Сергей Козлов - Байки офицерского кафе Страница 8

Даже после этого он не оставил привычки руководить посадкой на остановках и поэтому входил в салон последним, как истинный джентльмен. Несмотря ни на какое Митькино джентльменство, встреча эта на задней платформе мне не сулила ничего хорошего. Троллейбуса не было давно, поэтому он шел битком набитым. Это обеспечивало хоть какую-то безопасность. Но на следующей остановке стало свободнее. Я сообразил, что если и на следующей выйдет больше людей, чем войдет, то мы с Митрофановым столкнемся нос к носу. Надо было как-то выбираться, тем более, что из разговоров МВДшников стало ясно, что они на следующей сходят, и прятаться мне будет негде. Я постарался протиснуться к центральному выходу, но тут передо мной возникла необъятных размеров тетка. Ей тоже нужно было к центральному. Беда была в том, что она строго соответствовала ширине прохода, поэтому двигалась она подобно поршню. Я за ней шел, как по Бродвею. Если бы не она, я бы смешался с толпой. Но благодаря ей толпа просто перестала существовать в моей половине троллейбуса. Я задергался и попытался как-то обогнать тетку, но не тут-то было. Я попробовал с другой стороны и тут отчетливо услышал голос Митрофанова: «Да не торопись, ё, успеешь!». Душа и внутренние органы мои вмиг похолодели и, вывалившись через анус, покатились обратно на заднюю площадку, прямо под ноги Митрофанову. Слава Богу! Тетка, наконец, протиснулась к двери, и я вместе с ней вышел не оборачиваясь. Вышел в полной уверенности, что попался. А и хрен с ним, подумал я. Если попался, то уж хоть оттянусь по полной перед гауптвахтой. Чем мы сразу и занялись с моей безудержной пассией. С тяжелым сердцем я шел в училище, но там меня никто не искал. Хитрый Митька припас это дело на сладкое, подумал я. Коррида будет на разводе перед занятиями. Но Митрофанов там и вовсе не появился. К концу дня я, оставаясь внешне спокойным, внутренне весь измаялся. Но, даже столкнувшись со мной на кафедре тактики, полковник Митрофанов ни словом не обмолвился по поводу нашей вчерашней поездки. Не заметил, подумал я. И Слава Богу!

Когда я рассказал однокурсникам свою историю, они сказали, что данный случай можно записать как хрестоматийный пример четких действий разведчика при отрыве от наружного наблюдения. Они-то понимали, что такая удача выпадает не часто.

Начальник патруля полковник Ашихмин

Полковник Ашихмин, заместитель начальника Воздушно-десантного училища по учебной части, был десантник со стажем. Рассказывали, что он еще перед войной закончил полковую школу, а надо сказать, что сержантов тогда готовить умели. Не знаю, кем он воевал в Отечественную, но имел боевые ордена. Несмотря на скромный рост, характер в нем был мужской и с избытком. Боялись его и курсанты, и офицеры. Вымещали свой страх, подшучивая у Ашихмина за спиной. Дед, так называли его за глаза, был отменным строевиком, но голоса, чтобы командовать на огромном училищном плацу, у него не хватало. Поэтому он всегда на построениях училища пользовался мегафоном. Выглядело это довольно комично, когда маленький Ашихмин, затянутый в портупею, краснея и приседая от натуги, командовал: «Ровняйсь! Смирно!», а после этого резко нагибался, клал на плац мегафон и, вскинув руку к козырьку, начинал рубить строевым от пояса под прямым углом. В это время на встречу этому образчику офицерской выправки и рвения шел в «пьяных» брюках почти двухметрового роста генерал Чекризов, эдакий небрежный сибарит.

Поскольку Дед в конце концов очень привык к мегафону, острословы из числа офицеров придумали шутку:

— Слышали, ё, полковник Ашихмин вышел в отставку?

— Да?

— Да! Уволили, но с правом ношения… мегафона.

Однако, несмотря на шутки, он был довольно крепок и как-то даже показывал молодым курсантам, как надо правильно держать уголок на брусьях. И это в кителе и сапогах.

Полковник Ашихмин имел характер неугомонный и вмешивался во многие дела, которые требовали, по его мнению, его жесткой руки. В связи с этим однажды произошел такой случай.

Обходя территорию училища, он обнаружил на заборе за казармой девятой роты черные следы от сапог — явные следы нарушения границы территории училища. Решив про себя, что только он способен отловить нарушителей воинской дисциплины, Ашихмин спрятался за угол здания и стал ждать. Скоро терпение его было вознаграждено, поскольку место это из-за интенсивного использования называлось в курсантском фольклоре «граница не знает покоя». Над трехметровым забором, который по всей длине венчали заточенные металлические пруты арматуры, появилась любопытная голова курсанта первого курса девятой роты Руслана Рауцкого. Убедившись в том, что «противник» отсутствует, курсант перебрался на сторону училища, но с забора еще слезть не успел, как из засады вышел полковник Ашихмин, полагая, что «птичка попалась в силки». Будучи уверен, что курсанту деться некуда, Дед решил поиздеваться.

— Начальник пОтруля полковник Ошихмин, — представился он, характерно окая, и отдал курсанту честь.

— Продолжайте нести службу, товарищ полковник! — скомандовал с забора курсант, отдал честь и был таков.

Дед, несмотря на свою неплохую физическую форму, тягаться с курсантом не мог. После этого случая забор в очередной раз обильно измазали какой-то технической смазкой, а кое-где вмуровали битые бутылки. Но это не могло остановить людей, которых в училище учили преодолевать любые препятствия, включая и столь сурового начальника патруля.

Доброе слово и кошке приятно

«Булдырь» — так на курсантском жаргоне называлась курсантская чайная. Вожделенное место всех обжор. Ассортимент был не столь богат, сколь обширен по содержанию. Молоко, сырковая масса, сметана и кекс, который выпекали тремя слоями толщиной сантиметров десять. После этого торжества желудков оставались столы, залитые молоком, измазанные сметаной и творогом, засыпанные крошками кекса. Кто-то должен был это убирать, и убирать быстро. Поскольку жаждущих вкусить из рук гундосой буфетчицы было предостаточно. Опять же контролировать доступ к прилавку, откуда периодически раздавалось с утрированным французским прононсом: «Дневальный! Кекс неси!», кто-то должен был. Этот кто-то и был наряд по «булдырю». Место из всех нарядов одно из самых сладких, несмотря на «тяготы и лишения», связанные с наведением порядка.

А все потому, что свобода. Относительная, конечно. Всегда можно договориться с напарником и буфетчицей об отлучке на несколько часов. Тут уж тебя никто не хватится.

В один из дней мы с Андрюхой Тарасовым заступили в наряд по «булдырю».

Пережив утренний короткий штурм, мы навели порядок и… Собственно, делать было нечего до обеда. Используя все свое красноречие и мужское обаяние, я уговорил буфетчицу закрыть глаза на мое временное отсутствие.

Торопясь жить в этот период молодости, казалось, глупо терять такую возможность попить пивка… Когда свобода ограничена, любой шанс, должен быть максимально использован. Имей я возможность выхода в город вечером, где свободно и не таясь мог выпить пару кружек пива, стал ли бы я уходить в самоволку из наряда? Но в данном случае я ушел. И как в песне поется: «А мне не пьющему тогда еще, попались пьющие товарищи…».

Нет, конечно, не стоит прикидываться невинной овцой, но по сравнению со слушателями школы МВД, проживавшими в городе, самый отпетый курсант РКПУ был щенком в вопросах злоупотреблений. Поэтому встречу с этой компанией мне пережить удалось с большим трудом.

Кое-как, добравшись в исходный пункт, я упал на полки стеллажа, где и задремал. Но счастье и безмятежный сон мой длились недолго.

Вскоре послышался голос буфетчицы, объявивший, что нас с Тарасом ждут «великие дела» в районе столовой гостиницы для иностранцев. Раньше это была офицерская столовая, но с появлением чернокожих слушателей она приобрела статус валютного ресторана. Нет, там платили рублями, но с российским рылом в черно… кожий ряд не пускали.

Мы с Тарасом должны были там исполнять роль грузчиков. В столовую прибыли гигантские туши коров с чернильным клеймом «1937», видимо убиенных в означенный год. Отрадно, что не только человеки в тот период подлежали расстрелу. Однако нам с Ан-дрюхой радости в том было мало. Какие-то, блин, «стахановцы» выкармливали этих коров, а мы вдвоем должны были таскать их замороженные трупы.

«Папуасской» столовой заведовала супруга заместителя начальника училища полковника Майорова. Опущу совместимость этих двух людей, скажу только, что были они разными.

Супруга виртуозно владела всеми нюансами «великого и могучего русского». Поэтому, увидев, как мы с Тарасом, пользуясь выданными крюками, волочим по земле туши-рекордистки, она взревела всем набором имевшихся в запасе слов. Но и приданный заряд бодрости не усилил нас. Туши были действительно тяжелые. Упоминание нас и наших родителей в недопустимых сравнениях и выражениях продолжилось. В силу вспыльчивости характера, а также душевного томления, вызванного принятыми ранее горячительными напитками, терпеть я это долго не мог. Не прошло и пяти минут, когда я ей ответил на понятном ей языке, рассказав при этом, кто она по своей сути, что я думаю о коровах, которых мы носили, и о ней лично в этой связи, а также указал адрес, куда ей немедленно стоит удалиться, дабы не нервировать автора текста.