Светлана Багдерина - Пламя Сердца Земли Страница 8

– Дедушка, а вы как себя чувствуете? – тревожно нахмурился царевич.

– В смысле, плохо или очень плохо? – попытался пошутить старик. – До леса продержусь, не помру, не волнуйся, милый. А там, пока Масдая сушим, глядишь, отлежусь потихоньку, да травку какую поищу, корешок али кору – глядишь, получшает…

Иван вздохнул, недоверчиво покачал головой, но не сказал ничего.

Других вариантов пока просто не было.

Края леса – частого, но прозрачного подлеска, уже потерявшего свою листву – они достигли только вечером, когда почти полностью стемнело, и если бы четверо умрунов внезапным спринтерским рывком не обогнали коней и не схватили их под уздцы, то вся кавалькада наломала бы немало дров.

Дрова на костер, тем не менее, рубить все равно пришлось, но отряд из пятнадцати мощных бойцов справился с этим заданием играючи, и через десять минут на краю леса было навалено столько топливного материала, что с лихвой хватило бы на две ночи, и даже с половиною.

Иван зажег огонь, в который раз вспоминая добрым словом супружницу, научившую его этому нехитрому трюку во время их летнего турне по Забугорью, скользнул взглядом по рядам своих спутников (исключая умрунов, как лиц полностью не заинтересованных) и пришел к довольно предсказуемому выводу, что ужин сегодня готовить придется тоже ему.

Дед Зимарь уже лежал у костра, накрывшись Масдаем, мелко дрожал и тихонько покашливал, а Агафон… Агафон в этот раз даже не сполз – стек со своего кривоногого иноходца сразу же, как только стальная рука умруна остановила удивленного конягу. И теперь специалист по волшебным наукам лежал на траве, едва прикрытой опавшими листьями, и горестно, с надрывом, стонал, проклиная тот день и час, когда на белый свет появился этот конь, это седло, эта степь, дождь, который промочил Масдая, и, наконец, он сам.

Ужин – так ужин…

Царевич порезал хлеб, эстетично разложил на тряпице вяленую конину и конский сыр, выудил из другого заплечного мешка подозрительно хлюпающий, мягкий и истекающий красным мешочек поменьше, осторожно заглянул в него, пришел к выводу, что помидоры, конечно, лучше бы выбросить, но тогда вся их трапеза застрянет поперек горла, и томатам с подмоченной репутацией по этому случаю вышла амнистия.

Закончив приготовления, Иванушка позвал к столу деда, Агафона и, на всякий случай, умрунов, но, к своему удивлению, хоть и не слишком великому, от всех приглашенных получил отказ. Дед Зимарь чувствовал себя совсем неважно и хотел посидеть, а лучше полежать просто так, грея руки у огня; маг агонизировал, и есть ему было некогда, а умрунам еда была просто не нужна, хотя, по настоянию Ивана, они и расположились вокруг костра.

Слегка разочарованный всё же лукоморец пожевал в одиночестве хлеба с сыром, умудрился отгрызть уголок размером с березовый листик от своего куска конины,[21] из соображений гуманности через не могу доел все шесть раздавленных помидоров, запил всё водой из фляги и вдруг пришел к выводу, что если через минуту он не уснет, то через полторы минуты непременно умрет.

Но оставалось сделать еще кое-что.

Вернее, сказать.

– Извините, я должен был сказать это сразу, но как-то не до того было… – проговорил он, обводя взглядом лица своих немногословных стражей, останавливаясь хоть на мгновение на каждом. – Я хочу сказать вам спасибо за то, что вы остановили вовремя наших коней.

Умруны недоуменно нахмурились и переглянулись.

– Не… за… что?.. – неуверенно проговорил в ответ один из них, словно вспоминая сложный, полузабытый урок иностранного языка. И тут же добавил: – Ваше превосходительство.

– Да как это – «не за что»? – удивился Иван, запахивая поплотнее бурку и непроизвольно ежась – то ли от ночного холода, то ли от перешедшего в финальную стадию наступления сна. – Если бы не вы, кони могли поломать деревья и пораниться, и мы тоже… А еще мы не поблагодарили вас за ваше весьма своевременное появление в стане кочевников. Вы спасли всем нам жизнь. Конечно, это звучит чересчур высокопарно… Но это ведь правда! И мы все вам очень благодарны. И я, и дед Зимарь, и… – он поискал глазами, но не нашел вокруг ничего агафоноподобного, но беспокоиться не стал, так как услышал мученический голос, жалобно обращающийся к быстро темнеющим небесам, откуда-то из-за спины старика, с самой земли. – И наш волшебник тоже присоединяется… я уверен… Спасибо вам.

Умруны молчали, сидя неподвижно и глядя на пламя, и лишь шустрые отблески костра метались по их непроницаемым лицам.

Иванушка смутился, подумал, что он что-нибудь не так сказал или обидел их ненароком – кто знает, что может обидеть живых мертвецов, если вообще есть на Белом Свете такая вещь, и, чтобы скрыть неловкость, поспешно проговорил:

– Я видел, в бою с кочевниками вы были ранены… У одного из вас даже… кинжал… – он изобразил инструмент убийства и сам процесс протыкания замысловатым, но неопределенным жестом, пробежал глазами по черным кожаным нагрудникам умрунов, но оружия, оставленного накануне Рашидом в груди его освободителя, видно не было.

Впрочем, как невозможно было сказать, кто, собственно, из них его избавитель – отличить одного умруна от другого было так же просто, как одну каплю воды от другой.

– Может, вам нужна помощь?.. – еще более растерянно закончил царевич. – Если вам нужны бинты… То есть у нас их, по-моему, конечно, нет, но можно что-то придумать, я уверен… Я видел, в мешке была иголка с нитками… Зелеными… Можно зашить раны… Или что вы делаете в таких случаях?..

Умрун слева повернулся к Ивану и задрал разорванный рукав куртки: под ним, от запястья до сгиба локтя, руку прочерчивал четкий, черный, словно нарисованный чернилами, тонкий шрам.

– Это – утрешний след от кинжала кочевника, – ровным голосом проговорил умрун, словно показывал не собственную часть тела, а ствол дерева. – Наши раны затягиваются сами по себе, ваше превосходительство. Остается только такая полоса. Не думайте о нас.

Иванушка поморщился, словно это его руку располосовал нож какого-нибудь Керима или Ильхама, и взглянул умруну в лицо:

– Тогда можете взять нитки, чтобы зашить одежду… Только они всё ещё зеленые…

– Будет исполнено, ваше превосходительство, – отчеканили суровым хором умруны.

– И не называйте меня, пожалуйста, «ваше превосходительство», – покачал головой царевич. – Зовите меня просто Иваном.

– Будет исполнено, ва… Иван.

– Вот так-то лучше, – слабо улыбнулся лукоморец. – Кстати… я всё хотел вас спросить… А как вас зовут?

– «Эй, ты, иди сюда», – без промедления и гораздо более уверенно ответил другой умрун, слева от него. – И добавляют номер того, кого зовут, ва… Иван. Вот видишь: у каждого на рукаве нашит его номер.

– Нет, я не про это, – отмахнулся Иванушка. – Я спрашиваю ваши имена.

– А-а, – понимающе кивнул умрун. – Имена. Меня зовут Первый. Его – Второй. Это вот – Третий. Тот…

– Да нет же! – нетерпеливо замотал головой царевич. – Не цифры! Имена! Я спрашиваю ваши имена, понимаете?.. Вот я, к примеру, Иван. Он – Агафон. Дедушку звать Зимарь. Ковер – Масдай. А вас?

Умрун напрягся, взгляд его стал оловянным, тупым, и он пустым голосом повторил:

– Меня зовут Первый. Его – Второй. Его – Третий. Того…

– Но «Первый» – это не имя, это порядковый номер!..

Он не договорил, пристыжено замолк, вспомнив, что рассказывал ему волшебник о том, как появляются на свет умруны, и, помолчав, осторожно подбирая слова, спросил:

– Ты… не помнишь… кем ты был… до того… как стал… солдатом?..

Умрун наморщил лоб и поджал губы, честно пытаясь припомнить, но через минуту виновато взглянул на лукоморца:

– Нет… Не помню… До того, как я стал гвардейцем его величества царя Костей, не было ничего. Сержант Юркий учил нас, что имена бывают у людей. У умрунов – только номера. Умрун – никто. Он создан, чтобы служить его величеству царю Костей. Наша жизнь – его жизнь.

– Кстати, о царе, – сипло присоединился к разговору дед Зимарь. – Это он приказал вам защищать царевича Ивана?

– Никак нет, – отчеканил Первый, довольный, что ему, наконец-то, задали прямой и понятный вопрос, и удовлетворенно замолк.

Видя, что объяснения не следуют, лукоморец спросил сам:

– А кто?

– Жена его величества царя Костей ее величество царица Елена Прекрасная, Иван, – с готовностью отрапортовал умрун.

– Кто?!..

Умрун повторил.

– Елена Прекрасная?.. – беспомощно переспросил Иванушка, словно всё еще надеялся, что недопонял, или умрун что-то путает. – Елена Прекрасная?.. Но… Она же… Или ее уже тоже… пока мы… то есть, я…

– С чего ты взял, что это именно она? Может, в мире есть несколько Елен с таким прозвищем? – впервые за вечер перестал стонать и высказал резонное предположение маг.

– Может… Не знаю… Но про других я никогда не слышал… – забормотал ошарашенный лукоморец. – А если нет?.. Какое дело неизвестной мне Елене Прекрасной до неизвестного ей меня? Нет, должно быть, это Васина жена! Но если Костей похитил и ее?.. Что же это тогда получается?..