Павел Маляревский - Модель инженера Драницина Страница 7

— А вы думаете — уедете, — желчно проскрипел кооператор. — Шиш на постном масле. Много захотели, с одного раза сесть. Я, знаете, шестые сутки дежурю. Спать разучился. Контрольные цифры с квартальными отчетами путаю. А вы — уе-е-дем.

Высокий военный вышел из кабинета.

— Ну как дела?— спросил коротыш.

— Прекрасно, — усмехнулся военный.

Коротыш оглянулся и приглушенно спросил:

— Никаких подозрений...

— Никаких. Обещал устроить.

— Сговариваются, — оживленно прошептала Зиночка, указывая пальцем на военных.

— Значит, выгорело.

Часы показывали пять минут пятого по московскому времени.

Высокий военный скрылся и через минуту вернулся, держа в руках билеты.

— Второй вагон, — торжествующе сказал он.

Коротыш довольно улыбнулся, но сразу же спрятал улыбку.

— А вдруг не соседнее купе.

— Там увидим, — бодро произнес высокий и громко крикнул:

— Носильщик!

У вокзала уже стоял состав, холодно поблескивая зеркальными стеклами международных вагонов.

Маленький японец в светлом костюме и мягких туфлях гулял по перрону. Иностранка в пижаме выглянула и скрылась. Проводник проверил билеты:

— Пожалуйте.

Прошли, расположились в двухместном купе. Захлопнув дверь, посмотрели друг на друга и беззвучно рассмеялись.

— Вот его фотография, — промолвил коротыш, — взгляни.

— Это бесполезно, — отмахнулся высокий. — Он едет загримированный. Хорошо, что Семен описал его приметы. Не забудь, он слегка картавит. Этого не загримируешь.

И снова тихо засмеялись.

— Выйдем. Надо знакомиться.

Инженер Драницин ехал в соседнем купе. Эти дни он жил словно в тумане. Все было необычайно, начиная с незнакомой бритой физиономии, кончая тем, что он, Сергей Васильевич Драницин, должен тайно ехать в Москву, что за него борются. От всего этого было и горько и, временами, как-то радостно. Вместе с ним ехал агент. Это был милейший человек. Он был в курсе всех дел и под вечер, разговорившись, не удержался и упрекнул Драницина.

— Экий вы индивидуалист, не пожелали идти в лабораторию. Вот видите, каша какая заварилась.

Инженер смущенно молчал.

Когда поезд отошел от Градовска, инженер пошел в вагон-ресторан.

Сел за столик. Неподалеку расположились двое военных: один высокий и в очках, на груди виднелся орден Красного Знамени, другой крепкий коротыш, равнодушно сосавший мундштук толстой папироски.

Инженер взял карту[5], просмотрел ее и, окликнув официанта, сказал:

— Принесите, пожалуйста, пару котлет с горошком.

Он слегка картавил.

Высокий военный удовлетворенно усмехнулся и уронил еле слышно:

— Он.

Коротыш поднялся, ушел.

Глава VIII

ПРОИСШЕСТВИЕ НА ПЕРЕГОНЕ ГРАДОВСК—АНДРЕЕВКА

В вагоне номер два спят.

Но вот из купе выходит высокий военный, он без фуражки, в подтяжках, на ногах мягкие туфли.

— Скажите, когда мы будем на станции Андреевка, — спрашивает он, заглянув к проводнику.

Проводник вскакивает с койки, достает справочник, ищет станцию. Военный садится на койку и задумчиво пускает клубы дыма.

— Курите, — предлагает он проводнику.

Проводник не отказывается. Он с наслаждением затягивается дорогой папиросой.

— В Андреевке будем через два часа пятьдесят минут, — говорит он.

— Так, так — повторяет военный. — Спасибо, пойду спать. Вы меня, пожалуйста, в Андреевке разбудите. — Он встает и, шаркая туфлями, уходит.

Странно, почему у проводника кружится голова?

— Неужели заболел, — думает он, делая последнюю затяжку.

Однотонно стучат колеса. Проводник бессмысленно смотрит на фонарь, стоящий на столе. Фонарь качается и плывет, а вслед за ним плывет стена, раскачивается потолок. Он хочет встать и не может, руки и ноги не слушаются. В ушах звенит.

Однотонно стучат колеса.

Проводник тяжело валится на койку и засыпает глубоким нездоровым сном.

Приоткрывается дверь, высокий человек подкрадывается к койке, склоняется над спящим, окликает его. Проводник не слышит. Человек улыбается и шепчет: «Готов».

А в купе номер три коренастый коротыш, засучив рукава, с осторожностью, которую трудно предположить в этом человеке, занимается странным делом.

Небольшое сверло бесшумно сверлит стенку купе.

— Готово? — спрашивает высокий военный, закрывая за собой дверь.

Коротыш утвердительно кивает и достает из открытого чемодана небольшой баллон с резиновой трубкой. Трубка вставляется в отверстие. Открывается маленький эбонитовый кран. В купе слышен сладковатый запах хлороформа.

— Вставляй глубже, — шепчет высокий.

Через минуту баллон пуст.

Высокий небольшим сверлом дырявит стену. Один, два, десять отверстий. Каждое затыкается маленькой пробкой.

— Можно начинать, — шепчет коротыш.

— Через час десять минут — Андреевка, — отвечает высокий, глядя на часы. — Надо торопиться.

Маленькая пилка беззвучно режет стенку купе, соединяя чуть заметные отверстия сплошной линией. Зажав носы платками оба тяжело наваливаются на стенку, она скрипит и, качнувшись, с легким треском падает. Высокий военный пролезает в соседнее купе. На верхней койке, широко раскинув руки, лежит агент, а внизу, укрывшись с головой одеялом, тяжелым нездоровым сном спит Драницин. Коротыш открывает окно. Приторный запах хлороформа уплывает на улицу. Высокий военный достает из кармана две веревки. Быстро связывает агента. А коротыш тем временем обыскивает чемоданы.

— Есть, — шепчет он, — вот она.

Оба смотрят на небольшой стандартный чемодан. Под ручкой металлическая пластинка с надписью СВД, а внутри на темной обивке, тускло поблескивая медью и никелем деталей, лежит странной конструкции аппарат.

— Это она, — торжествующе роняет высокий.

А коротыш, скользнув взглядом по дивану, видит, что в углу лежат карманные часы. Осторожно оглядываясь на высокого, он быстро берет их.

В это время высокий оборачивается.

— Ты что, — приглушенно говорит он. — Опять за старое. Разве не помнишь условие — ничего не брать, кроме чемодана.

— Да я... — растерянно говорит коротыш.

Высокий резко ударяет по руке своего компаньона. Часы падают.

— Так-то лучше, — говорит высокий, — собирайся. Осталось двадцать минут. — Коротыш, виновато улыбаясь, закрывает чемодан, обвязывает его ремнем. Ни он, ни высокий не заметили, что часы упали внутрь чемодана.

Поезд шел медленно. Был подъем.

Высокий наклонился к окну и, не открывая занавески, в щелку вглядывался в ночную тьму. Казалось, он чего-то ждал, к чему-то прислушивался. Вдали неожиданно мелькнули две огненные точки и погасли.

— Здесь, — прошептал высокий. — Слушай.

Оба прильнули к занавескам.

Где-то впереди раздался глухой взрыв.

— Петарды, — вздрогнул машинист и рука повернула рычаг тормоза. Состав качнулся. Паровоз еще тащился по инерции. С каждым оборотом все медленнее вертелись колеса.

— Вот чертовы дети, — выругался машинист, спрыгивая на землю, — сигналы выставят и путают. Видно, путь перебирали.

Ночь была темная.

— Ничего не пойму, — зябко поеживаясь отвечал помощник. — Пойду посмотрю. А это, верно, с вечера забыли. Работали и оставили. Тронемся полегоньку, а там увидим.

Поезд медленно пошел вперед. Дорога была исправна. За поворотом вдали зеленым глазком вздрагивал семафор и светились редкие огоньки далекой станции.

А через кустарник, в сторону от полотна пробирались двое. У человека ныла рука. Он неловко повернул ее, спуская в окно инженера. И теперь тупая боль ломила предплечье. За плечами неподвижно лежал инженер. Идти было тяжело. Рядом, размахивая чемоданом, бежал коротыш. В стороне приглушенно прогудела автомобильная сирена и совсем недалеко вспыхнули и погасли лучи фонарей.

— Здесь, — облегченно вздохнул высокий.

Вышли на проселочную дорогу. Коротыш пронзительно свистнул. Навстречу выскочил человек в кожаном пальто и шлеме.

— Жду.

Помог дотащить инженера. Хлопнула дверца, и автомобиль, подпрыгивая на ухабах, быстро понесся по дороге.

Машина шла хорошо.

Бессонная ночь и волнение сделали свое дело, коротыш незаметно задремал. В утомленном сознании тяжело возникали и вновь проходили путаные обрывки пережитого.

Начальник станции, размахивая сверлом, кричал что-то кассиру. Человек в противогазе сидел за столиком в вагоне и ему вместо котлеты официант подавал часы, точно такие же, как у инженера. Глухо рвались петарды и кто-то однотонно кричал: «держи его, держи его».

Машина шла хорошо. Сильный толчок заставил его проснуться. Он огляделся. Сбоку недвижно лежал инженер. Дверцы открылись и жалобно постанывали.