Юлиан Калвер - Мы из стройбата Страница 9

Капитан в серой милицейской форме и стоящий рядом с ним на одной ноге, прижимающий к согнутому колену открытый портфель грузноватый, толстошеий милицейский старшина-сверхсрочник кивнули головами. Старшина – круглой, капитан – узкой и длинной, покрытой немецко-фашистского покроя фуражкой. Лицом капитан был очень похож на плакатного героя с медалью, на этого третьего, в фуражке, только у того, на плакате, как и положено символу, губы были как пампушки, а у него были тонкие, крепко сжатые, опущенными уголками демонстрирующие лёгкое презрение к окружающим.

– Давай его сюда! – шевельнул губами, похожими на двух лежащих друг на друге дождевых червяков, капитан.

– А? Слышал? Бегом в строй! – сфокусировав на Мурчике линзы, закричал лейтенант.

– В какой, – не понял Мурчик, – строй?

– Вон в тот! Покупатель за тобой приехал и формирует команду.

– То ж милиция. В вытрезвитель команду, что ли?

– Не милиция то. Иди!

– А они? – Мурчик огляделся по сторонам, но возле него из тех, кто с ним сюда приехал, лежал только пьяный Прун, – они разве не со мной?

– Не с тобой.

Мурчику вдруг стало одиноко. Даже эти, кроме Васьки Клюева, вообще не знакомые ему парни, с которыми его привезли сюда, на сборный пункт, с которыми они выпили и вроде подружились, оказывались не в его команде.

Он присмотрелся к строю своих будущих сослуживцев и среди всех девяти не увидел ни одного знакомого лица. Он перевёл взгляд в сторону, на плац. Там перед офицерами разных родов войск, стоящими со списками в руках, толпились новобранцы, и после того, как громко назывались их фамилии, они отзывались, собирались в разного размера группы и готовились уехать туда, куда повезёт их «покупатель» – на защиту границ великого и нерушимого Советского Союза.

Нагловатый самоуверенный Игорь сверкал золотым зубом в центре плаца в группе из человек двадцати, сидевших на своих пожитках перед немолодым капитаном, с пушечками в чёрных петлицах и строгим озабоченным лицом, что-то своё доказывающим заместителю начальника сборного пункта, размахивая списками то перед его невозмутимым лицом, то в сторону новобранцев.

Ближе к воротам, в тени здания, среди полутора десятков таких же, как и он, нетрезвых, одетых кто во что гаразд парней, полукольцом улёгшихся на горячем асфальте вокруг сидящего на чьём-то чемодане простоволосого мордатого сержанта с голубыми погонами, лежал возле своего вещмешка пьяненький Васька Клюев. Он с удовольствием ковырялся в носу и увлечённо слушал разглагольствования сержанта, которые тот сдабривал интенсивной жестикуляцией.

«Голубые погоны! Неужели десантура? Во, повезло Ваське!» – с завистью подумал Мурчик.

Все парни, когда их для проформы спрашивали на призывных комиссиях в военкомате, где они хотели бы служить, отвечали, что служить мечтают только в воздушно-десантных войсках. Мурчик не был исключением, но несколько прыжков с парашютом имел только лежащий под лавкой в отключке Прун, и почему в десантниках оказался плюгавый Васька, а не Прун или он сам, Мурчику было непонятно и даже обидно.

Он успокоился, когда голубопогонному сержанту стоящий неподалёку капитан в фуражке с голубым околышем, с длинным, похожим на лицо арабского скакуна лицом, прервав оживлённый весёлый разговор с майором внутренних войск, взмахнув рукой, крикнул:

– Мукосеев!

– …косеев! – долетело до Мурчика.

– Я! – мордатый сержант встал и одел на голову не голубой берет, а пилотку.

«А, всё понятно, это летуны!» – игла зависти выскочила из сердца Мурчика, и он с облегчением отвернулся от авиаторов.

– Кому чухаемся? – блестя позолоченной дужкой на очках и глядя поверх неё в разные стороны, заорал на него косой лейтенант, – почему сидим? Ты привыкай по команде всё делать в мгновенье ока, а не то будешь получать, как сидорова коза. Давай, вставай и иди в строй! Вставай, не стесняйся, тут все свои!

– Что? Что? Что? Я не ослышался? Лейтенант, вы его уговариваете? – скривил загорелое лицо милицейский капитан, уставясь в сторону Мурчика, – а ну ты, вошь колхозная, я засекаю время: вскочил, два прыжка, две секунды, и ты в строю! Время пошло!

Капитан дёрнул правой рукой, обнажая запястье, на которой на дорогом кожаном ремешке блестели часы «Командирские».

– Чего сидишь? Беги к капитану! – ещё ниже наклонил голову к растерявшемуся Мурчику лейтенант.

– Не торопится, – тихо сказал старшина у капитана за спиной.

– Это он напрасно. Да, дядя! Вижу, над тобой надо будет поработать, – крикнул капитан, – ничего, поработаем! Ты у меня скоро будешь бегать, как в жопу раненный мустанг! По потолку! Круглые сутки! Я тебя наклоню. До земли наклоню! Вот, вот так вот, до самой земли! На тебе шкура будет трещать, скот! Две секунды, бегом сюда!

Мурчик с трудом поднялся. Его руки и ноги дрожали и не слушались, в голове гудел мутный Игорев самогон и ещё что-то, он пока не мог понять что, и от этого «что-то» где-то в глубине мозга зарождалась злость. К такому обращению не привык. Это он скот? Почему? Да, такого начала службы он не ждал.

Он был в семье младшим, любимым и долгожданным: его и старшего брата разделяли десять лет. Он рос сам по себе, особо не страдая от родительской опеки. Им было некогда его контролировать – они работали. Отец в шахте, мать – швеёй в ателье. В семье ссоры были обычным делом: отец часто выпивал с многочисленными коллегами по работе, то по поводу ухода кого-то из бригады в отпуск, то по поводу из него прихода, и трёхлитровые «бутыльки» с самогоном шли бесконечной чередой. И хотя мать на него пьяного постоянно кричала: «Скотина! Кровосос!» – и что «он жизнь ей погубил», но когда отец трезвел, они всегда находили общий язык. До следующей скорой отцовой пьянки. Мурчика ссоры обходили стороной – его любили. Хотя родители и на него иногда покрикивали, не без этого, но без злобы, только для порядка, и он рос равным среди равных, понятия не имея, что такое унижение.

И вдруг он узнал. Узнал остро, в один миг. Какой-то вшивый милицейский офицеришка обозвал его скотом, и именно за то, что он как раз и не поступил, как дрессированный скот – не подбежал к нему, виляя хвостом, по первому свистку! И за это его будут наклонять? Делать из него этого самого наклонённого скота? А разве в армии делают скотов, а не солдат? Неужели это та армия, защитница Родины, мирного её сна, в которую он так стремился? Неужели это у нас такая армия? Армия наклонённых? Зачем? А где же?..

Он был воспитан на советских фильмах, где всё в Советской армии изображалось умным и романтичным, где солдаты под руководством лопающихся от благородства офицеров с умным прищуром глаз, защищая Родину от врагов, бежали в атаку на извергающие огонь доты и дзоты и прикрывали своим телом от огня командиров… И он был готов бежать на эти дзоты, он об этом мечтал и в это верил всем сердцем… Он и сейчас готов был идти в атаку… Но как прикрывать в бою вот этого неизвестно за что ненавидящего его капитана? Как?

Что-то треснуло в душе Мурчика, и всплыли в памяти рассказы вернувшегося на дембель из морской авиации брата о царящем в армии беспросветном, махровом идиотизме, об идиотских приказах, ворюгах-прапорщиках, пропойцах-офицерах, дураках-генералах, о мытых мылом плацах и крашенных краской листьях на деревьях, рассказы, которым он тогда ни за что верить не хотел.

– Не может в Советской армии быть идиотских приказов, потому что там нету идиотов! Нету!

– Нету идиотов? Да полно! – кипятился брат, – армия – это инкубатор идиотов, заповедник! Ну ничего, скоро поверишь!

И вот, это «скоро» пришло. Прошло всего четыре с небольшим часа от момента, когда он покинул дом и отправился служить в армию, и пять минут от начала тесного общения с тамошними обитателями, а Мурчик уже верил.

– Ко мне-э! – пропел капитан.

Но служить-то надо начинать – выбора не было, и Мурчик неспеша собрал пожитки, встал и пошёл.

– Да он пьяный! – апеллируя к старшине, капитан вытянул в его сторону палец, ещё ниже опустив уголки тонких губ, – пьяный и борзый! По команде «бегом!» пешком ходит! Оборзел?

Старшина пожал плечами и кивнул головой.

– Оборзел!

Мурчик подошёл и остановился. Капитан в упор уставился на него и сделал глаза бараньими.

– Непрэ-эвильно! – заблеял он, – непрэ-эвильно! Повторим упражнение. Ты, скот, – капитанов палец упёрся Мурчику в грудь, – вернулся на то место, где валялся, и по команде «ко мне» не пришёл, а прибежал сюда бегом, за две секунды. Я засекаю время. И так, для начала пять раз! Вперёд!

– Зачем?

– Что зачем?

– Зачем это, пять раз? – Мурчик красноречиво посмотрел на капитана, как нормальные люди смотрят на дураков, и не шевельнулся.

– Вперёд! – заорал капитан, – без лишних разговоров! Вперёд!

Закончивший трудный разговор с туповатым артиллерийским капитаном и теперь шедший к окружившей высокого старшего лейтенанта группе призывников майор Лемешев услышал возле лавочек крик и остановился. Он посмотрел сперва на старшину в милицейской форме, потом на стоящего чуть сбоку своего непосредственного подчинённого – очкастого фраера-лейтенанта, как цирк смотрящего на общение капитана с Мурчиком, и подошёл ближе.