Александр Каневский - Мои эстрадости Страница 17

В редакцию газеты «Доброе утро»:

«Уважаемый господин редактор!

Прошу выплатить мне гонорар за опубликованную в вашей газете сердечную благодарность всем организациям, товарищам и друзьям, поздравившим меня с пятидесятилетием.

Письмо третье

В редакцию журнала «Человек и закон»:

«Уважаемый господин редактор!

Прошу через ваш журнал передать мою сердечную благодарность всем организациям, товарищам и друзьям, поздравившим меня с благополучным окончанием судебного процесса над редакцией газеты «Доброе утро», отказавшейся выплатить мне гонорар за опубликованную в их газете сердечную благодарность всем организациям, товарищам и друзьям, поздравившим меня с пятидесятилетием.

Письмо четвертое

В редакцию журнала «Человек и закон»:

«Уважаемый господин редактор!

Прошу выплатить мне гонорар за опубликованную в вашем журнале сердечную благодарность всем организациям, товарищам и друзьям, поздравившим меня с благополучным окончанием судебного процесса над редакцией газеты «Доброе утро», отказавшейся выплатить мне гонорар за опубликованную в их газете сердечную благодарность всем организациям, товарищам и друзьям, поздравившим меня с пятидесятилетием.

М.Ткачук».

Сиамские близнецы Мини-пьесы

Сиамские близнецы [3]

На сцене – двое в одной общей куртке на замке-молнии.

Первый. Мы даже не похожи. Я – смуглый, кудрявый, черноволосый, у меня нос с горбинкой, а он – курносый и белобрысый…

Второй. Отойди! От тебя чесноком пахнет!

Первый. А как я отойду? Только вместе с ним, этим хамом и лгуном – я ведь чеснока просто так не ем, только в котлетах, которые он же у меня и отбирает. А уж насчёт «пахнет», то это я должен волком выть: от него так перегаром несёт, что комары к нему только в противогазах подлетают.

Второй (с насмешкой). А ты ещё духов накупи и дезодорантов!

Первый. Да, я ими обливаюсь. До тех пор, пока он у меня их не выхватит и не выпьет.

Второй. Французские не покупай – в них градусов меньше.

Первый. Он же алкаш, ханыга, с утра уже пьян. А я спиртное даже видеть не могу…

Второй. У него печень слабая. Я выпиваю – а его тошнит (хохочет).

Первый. Я бы его отлупил, но боюсь: его рука – правая, сильнее моей левой. И вообще, он более спортивен, чем я.

Второй. Гири выжимаю, гантели. Когда делаю приседания, он сопротивляется, книжку дочитать хочет. А я наваливаюсь и прижму, мне хорошо: дополнительная нагрузка.

Первый. Зато, когда на турнике подтягивается, я злорадствую: ему приходится и меня тащить.

Второй. И вера у нас тоже разная.

Первый. Вера – это условность: ни он, ни я в храмы не ходим, нас не приучили.

Второй. Я его в церковь не пущу.

Первый. А его в синагогу трактором не затащишь. Он о своей вере вспоминает только для того, чтобы меня нехристем обозвать. Хотя, когда его крестили, и меня в купель плюхнули, так что неизвестно, кто из нас больший нехристь.

Второй. Ты бы без меня образование не получил.

Первый. Ты бы в Университете ни одного экзамена не сдал, если б не я.

Второй. А тебя бы в Университет просто не пустили.

Первый . Это почему?

Второй . По профилю! (Хохочет). Ты вообще должен быть счастлив, что я тебя рядом терплю… Прекрати скрипеть!

Первый . Это он орёт, когда я на скрипке играю. И чтобы заглушить, включает свою любимую песню.

Звучит запись:

…Без меня тебе, любимый мой,

Лететь с одним крылом…

Первый . Он знает, что я от этой пошлости умереть могу, и назло крутит её, с утра до вечера.

Второй . Вытерпишь – не умрёшь. Всё вытерпишь! (Делает запись громче).

Первый . Дом наш из-за нашей вражды заброшен и не ухожен, крыша течёт, полы прогнили, штукатурка отваливается… Но ему это не мешает. Ему я мешаю, я во всём виноват.

Второй . А кто же ещё? В холодильнике пусто – ты сожрал. В доме кашляют – ты заразил. Картина с гвоздя сорвалась, не сама же – ты сбросил.

Первый . Вместо того, чтобы дом спасать, он со мной счёты сводит.

Второй . Я тебе завтра башку сверну!

Первый . Это он каждый раз угрожает. И хоть завтра о своей угрозе забывает, но я-то всю ночь не сплю, переживаю: свернёт или не свернёт… Он ко мне, как пиявка, присосался. Я в Университете лучшим студентом был, меня на всех собраниях в президиум выбирали…

Второй . А я рядом сидел, как же без меня!

Первый . Меня путёвкой в Сочи наградили…

Второй . Пришлось и мне давать, а то бы я его вот отпустил!

Первый . Я мастер Спорта по шахматам, во всех международных соревнованиях участвую – и его посылают.

Второй . Тренером оформили. (Хохочет). У него над доской лоб трещит, а я сижу рядом, делаю умное лицо. А потом цветы принимаю, репортёрам позирую. А как же? Великий педагог-наставник! (Хохочет).

Первый . Ты же в шахматной терминологии ни одного слова не знаешь!

Второй . Знаю даже два: мат-перемат.

Первый . А с девушками как встречаться?.. Я назначаю свидание – и он со мной прётся. Я шепчу нежные слова, а он орёт…

Второй . «Звук! Не слышно!»

Первый . Я её своей левой к себе прижимаю…

Второй . А я своей правой её по бедру поглаживаю. Приятно! (Хохочет).

Первый . И когда мы расписывались, он рядом стоял, и в первую брачную ночь с нами остался.

Второй . А как же без меня!

Первый . Я его молю: закрой глаза, спи!

Второй . Не могу спать, когда рядом наша жена лежит! (Гогочет).

Первый . А что мне при свидетеле делать? Лежу и мучаюсь. Жена меня целует и шепчет: «Иди ко мне». А как идти?

Второй . Только вместе со мной! (Хохочет).

Первый. И так все ночи, целый год – у нас потому и ребёнка не было… А потом жена от меня ушла.

Второй. Ко мне. Когда он уснул – взяла и переползла, слева направо.

Первый. А ему не стыдно – что он с ней вытворял!

Второй. А чего стыдиться – жена-то законная.

Первый. Моя.

Второй. Бывшая.

Первый. Как ты могла? – спрашиваю. – Я устала, – отвечает.

Второй. Правильно. Надоело жить и всего бояться. Ей опора нужна, дом и хозяин.

Первый. Это наш общий дом, мы его вместе строили.

Второй. Ты здесь квартирант. Настанет день, и я тебя отсюда выгоню.

Первый. Это невозможно – мы так срослись.

Второй. С кровью оторву и пинком под зад. А ты даже не станешь протестовать – в тебе вся гордость потеряна, раз так жить соглашаешься!

Первый. Очень меня эти его слова до сердца достали. Не смог больше терпеть, отомстить решил. Яд у меня был, стрихнин. Когда крыс травили, пакетик остался, я его спрятал. Тогда ещё сам не знал, зачем, да, видно, подсознание подсказало.

Второй. Когда я отвернулся, он мне весь этот пакет в суп вытряхнул.

Первый. Побелел он, пот на лбу выступил. А потом согнулся пополам и как взвоет.

Второй. А у него ни жалости, ни раскаяния.

Первый. Да! Так я тебя возненавидел – смотрю и радуюсь: наконец, избавился!

Второй. Недолго радовался.

Первый. Чувствую, и у меня на лбу пот проступает, потом внутри будто гвозди вбивать стали…

Второй. А как же: кровообращение-то у нас общее, и до него отрава дошла.

Первый. Отвезли нас обоих в больницу, обоим промывание сделали, капельницы поставили, мне в левую руку, ему в правую – еле откачали.

Второй. Понял я, что это он нас чуть не уконтрапупил, и говорю: Так дальше жить нельзя!

Первый. Нельзя, – подтверждаю. – Если не разделимся, ночью одновременно друг друга передушим.

Второй. А чтобы разделиться, нужно было операцию перенести, очень опасную.

Первый. Нам её когда-то один хирург предлагал, но предупредил, что шансов остаться в живых один из десяти.

Второй. Мы тогда отказались, думали – так проживём.

Первый. Но теперь я решил: лучше смерть, чем такое существование.

Второй. Да и мне эта совместная жизнь обрыдла. Так охота пожить без твоей гнусной морды рядом!

Первый. Полдня длилась операция, за столько лет мы крепко срослись, всё – и нервы, и сосуды, и капилляры разделить надо было. Крови много вытекло, и из меня и из него. Несколько раз клиническая смерть наступала.

Второй. Но, видно, мой Бог, или его, а может, оба наших Бога постарались – выдюжили мы всё и живыми остались.