с жаром стал рассказывать супруге поручика о пожарной каланче, которая горит во время каждой грозы. Он растопыривал руки, надувал щеки, изображая бурю, вскакивал со стула, бегал вокруг него, показывая, как пожарные тушат каланчу. И, наконец, падал на диван, чтобы было понятно, что каланча совершенно уничтожена. Жена поручика весело смеялась, но нет-нет да и бросала в мою сторону настороженный взгляд.

Тут кто-то стал рассказывать, какую закономерность установил предводитель в возгораниях каланчи. А именно о том, что если в дозоре на каланче стоит человек, чье имя начинается с согласной, то молния в нее попадает, а если с гласной, то разит что-то другое.

– Да, в этой теории есть некий резон, – с важностью знатока сказал Тонкоруков. – Если имя начинается с гласной, то это действительно сразу придает ему весу… Вот мое имя начинается с буквы «о». Олег. Молния не посмела бы даже рядом пролететь с каланчой, если бы я стоял на ней…

– Так идите в пожарные, поручик, чтоб сберечь городскую достопримечательность, – предложил я. – Жители Конотопа были бы вам очень за это благодарны!

Все засмеялись, а Тонкоруков смерил меня презрительным взглядом и сказал:

– Я гусар и стоять на пожарной каланче ниже моего достоинства!

– А позвольте вас спросить, поручик, – батюшку вашего как зовут? – спросил Тонкорукова кто-то из гусар. – Не Федор ли Иванович?

– А при чем тут мой батюшка? – Тонкоруков смутился. – В него бы молния тоже не посмела попасть… Мой батюшка был благородный человек, хоть и звали его на «ф» – Федор. Он тоже ни за что не полез бы на каланчу! Тем более что его уже нет в живых. Так что ваши намеки неуместны!

– Царствие ему небесное, – сказал штабс-капитан Щеглов и перекрестился.

– И в мою супругу молния ни за что бы не попала, – с нажимом продолжал Тонкоруков. – Ведь и ее имя, как и мое, начинается с гласной…

– Молния в вашу супругу не попала бы по другой причине! – восторженно воскликнул интендант Горнов. – Ваша супруга само совершенство, и потому молния ее непременно бы пощадила!

– Чтоб дать нам, гусарам, лицезреть такую красоту! – поддакнул штабс-капитан Щеглов и игриво подкрутил ус.

«Вид поручика Тонкорукова»

– А что ж, в папеньку моего бы попала? – удивилась Елена Николаевна. – Ведь его зовут Николай! Ведь его имя начинается с согласной?!

– И в папеньку вашего не попала бы, дай Бог ему здоровья! – воскликнул Щеглов. – Ведь благодаря вашему папеньке мы и можем вами любоваться! Боже упаси, чтоб в него попала молния!

– Но позвольте, господа, как же молния может распознавать буквы? – снова удивилась Елена Николаевна.

Тут же завязалась дискуссия – может ли молния распознавать букву, с которой начинается имя дозорного, или это всего лишь фантазия предводителя. Я заметил, что на каланчу следовало бы ставить в дозор какую-нибудь Евдокию, поскольку ее в отличие от Агапки уж никак в Нюшеньку не переименуешь.

Все гусары расхохотались, рассмеялась с ними за компанию и Елена Николаевна. И удивительное дело – на этот раз она даже улыбнулась мне. Ее супруг это заметил, и на щеках его выступил румянец досады. Он понял, что его план – представить меня чудовищем – затрещал по швам. Более того, он понял, что его жена даже заинтересовалась мною. Впрочем, в этом нет ничего удивительного, ведь женщины обычно предпочитают скучным и правильным господам других. Даже если эти другие похожи на монстров.

– А еще у нас есть и другая достопримечательность! – воскликнул кто-то из гусаров. – А именно кузнечиха Ганна! Она…

– Кха, кха, кха, – сказал штабс-капитан Щеглов.

Гусар понял, что сболтнул лишнее при даме, и обеими ладонями быстро закрыл себе рот. Все разом посмотрели на меня и опустили глаза. Быстро глянула на меня и Елена Николаевна. Я понял, что Тонкоруков рассказал ей даже и про мою баталию с кузнечихой. В комнате повисло тягостное молчание. Даже и вилки перестали звякать, точно все внезапно увидели, что на столе среди блюд лежит какой-нибудь дохлый енот.

– А что, правду ли говорят, что эта самая Ганна уродлива? – вдруг нарушила тишину Елена Николаевна и насмешливо посмотрела мне в глаза.

Гусары только запыхтели, никто не решался заговорить на такую скользкую тему. Тогда я встал и сказал:

– Ганна прекрасна!

– Даже так? – удивилась Елена Николаевна. – Однако я слышала другое…

– Тот, кто сказал вам другое, ничего не понимает в женщинах и не умеет по-настоящему ценить их, – сказал я.

Тонкоруков понял, в чей огород я бросил камешек, и покраснел еще пуще.

– Более того, скажу вам, прекрасная Елена Николаевна, тот, кто сказал вам, что Ганна уродлива, сам урод. В моральном, разумеется, смысле, – продолжал я. – Ведь только моральный урод может оскорбить женщину, даже если она и простолюдинка.

Гусары одобрительно зашумели, а Елена Николаевна опустила глаза.

Ее муж сидел как на иголках и красный, точно вареный рак. Тут на середину комнаты выскочил штабс-капитан Щеглов. Он понимал, что дело идет к скандалу, и решил во что бы то ни стало не допустить этого.

– Господа, господа! – воскликнул штабс-капитан и изо всех сил стукнул ногой об пол, чтобы уж все обратили на него внимание. – А не сыграть ли нам в какую-нибудь игру?! В стос, например! В фанты! Или же – в «хотилицы»? Преотличная игра «хотилицы»!

– Во что, во что? – изумились гусары. – В какие хотилицы? Что это за игра?

– Видите ли, господа, это очень интересная и пользительная для развития товарищеских чувств игра! – Щеглов рыскал по комнате глазами в надежде встретить среди нас поддержку. – Все мы становимся по двое, как бы в две шеренги, а один водит… Ну, к примеру, Елена Николаевна… Или же я… Мы выбираем партнера и ведем его…

Предложение сыграть в «хотилицы» изумило и действительно отвлекло внимание от ссоры; кто-то снова предложил сыграть в стос. Как бы то ни было, напряжение схлынуло, но я понимал, что на этом дело все равно не закончится.

Пока гусары спорили, в какую игру лучше сыграть, ко мне подошел интендант Горнов и попросил выйти с ним на крыльцо. У Горнова был разговор ко мне.

Запах одуванчиков

– Ну, ты и молодец! – воскликнул интендант Горнов, едва мы вышли с ним на крыльцо. – Надо же, как ты срезал этого маменькиного сынка! Ха-ха-ха! Вот уж молодец так молодец!

Говоря это, Горнов суетился вокруг меня, как кобель возле сучки. Казалось, дай ему волю, лизнет меня в щеку.

Я холодно посмотрел на интенданта. Тот кашлянул в кулак и отошел на шаг.

– Ну да Бог с ним, с этим сосунком! У меня к тебе дело!