Сергей Кравченко - Кривая империя. Книга 2 Страница 7

Путь был открыт. Убив по-быстрому двоюродного брата Владимира, последнего претендента на престол, Иван напал на Новгород. Такая уж традиция была в его роду. Повод подобрали неплохой: будто бы Новгород хотел «зайти за Сигизмунда-Августа...» Ну, то есть, как бы сняться с места с волостями и посадами, направить Волхов по новому руслу — в Вислу, здания перебросить в Польшу по воздуху, плодородный слой родной земли вывезти на телегах, самим следовать пешим строем...

О таковых злых намерениях и бумажка соответствующая сыскалась. Так что Новгород казнь заслужил. Но резать православных царь начал загодя, от своего порога, с Тверских земель. Царские войска шли медленно: жгли и грабили, с особым садизмом казнили встречных и поперечных. Чтобы из Новгорода от такого ужаса не ушел ни один человек, заранее послали туда опричную гвардию для осады. Опричники, в основном из ублюдков, «детей боярских», по дороге опечатали все монастырское имущество; всех монахов забрали с собой в Новгород — ровным счетом 500 человек. Там до приезда царя развлекались поркой черноризцев по графику. Новгородцы оторопело смотрели на это. Тут привозные попы стали кончаться. Похватали всех местных и стали нещадно пороть — «править» с них по 20 целковых. Кто-то из умных партийцев догадался, что главные бабки лежат не у попов, а у купцов. Тогда перехватали вообще всех «лучших» новгородцев, рассадили их под стражу, подвалы и лабазы с добром опечатали. Стали ждать государя...

Чувствуете школу? Видите, как четко работает Имперская Теория? Никто ничего за пазуху не кладет. Монастыри и склады без приказа не грабят, а «печатают». Ждут пахана! По двадцатке вышибают на чай и водку? — так это святое, уставом Партии разрешается. Да и не казнь это вовсе, не наказание. А так, щекотка. Но вот 2 января 1570 года приезжает Грозный с сыном Иваном и 1 500 стрельцами. На другой день — первый указ. Этих, которых пороли в шутку, теперь бить палками насмерть, невзирая на чины. Трупы равномерно развозить по монастырям, пусть сами хоронят.

Потом царь-батюшка отправился помолиться к святой Софии. На мосту через Волхов его встретил с крестом владыка Пимен. Иван к кресту подходить не захотел, обозвал владыку волком, хищником, губителем и досадителем. «А теперь, — говорит, — святой отец, иди и служи обедню, а мы послушаем». После обедни пошли к владыке покушать, чинно сели за стол. Стали есть, пить, хозяина славить. Потом, по опричному обычаю, на самом интересном месте обеда, царь вдруг завопил диким голосом. Это был наигранный прикол, — еще от святой Ольги. Пьянь опричная сорвалась с мест и кинулась грабить, рвать, хватать и бить все, что попадалось под руки. Ободранного, окровавленного попа посадили в кутузку на две деньги кормовых в сутки.

На другой день занялись главным, из-за чего собственно и ехали. Стали суд судить. Вот сидит Император, вот — сын его Иван, вот — ребята рукава закатывают. Выводят врагов народа. Медленно, дотошно рвут на них мясо, жгут фирменной «составною мудростию огненной» и обыкновенным отечественным «поджаром». Тех, кто признается в измене Родине, приговаривают к смерти. Тех, кто не признается, то есть самых упорных врагов, приговаривают к ней же. Осужденных, то есть всех, партиями привязывают к саням и волокут к реке. Сами эти гады уже и идти не могут. Там их кидают в воду с моста. Членов семей врагов народа вяжут по рукам и ногам и топят следом. Младенцев привязывают к матерям — не разлучать же их — и топят вместе. По реке деловито плавают лодки с опричниками. Эти добрые люди кольями и баграми добивают самых выносливых пловцов. Судебная машина работает, как часы, ровно пять недель. Волхов едва успевает сплавлять трупы.

Потом гости дорогие поехали отдохнуть по окрестным монастырям. Сожгли их все. Сожгли все зерновые и соломенные запасы, все недвижимое и неподъемное имущество, угнали всю ходячую скотину, вырезали всю, не желавшую идти. Вернулись в Новгород. Стали наводить порядок: жечь все склады, лавки, дома. Приказ главнокомандующего был такой: все сровнять с землей. Не разрешается оставлять невыломанные окна и двери.

Далее летучие отряды эсэсовцев были отправлены по волостям на 250 верст в округе, задача та же. Еще протянули кое-как шесть недель. Потом Иоанн Васильевич устал и 13 февраля велел поставить пред собой, как лист перед травой, лучших новгородцев со всех посадов, концов и улиц. Где их было взять, лучших? Лучшие как раз миновали Ладогу, резво прохлюпали по Неве и проходили траверз Васильевского острова в будущей столице будущей Империи No2. Спешили выплыть в Балтийское море до полного ледостава...

Да, а почему это в январе-феврале реки не замерзли? — Значит, была теплая зима. По таким вот летописным мелочам наши синоптики и составляют теперь карту многолетних наблюдений за погодой родной страны...

Ну, насобирали лучших из худших, поставили пред царем. Лучшие приготовились умереть. Но сказал государь таковы милостивые слова: «Жители Великого Новгорода, оставшиеся в живых! Молите Господа Бога, пречистую его матерь и всех святых о нашем благочестивом царском державстве, о детях моих благоверных, царевичах Иване и Федоре, о всем нашем христолюбивом воинстве, чтобы Господь Бог даровал нам победу и одоление на всех видимых и невидимых врагов». Тут царь пустился проклинать владыку Пимена и всех пострадавших, стал валить на них случившийся беспредел. «А вы об этом теперь не скорбите, живите в Новгороде благодарно», — успокоил он великих новгородцев, которые и в огне не горят, и в воде не тонут. Тут же царь и отъехал восвояси. Весь остаток врагов он прихватил с собой и велел приберечь их в Александровой слободе про запас.

Теперь путь беспокойного монарха лежал на Псков. Этот город всегда был с Новгородом в предосудительной близости, «не разъяснить» его было нельзя. Псковичи, зная об участи соседей, решили встретить государя достойно: оделись в белое, помолились, вышли как один с детьми и женами и выстроились каждый перед своим домом. Отцы семейств держали на подносах хлеб-соль. Вот появилась колонна царского войска. Псковичи волной стали валиться в ноги батюшке. Обрадованный примерным поведением псковичей, царь пробыл у них недолго: ограбил только церкви — от казны до нательных крестов и крестильных пеленок, монастыри вычистил до основания, привычно забрал колокола и другую мелочь, имущество псковских граждан всех сословий.

Теперь, действительно, пора было домой.

Сразу по приезде в белокаменную занялись правосудием. В Новгороде и Пскове дело происходило как бы на войне, в походе. А тут уже все оформлялось по закону, велось «сыскное изменное дело». Нужно было обнаружить в новгородском заговоре московский след: в пирамиде тревожно пульсировали красные огоньки горячих фишек.

18 августа 1570 года на кремлевскую площадь вывели более 300 осужденных. Москвичи в ужасе попрятались по домам. Грозный не хотел лишать казнь элемента назидательности и велел опричникам сгонять народ. Успокоив верных москвичей, что их не тронут, царь открыл действие. Приговоры для привозных новгородских злодеев были достаточно милостивы: изменников духовного звания во главе с главным гадом, новгородским владыкой Пименом, разослали по дальним монастырям, 180 человек простили вовсе, чтобы оттенить тяжесть преступлений московских заговорщиков.

А тут уж погуляли вовсю. Царь самолично ездил между подвешенными за ноги преступниками и бил их насквозь своим знаменитым заостренным посохом. Около двух сотен князей, бояр, их придворных сообщников сложили головы на плахе. Особый изюм состоялся вокруг надоевших фаворитов. Для избранных в кремлевских подвалах был устроен торжественный прием. Князя Вяземского медленно запытали до смерти. Царь жадно наблюдал за судорогами любимца. Была у царя и сердечная забота о воспитании сыновей. Поэтому казнь Алексея Басманова — главного из главных — он поручил своему малому сыну Федору. Будущий царь Федор Иоаннович брезгливо ворочал топором...

Что сделали с лупатой подстилкой царевой, Федькой Басмановым, Писец записать постеснялся. Известно только, что Федю сначала попросили активно поучаствовать в казнях: палачей не хватало. Напрасно суетился Басманов у плах и виселиц, напрасно гнал с глаз видение растерзанного отца. Вечером трудного дня 18 августа пришла и его очередь...

Ужас новгородский не прошел даром для национального здоровья. Через год после государева наезда, 25 мая 1571 года, случился в Новгороде Переполох. Вы думаете, переполох бывает только в женских общежитиях, когда «на побывку едет молодой моряк»? Нет. Переполох — это не бабья суета в бигудях и губной помаде, это намного страшнее. Переполох — это дикое, космическое явление, ужаснее полтергейста, красочнее гибели Помпеи, назидательней падения Вавилонской башни. Потому что Переполох происходит не в окружающей среде, а в душах человеческих.