Юрий Абросимов - Пожитки. Роман-дневник Страница 7

Незнамо кем сформулированное кредо «посадить дерево, построить дом, вырастить сына» уважалось в обществе, избавившемся от библейских заповедей. Учитывая неполовозрелый возраст, плодиться и размножаться нам еще не удавалось. Возведение собственных домов являлось процессом еще более фантастическим, триумф плановой экономики исключал личную инициативу в целом ряде случаев. Оставалось сажать деревья. Наивно думать, будто вооружив детские ладошки взрослой лопатой, можно получить яму надлежащих размеров, а ведь после того еще следовало воткнуть в нее двухметровый саженец и залить несколькими ведрами воды. Естественно, каждый родитель стремился избавить свое чадо от несусветных трудозатрат. Мы лишь апатично наблюдали за тем, как «сажаем» деревья. Сейчас эти деревья неопровержимо показывают мне – сколько лет прошло с тех пор, насколько я стар и до какой степени все необратимо. Иногда я безучастно прохожу мимо липовой аллеи, к созданию которой имею косвенное отношение. Деревья тянутся вверх, я – до известной степени – вниз, и лишь апатия да уныние остаются неизменными.

Прививание трудовых навыков несло в себе обязательный творческий элемент, дабы дети не капризничали. Каждая «прививка» наглядно демонстрировала, сколь велико расстояние между мной и моими сверстниками. Как-то нам поручили ответственную миссию – изготовить дома чашечку из папье-маше. Азы процесса преподали на уроке: обычная чашечка смазывается жиром, газетка рвется на клочочки, каковые затем лепятся на чашечку посредством свежесваренного клейстера. Нет нужды объяснять, с каким рвением я приступил к делу. На чашечку ушел таз клейстера и годовая подшивка газеты «Труд». Такой чашечкой без особых усилий удалось бы завалить кабана. Вдобавок я выкрасил ее в тяжело-коричневое. Короче, на следующий день изделию сопутствовал громкий, хотя и сомнительный успех.

Со временем сложность экспериментов над детьми увеличивалась. В классе третьем мы целых полгода усердно вели «Дневник Наблюдений За Природой». Что касается меня, то все это время я прилежно думал , что непременно буду его вести. Так продолжалось вплоть до контрольной сдачи результатов. Перед лицом ужаса от возможного разоблачения совершался подвиг. Сидя в самом конце апреля перед открытым окном, овеваемый традиционно терпким, как водится, пьянящим ароматом весны, я выводил столбцы цифр, неопровержимо свидетельствующих о том, какое количество снега выпало 12 января и какой толщины лед покрывал местную речку 4 февраля. Самое же интересное началось потом. В начальной школе моя успеваемость была исключительной. Высший балл буквально по всем предметам, сопровождаемый оценкой «ОТЛ» за примерное поведение, делал меня культовой фигурой в глазах учителей и объектом, подлежащим немедленному уничтожению, в глазах одноклассников. Можете себе представить эффект, когда наш классный руководитель взял мой Дневник Наблюдений и стал зачитывать вслух результаты о давлении, влажности, температуре, направлении ветра и прочем – начиная с Нового года и до самой весны – результаты, сотворенные накануне, за один день?! Зачитывать, чтобы остальные сверили их со своими результатами, поскольку сомнений в том, кто из нас прав, не допускалось в принципе?! При озвучивании первых же цифр лица бедных мальчиков и девочек (а подавляющее большинство из них, я уверен, действительно месяцами носились по морозу с термометрами и долбились об лед, в надежде измерить его толщину) принимали вертикально-эллипсоидную форму. Никто даже не пикнул! Все было исправлено! Sharmant!!!

Вспоминаются и другие занятия на свежем воздухе. Нас, всю жизнь проведших среди леса, водили смотреть лес. Осенью мы собирали листья, вслед за учителем стараясь удивляться так, словно видим их впервые. Взойдя на вершину холма нестройным, насквозь фальшивым отрядом-толпой, мы выслушивали, например, такое:

– Это холм, ребята. Посмотрите, это холм. Знаете, что это такое? Холм, это я вам сейчас объясню. Вот, видите, где мы были? Там низко. Потом мы поднялись сюда, и что мы видим? На не-ко-то-ром рас-сто-я-ни-и… земля поднимается! Видите, насколько? Это называется холм… Ну а теперь пойдемте дальше.

Вообще, трудность, связанная с качеством преподавания, научения в самом широком смысле – трудность извечная. Прогресс может проявляться где угодно, только не здесь. Скорее, возможны отдельные удачи, в любом отрезке исторического времени и на каждом участке географического пространства. Говорить же о какой-то преемственности, скапливании воспитательской традиции нельзя. Допустим, в наши дни родитель, заботящийся о полноте развития собственного дитяти, выдвигает такую программу: идем в Третьяковскую галерею, а на обратном пути заходим в «Макдоналдс». Что получается? Сначала ребенок, весь в мыслях о бигмаке и картошке фри, понуро влечется из одного художественного зала в другой, после чего, оказавшись наконец в закусочной, жрет вожделенные продукты с выпученными глазами. Папа с мамой при этом блаженствуют: таки приобщили чадо к прекрасному.

Согласен, между «Явлением Христа народу» и замучиванием насмерть дворовой кошки – пропасть. Другое дело, что «Явлением» кормят насильно и оно почти не переваривается, а истязание братьев наших меньших, эксперименты со спичками, подворовывание денег и прочие ужасы (в кавычках, равно как и без них) – явления, имманентные определенному возрасту. Крайности по отношению к подобным вещам, типа полного игнорирования или ожесточенной с ними борьбы, чреваты результатами с точки зрения клинического обществоведения впечатляющими. Ментальное содержимое детей чаще всего остается тайной за семью печатями. Опять же, первый пример, который приходит в голову, беру из личного опыта.

Обязанности дежурного по классу состоят из нескольких актов казарменного формализма. В частности, дежурный должен проветрить помещение, подравнять парты, собрать валяющиеся под ними бумажки, проверить – мокрая ли тряпка для стирания с доски и так далее. Все перечисленное возможно при условии, что остальные учащиеся проведут время перемены вне класса. То есть дежурный плюс ко всему прочему должен еще и выставить остальных за дверь. Когда настало мое дежурство, я столкнулся с несколькими уе… или, ладно, скажем так, «несознательными учащимися». Почти все они имели уважительные причины на то, чтобы задержаться в классе, и от них в конце концов удалось избавиться. Но один из них оказался особенно тяжелым, так сказать, в общении. Пришлось перевести общение в область дипломатии, стремящейся к нулю. По сути, вышла драка. Вопрос только не в том – ЧТО произошло. Вопрос в том – КАК это происходило. Мой соперник, видимо, хотел покуражиться, интуитивно чувствуя: где ум большой – там силы нет. Он пренебрег роковым для себя нюансом. При всем уме, таланте и начитанности я был серьезно недовоспитанным ребенком. Мальчиком с полностью отсутствующим уличным образованием, тотально рафинированным, былинным . Образно выражаясь, являлся «мыслящим тростником» или форменно диким – суть одно и то же.

Как вы думаете? Подобного рода мальчик… Как бы он вот… э-э… ну, допустим. Что бы он стал делать? Стал бы он пинаться?.. Или повалил бы врага на пол? Или внутренний аристократизм сподвиг бы его на серию пощечин? Может, он сам бы убежал из класса – весь в слезах и соплях? Не знаете?..

Я тоже не знал. То, что я сделал, – есть акт исключительно зоологический. Акт вне разумения и за пределами относительности. Как у зверей, которые о смерти не ведают, но все равно умирают.

Утопая в слепой ярости, я безмолвно ухватился двумя руками за щеки противника и что есть силы начал отрывать их!! Продолжалось это примерно минуту – то есть сравнительно вечность. Привлеченные душераздирающими воплями, в класс залетели ученики и учителя. Кошмар! Нас разняли. Визги! Разлетающиеся пуговицы. Моя прическа испорчена. Физиономия врага на глазах покрывается чернеющими пятнами. Что произошло?!! Признавайтесь! Драка?!!

Придурки! Какая драка?! Просто на минутку вернулась эра мезозоя. Чего не случается в детстве…

Чаще всего в детстве случаются издевательства. Скажем, игрушки разламывают, желая увидеть внутренности. С живыми существами – сложнее и тоньше. Тут осуществляются своеобразные подступы к взрослым порокам, к неосязаемому вожделению. Повыкручивать руки, посворачивать шею, послушать пищание, отнять чего-нибудь. Потом вроде отдать, но лишь для того, чтобы снова отнять, послушать пищание. И все – в таком полубессознательном чувстве, влечении каком-то. Пока кто-нибудь из проходящих мимо вдруг не пройдет мимо, да не остановится, да и не гаркнет заправским судьей (чаще всего баба страшная, с хозяйственной сумкой):

– Нет, вы это что такое делаете, я говорю!!! А?!! Я кому сказала?!! Вот я сейчас родителям твоим!.. Зачем вы его мучаете?! Что «просто так»?! Что «просто так»?! А если я вот сейчас возьму тебя просто так, да помучаю?! А?.. Что «не надо»?! «Не надо»… Нет, надо!!