Лев Альтмарк - Серые пятна истории Страница 9

У юного Володи от намечающейся перспективы закружилась голова, и он чуть не упал с обрыва, но вовремя отшатнулся, сплюнул на упирающихся снизу бурлаков и сказал в полный голос, не стесняясь противной буквы «р»:

— P-революция победит в отдельно взятой стране, и эта страна будет взята мной, Владимиром Ильичом Уль… нет, Лениным!..

Фурманов и блокнотик

Как каждый воспитанный и интеллигентный человек, Дмитрий Фурманов очень не любил хамства и матерщины своего командира Василия Ивановича Чапаева, выдаваемых последним за «мужицкую смекалку» и «героическую удаль». А больше всего не нравилось, когда его выставляли дураком перед низшими чинами, и для чего — чтобы завоевать дешёвую популярность и привлечь внимание местной красотки пулемётчицы Анки. Дамы Фурманова не интересовали, но подозрительный Чапаев считал, что своим безразличием комиссар пытается усыпить его рабоче-крестьянскую бдительность.

— Надо быть, Димон, ближе к народу, — нередко говаривал Чапаев, бреясь саблей в перерывах между боями, — а то ты мужик хитрый и, наверное, образованный, всё строчишь что-то в блокнотик. Наверняка доносы на своего легендарного командира. Ведь строчишь, признайся?

Фурманов краснел, как бурак, и прятал блокнот в карман, ведь он и в самом деле был наполовину исписан докладными записками, фиксирующими каждый неверный шаг командира.

Вот только отправить их в штаб фронта никак не получалось — то почта закрыта на обед, то там, как назло, факс сломался, и даже мобила у Фурманова не работала, потому что в ней сдохла батарейка, а купить новую руки не доходили.

— Ничего, — подбадривал себя Фурманов, — подвернётся оказия — всё оптом передам, пускай в штабе узнают сразу обо всех проделках этого трамвайного хама!

Но писать доносы с каждым днём становилось всё труднее, а Чапай был всё подозрительней и подозрительней. И тут Фурманов придумал тонкий ход, как отвлечь внимание командира от своего блокнота и даже сделать его в этом деле союзником.

— Слушай, Василий Иванович, — как-то сказал он, — решил я написать повесть для юношества о твоих боевых подвигах. Пускай не только в окружающих деревнях знают тебя, как героя Гражданской войны, но и повсюду.

— И то верно, — согласился Чапаев, — народ должен знать своих героев! Пиши о наших славных боевых победах. Это тебе мой приказ… — А потом хитро прищурился и прибавил: — А то я тайком читаю о себе в твоём блокнотике и думаю, мол, орёл я всё-таки, если даже доносы Фурманов сочиняет про меня таким красивым слогом!..

Маяковский и Есенин

Великий пролетарский поэт Владимир Маяковский не любил Сергея Есенина и всегда дразнил его сиволапым крестьянином и отсталым элементом. Но если удавалось выпить водки за счёт крестьянского поэта, то временно заключал перемирие, оправдывая свой поступок идеологически обоснованной смычкой города и деревни.

Но и Есенин себя в обиду не давал — обзывал Маяковского интеллигентом в следующем поколении и грузином за то, что тот был родом из Грузии.

Подвыпив, они очень любили хвастаться друг перед другом своими победами над женщинами. Ясное дело, Маяковский уступал Есенину по всем параметрам, и даже похвальбы, что у него одна-единственная любовь — Революция, служили слабым аргументом. Правда, и Есенину порой крыть было нечем, потому что он часто не помнил, на ком в настоящий момент женат, оттого и путался в именах.

Однажды Есенин стал расхваливать свою новую избранницу:

— Завёл я себе американку или кто там она — точно и не знаю. Айседорой Дункан кличут, но я её по-нашему Дуней зову. И ничего — откликается. Хоть русского языка и не знает, но мои стихи обожает…

— Еврейка, небось, эта твоя американка! — хмыкнул пролетарский поэт. — Откуда-нибудь из Житомира или Бердичева.

— Плевать, что еврейка, — обиделся Есенин, — я не антисемит, мне все равны.

Лишь бы были бабами…

Задумался Маяковский: если даже Есенин такое говорит, то ему и вовсе грех посмеиваться над евреями.

— Я, — говорит, — тоже не антисемит. И даже более того, живу совместно с еврейской семьёй. С мужем и с женой одновременно. А зовут их Ося и Лиля Брик. Понял?

Но Есенин так легко сдаваться не собирался:

— Меня, кстати, сам товарищ Троцкий шибко уважает и многие мои стихи наизусть помнит! А он, тоже еврей.

— А меня, — тут Маяковский слегка запнулся, — сам Ленин любит и считает архиглавным из поэтов!

Есенин медленно наполнил стакан водкой, залпом выпил и хриплым шёпотом спросил:

— Ленин… Он тоже из евреев? Горюшко-то какое… Как такое могло случиться?

— А как ты думал!..

Доподлинно неизвестно чем закончился спор между поэтами, но после этого они уже ни разу не ссорились и еврейскую тему обходили стороной до самой смерти. Есть всё-таки для великих запретные темы истории!

Маяковский и Дзержинский

Владимир Маяковский был, безусловно, хорошим поэтом, но помимо своих поэтических достоинств обладал скверным характером и скандалил по поводу и без повода. Сперва ему нравилось шокировать окружающих неприличными выходками, потом он и сам перестал замечать, насколько это выглядит глупо и несолидно. Советских вождей его поведение поначалу устраивало, и Маяковского даже объявили первым поэтом революции и человеком новой социалистической формации. Потом партия сочла курс на всеобщее хамство недостаточно рентабельным и стало его потихоньку менять, а особо зарвавшихся прижимала к ногтю, то есть по-прежнему отстреливала.

Дошёл черёд до Маяковского.

Ясен пень, грохнуть его в подворотне или пристрелить в кремлёвском подвале неловко — личность всё-таки популярная и народом за свои хамские выходки обожаемая. Пригласил его на беседу главный кремлёвский ликвидатор Феликс Дзержинский.

— Что это вы, батенька, себе вообразили? — с ласковой ленинской картавинкой поинтересовался он и тут же перешёл на свою обычную манеру общения. — Страх потерял, сука?!

— Не понял… — побледнел поэт, хотя отлично всё понял.

— Поясните, пожалуйста.

— Ты чего всех подряд дураками обзываешь? Шибко грамотный?!

— Я, извиняюсь, дураками только публику на своих выступления обзываю, — совсем струхнул Маяковский, — а всех остальных — ни-ни…

— И Ленина, небось, за глаза поливаешь? И партию-кормилицу-поилицу и твою вдохновительницу?

— Упаси Б-г… — замахал руками поэт и тут же осёкся, — то есть не Б-г, а… Карл Маркс!.. Это у меня имидж такой, а на самом деле в душе я нежный и ласковый…

— А жёлтую кофту зачем напялил? Тебе нормальной одежды не хватает? Ты ещё юбку надень, гей несчастный!

Маяковский только руками развёл, не в силах противостоять такому напору. Обзываться он любил и умел, но чтобы его самого, притом так прямолинейно и грубо…

— Больше не буду, Феликс Эдмундович, вот вам крест… вернее, партбилет!

Дзержинский походил из угла в угол и пробурчал:

— Партбилет ещё успеешь положить на стол… Учти, если не подправишь свой курс в соответствии с курсом партии, мы тебя как Серёжку Есенина…

— Он же сам… в «Англетере»…

— Естественно, сам. Но мы ему настоятельно посоветовали. Понял? И стишки ему не помогли. Вот и тебе посоветуем, если не одумаешься…

Владимир Владимирович в страшном смятении отправился домой и сразу принялся строчить поэмы о Ленине и о том, как нынче жить хорошо. С облегчением он вздыхал лишь тогда, когда вожди один за другим уходили в мир иной, и уже понадеялся, что угрозы железного Феликса так и останутся угрозами. Не учёл лишь одной вещи — наследники-то вождей остались, и дело их живёт и побеждает.

Жаль, что он недооценил этого, а то бы ещё пожил и написал немало хороших стихов…

Демьян Бедный и интеллигенция

Демьян Бедный, конечно же, никаким поэтом никогда не был. Но и графоманом себя не считал, потому что всё выходящее из-под его пера тут же со свистом разлеталось по всевозможным пролетарским изданиям. Порой он ещё и точку не успевал поставить, а его уже дёргают за рукав, мол, хрен с ней, с этой точкой, гони скорее стишок — разве не видишь, как народ истосковался по твоему новому творению! Причин такой сверхпопулярности он объяснить не мог, да и не пытался. А чего ломать голову — мели, Емеля, пипл всё схавает!

Была у Демьяна заветная мечта — писать такие стихи, чтобы их читал не только трудовой пролетариат и примкнувшее к нему не менее трудовое крестьянство, но и не совсем трудовая интеллигенция. Но как это сделать? Ведь интеллигенции нужно другое: бравыми лозунгами её не проймёшь, а частушками да рифмованной жвачкой просто отвадишь. Как быть?