Медвежий душ - Наум Давыдович Лабковский Страница 7

Вид из танка

По крутой деревянной лестнице я поднялся на вышку, где разместился пульт управления танкодромом. За покрытыми изморозью окнами раскинулась снежная равнина с холмами, рвами, искусственным бродом и «минным полем».

По равнине ползут средние танки. Перед вышкой «старт» и «финиш», как на легкоатлетических соревнованиях, — четыре беговые дорожки, с которых танки начинают свои упражнения и где они финишируют.

За окнами тридцать градусов мороза, а внутри вышки благодатное тепло. Командир танкового взвода руководит занятиями на танкодроме. Перед ним лежат четыре хронометра. Каждый отмечает время одного танка. Микрофон и динамик дают ему возможность беседовать с экипажем любого из танков, движущихся в поле.

Отрабатывается упражнение по вождению. Преодоление минного прохода, колейного моста, поворот на подъеме, спуск с крутой горки, переход через брод.

На старт выходят два танка. Похожие, как два родных брата. И водители в танковых комбинезонах — как два родных брата.

Получив задание, они собираются спуститься вниз, как вдруг мне приходит в голову отчаянная мысль:

«А нельзя ли и мне на минное поле? Страсть как хочется на крутую горку…»

— Вообще-то, может, и не положено, но как не уважить товарища писателя!

И вот я сижу в танке. На месте наводчика. Вокруг меня рукоятки, прицелы, несметное количество металлических выступов, специально созданных для того, чтобы непосвященный человек стукался о них при каждом повороте. Металл, от которого пышет тридцатиградусным морозом. Наконец вся эта гора мерзлого металла взревела и, дрогнув, тронулась в путь.

Я преодолевал минные поля, я переходил реку вброд, водитель выжимал предельную скорость, чтоб уложиться в норму. Меня швыряло вверх, вниз, вправо, влево. Наконец мы примчались к финишу. Вылез я из люка, еле ворочая заледеневшим языком, белый от головокружения, синий от синяков.

— Как наше время? — с трудом удалось мне спросить у командира взвода. Он взглянул на хронометры.

— Молодцы, ребята, — сказал он. — Показали сверхотличное время.

Я стал делиться впечатлениями от боевого выезда. Я все время смотрел в прицел орудия. И я всю дорогу видел перед собой белое поле, на котором четко вырисовывались деления и цифры, как на мишени.

— И это все, что вы видели? — настороженно спросили танкисты.

— Все! — гордо отвечал я.

Тогда один из молодцов побежал вниз к своему танку. И потом, когда он снова поднялся на вышку, густо покраснел.

— Вы уж меня извините, — сказал он. — Но я забыл опустить ствол орудия, так что вы, товарищ писатель, как бы это сказать, чтобы было поточнее, ровно ничего не видели.

Я поглядел на него и не обиделся, я все понял: танкист-молодец забыл опустить орудие неспроста. Танкодром — штука военная. Не все можно здесь видеть невоенному человеку, даже если он писатель.

А из увиденного не все можно рассказывать. Поэтому здесь мне придется прервать свой рассказ о том, как я был моторизованным пехотинцем. Могу сказать лишь одно: современная пехота это вам не прежняя. Изучает математику и баллистику, передвигается на бронетранспортерах, стреляет из сверхметких орудий, водит сверхмощные танки, учится, веселится, и единственно, чего она не делает — не пылит. Теперь, оказывается, пехоте это не положено.

Как я научился читать по-польски

С тех пор, как я стал переводить с польского, знакомые относятся ко мне с повышенным интересом.

Некая дама потребовала, чтобы я открыл ей правду.

— Не возражайте, мне все известно! — таинственно сказала она. — Я слышала, что любовь — сильное чувство, но не предполагала, что до такой степени. Ах, боже мой! Влюбиться в прекрасную польку, которая не знает ни слова по-русски, и, чтобы объясниться ей в любви, выучить весь польский язык! Это героизм!

Начальник отдела кадров перехватил меня в коридоре редакции.

— В анкете у тебя ничего не сказано о польском происхождении, — ласково сказал он, — зайди для уточнения.

Некий поэт заманил меня в бар Дома литераторов и, угостив коньяком, решительно заявил:

— Не будь гадом, дай телефон негра.

— Какого негра?

— Ну того поляка, который делает тебе подстрочные переводы.

В результате всех этих кривотолков я решил чистосердечно рассказать о том, как я научился читать по-польски.

На самом деле все происходило так: несколько лет назад в Варшаве я познакомился в отеле с одним польским инженером. Две недели мы бойко беседовали с ним при помощи отдельных немецких и французских фраз, завалявшихся у нас в памяти со школьных времен. Поскольку каждый из нас понимал далеко не все из того, что говорил собеседник, мы остались самого лучшего мнения друг о друге и, расставаясь, обменялись адресами.

Я возвратился в Москву и через некоторое время получил письмо из Польши. Написано оно было по-польски. Я оказался в сложной ситуации. Надо отвечать, иначе инженер подумает обо мне бог знает что. Однако чтобы ответить, нужно знать содержимое письма.

Приятель, которому я рассказал о своем затруднении, снисходительно хлопнул меня по плечу.

— Есть из-за чего расстраиваться! Польский язык очень легкий, в нем, собственно, и понимать нечего. Дай сюда письмо, я тебе переведу…

Видимо, за время нашей разлуки мой польский знакомый успел переменить профессию, ибо он сообщал в письме, что занимается доением коз в окрестностях горы Гевонт. Далее он уведомлял, что его жена недавно осталась вдовой, но что он лично не присутствовал на своих похоронах, так как находился в командировке. Письмо заканчивалось сообщением о состоянии жены. Она чувствует себя хорошо, но, к сожалению, не дает моему приятелю спокойно работать, так как ночи напролет кричит: «Уа! Уа!»

Все это меня очень огорчило. Сколько несчастий свалилось на этого симпатичного человека! На всякий случай я решил дать прочитать письмо еще кому-нибудь.

В редакции нашелся товарищ, который неплохо читал по-польски. Он взял в руки письмо и начал корчиться от смеха.

— Мировой мужик! — воскликнул он, хлопнув себя по бокам. — Великолепный юморист! Представляешь себе: дома у него живет старый козел по имени Гевонт. Как-то из хлева донеслись странные крики: «Уа! Уа!»… И что ты думаешь?! Оказалось, что Гевонт вовсе не был козлом. Он был обыкновенной козой, Об этом свидетельствовала крохотная козочка, только что появившаяся на свет… Какой неожиданный поворот сюжета, а? Дай мне эту штучку, мы ее напечатаем. Читатели полопаются от смеха.

Мне показалось, что в первом переводе история козы выглядела иначе. Я решил это проверить. Мой сосед, поляк по происхождению, уже сорок лет безвыездно проживающий в Москве, охотно согласился перевести письмо. Вот что, оказывается, было в нем написано:

«Дорогой друг! Ура! Ура! Я защитил докторскую диссертацию на тему о том, как в сигаретах «Гевонт» никотин