Аркадий Аверченко - Шутка Mецената Страница 8

Только чуткий Меценат расслышал:

– Стучат, что ли? Кто там? Входите!

Вошел он… Куколка. Элегантный, дышащий свежестью молодости.

Оглядел всю компанию своими мягкими лучистыми глазами и кротко улыбнулся.

– Я вам помешал, господа? Вы почему-то очень громко смеялись?

– Это я о своем отце рассказывал, – нашелся Телохранитель, – понимаете, он был до того высок ростом, что, когда ему приходилось высморкаться в платок, он на колени становился.

– Как странно, – удивился Куколка. – Зачем же это он так?

– А вот спросите! Глеб Иваныч его звали. Куколка помедлил немного, потом глаза его засияли небесным светом, и он тихо сказал:

– Господа… я, может быть, глуп и неловок, я сам сознаю это… И ненаходчив тоже. Но я сейчас пришел сказать вам, что… таких людей, как вы, я встречаю первый раз в своей жизни!!!

Это горячее восклицание Куколки было так двусмысленно, что все опасливо переглянулись.

– Неужели сорвалось? – испуганно пробормотал Мотылек на ухо Меценату. – Неужели догадался?

– Куколка, – сухо сказал Кузя. – Мы не понимаем – что вы хотите сказать этими словами? Мы такие горячие почитатели вашего чудного таланта…

– Я знаю, знаю! – в экстазе воскликнул Куколка. – Вот поэтому-то я и говорю, что людей, подобных вам, я встречаю впервые в жизни! До встречи и знакомства с вами все другие, даже друзья мои, – только бессмысленно трещали мне в уши, говорили мне хорошие слова, а вы не только обласкали меня, но и сделали для совершенно неизвестного вам человека то, чего не сделал бы и отец родной! Вы мне дали крылья, и я, до сих пор скромно ползавший, как червяк, по пыльной земле, теперь чувствую себя таким сильным, таким… мощным, что кажется мне – несколько взмахов этими сильными новыми крыльями, и я взлечу к самим небесам!!

– Куколка, не улетайте от нас, – сентиментально попросил Новакович.

– О нет! Вы для меня теперь самые родные, и я вас никогда не покину!! Я должен быть около вас, вдыхать, впитывать тот благородный аромат чистой поэзии, который вас окружает и который я буду вдыхать одной грудью с вами. До встречи с вами я был мелок и вял – теперь я будто окреп и вырос! Друзья! Я, конечно, знаю, что в ваших газетных заметках обо мне много дружеского преувеличения, многого я еще не заслужил… Но, друзья! Я сделаю все, чтобы оправдать эти ваши даже преувеличенные надежды на меня! Теперь у меня появился смысл и цель работы, и я клянусь вам, что наступит время, когда вы сами будете гордиться мной, и скажете вы тогда: «Да, это мы поддержали первые робкие шаги Куколки и это благодаря нам он сделался тем человеком, который и свою долю внес в благородный улей русского искусства…» И когда румяный Феб взметнет свою золотую колесницу к солнцу…

– Коньяк-то… дома будете хлестать али куда пойдете? – деловито спросила Анна Матвеевна, незаметно вошедшая во время пылкого монолога Куколки. – Ежели дома, то я послала бы за коньяком… Что было старого запасу – как губки высосали!

– Кальвия Криспинилла! – завопил Мотылек. – Как вы можете говорить о пошлом земном коньяке, когда мы пили сейчас божественный напиток, изливающийся из уст Куколки!..

– Анна Матвеевна! – высокопарно сказал Новакович. – Вы вошли в ту самую минуту, когда, может быть, в мире в муках рождался истинный, Божьей милостью поэт!..

И прозаично докончил шепотом:

– Нет ли у вас сахарцу, многоуважаемая? Я бы пожевал сладенького.

– Бестолковый вы народ, как погляжу я на вас, – проворчала Анна Матвеевна, доставая из кармана горсть сахару и суя в руку Новаковича. – А ты чего, сударь, с ними разговариваешь? Погубят они тебя. Плюнул бы на них да пошел бы прочь, в хорошую чистую компанию.

– Имею честь кланяться, – ласково приветствовал ее Куколка. – Как ваше здоровье, дорогая Анна Матвеевна?

– Здравствуй, здравствуй, голубчик! – благосклонно кивнула ему головой нянька. – Какое там наше старушечье здоровье. С ногами что-то нехорошо. Не то ревматизм, не то что другое.

– Муравьиным спиртом советую натереть, – авторитетно посоветовал Куколка.

– Как приятно видеть, – тонко усмехаясь, сказал Меценат, – сочетание в одном лице Эскулапа с Аполлоном. Куколка, будем пить коньяк?

– Я… собственно, не пью…

– Но выпьете. Выпьем за появление на свет нового поэта, большой успех которого я провижу духовными очами!

– О, как вы все добры ко мне! – чуть не со слезами воскликнул Куколка, поворачиваясь во все стороны. – О, какая сладкая вещь – дружба!

– То-то и оно! Кальвия Криспинилловна – распорядитесь.

– Какая я тебе Кальвия, – огрызнулась старуха. – И то это за человек? В морщинах весь, а ругается.

– Да морщины-то, может, и породили во мне скепсис, мамаша. Будь я такой красавчик, как Куколка… О-о! Тогда бы я покорил весь мир.

Глава VII

мотылек показывает зубы

Когда на столе появился коньяк и закуска, Мотылек первую рюмку выпил за успех Куколки.

– Куколка! – воскликнул Кузя. – Хотите, я научу вас играть в шахматы? Это разовьет точность мысли и способность к комбинациям, что никогда не помешает такому поэту, как вы.

– Да ведь я уже играю в шахматы, – с сияющей улыбкой признался Куколка. – Только плохо.

– «Знаем мы, как вы плохо играете». Новакович дружески посоветовал:

– Куколка, раз вы теперь входите в известность – вам бы сняться нужно. Будете дарить поклонникам свои портреты.

– Да я уже и снялся. Позавчера. У Буассона и Эглер. Они обещали, что портреты будут превосходные.

Все значительно переглянулись, а Меценат одобрил:

– Молодец. Не зевает. Действительно, надо ковать железо, пока горячо. Фрак бы вам тоже нужно. Для публичных выступлений.

– Вчера заказал у Анри. Хороший будет фрак.

– Ну и Куколка же! Вот голова! Обо всем подумал.

– Я и книжку своих стихов собрал, – застенчиво признался Куколка. – Вдруг найдется издатель, ан книжка уже и готова.

– Что это за человек, – чуть не захлебнулся коньяком Мотылек. – Только что-нибудь подумаешь, а он уже все предвидел и все сделал. В одном теле и Аполлон и Наполеон.

– Господа, – воскликнул Меценат. – Я предлагаю устроить пышный праздник коронования Куколки в поэты! Устроим это у меня, и тогда можно будет пригласить и Яблоньку. Я сначала думал снять отдельный кабинет в какой-нибудь таверне, но в таверну Яблонька не пойдет.

– Праздник с Яблонькой?! – пришел в восторг Кузя. – Да это же будет великолепно!

– Кто это – Яблонька? – с любопытством спросил Куколка.

Новакович заметно удивился:

– Яблонька-то? Если вы не знаете Яблоньки – вам не знакома подлинная красота мира, вы не поймете понастоящему смысла в шелесте изумрудной травы, вы не поймете музыки журчания лесного ручья, пения птицы и стрекотания кузнечика – одним словом, в Яблоньке вся красота мира видимого и невидимого…

– Послушайте, Новакович, – радостно сказал Куколка, – да ведь вы тоже поэт!

Раздался общий смех, который окрасил мужественные ланиты Новаковича в ярко-багровый цвет. Он смущенно пробормотал:

– Не обращайте на них внимания, Куколка. Они бывают иногда утомительно глупы. Они ничего не знают.

– Нет, мы многое знаем. Я, например, знаю способ, с помощью которого физическое напряжение мускулов путем перегонки превращается в букет дорогих, привозимых из Ниццы белых роз и гвоздик!

– Кузя! На шкаф посажу!

– Ты меня можешь засунуть даже в карман… Но тогда у тебя в кармане, как говорил один древний мудрец, будет больше ума, чем в голове!

Меценат заинтересовался:

– Да как же это можно, Кузя: перегонять человеческую мускульную силу в цветы?

– Ах, вы не знаете, Меценат? А как вы назовете это, если человек вопреки своим спортивным принципам напяливает на голову черную маску, поступает инкогнито в цирковой чемпионат, кладет на лопатки несколько идиотов, получает за это деньги и вместо того, чтобы сшить себе новый костюм, посылает Яблоньке букет роскошных белых роз в день ее рождения?! Так сказать: цветок цветку.

Новакович сидел, опустив голову, угрюмый, совершенно раздавленный ядовитым рассказом Кузи.

Меценат внимательно глядел на Новаковича и вдруг покачал своей мудрой беспутной седеющей головой. В глазах его на один миг мелькнула чисто отеческая ласка.

– Телохранитель! Я и не знал о твоих подвигах на арене! На кой черт ты это сделал? Превосходно мог бы взять деньги у меня. Тем более – для Яблоньки.

– Вы знаете, Меценат, – тихо сказал Новакович, – я залезаю в ваш карман без всякой церемонии слишком часто и знаю, что вы выше этих пустяков, но я хотел сделать Яблоньке приятное на собственные заработанные деньги.

Кузя захихикал:

– Как заработанные? Как? На этих белоснежных лепестках сверкала не роса, а капли борцовского пота, выдавленного из несчастных «чемпионов Африки и Европы» твоими медвежьими нельсонами…

– Кузя! Ты можешь об этом больше не говорить? – нахмурясь, сказал Новакович.