Александр Резников - Война за небесный мандат Страница 27

— …где меньше добычи, чем шума, где в черных лесах готтентот. Но я все равно передумал — поход на восток подождет. Пускай повторяют поэты, твердят наизусть, как пароль — «Пусянь — повелитель планеты!»

И СЕВЕРА НОВЫЙ КОРОЛЬ!

Глава 35. В холодной Японии осень

Один из потомков Ямато[6]Поправил рубашку на торсе,И начал письмо с плагиата:«В холодной Ирландии осень…»[7]

…Я бился на скалах Стратклайда,[8]Над свежим дыханием бриза,Так птица летит над Хоккайдо,И бабочкой кажется снизу.

Досталось от нас на орехиИ пиктам, и бешеным скоттам,И ржой покрывались доспехи,Слезами, и кровью, и потом.

Британии павшей огрызки[9]В котомку укладывал нищий,Я видел соленые брызги,Где ветер пронзительно свищет.

Вкусившие крови и плоти,Нас бритты загнали в болото,Их было четырнадцать сотен —Нас было три сотни всего-то.[10]

Нас было три сотни всего-то,Их — толпы баронов и сквайров,Я был самурай Минамото,Что бился под знаменем Тайра.[11]

Я бился у края вселенной,Там диск закруглялся планеты,Что скажет божественный тэнно,[12]Когда не узнает об этом?

Был мой господин похоронен,Казнен по навету в доносе,Я бедный изгнанник и ронин,[13]Но кто-то меня переносит![14]

Никто не ударился в поиск,Никто обо мне не заплачет,Вступил в императора войско —Назвался солдатом удачи.

Прекрасен, как солнечный Будда,[15]Высок, словно башни Ангкора![16]Я имя его не забуду,Он был Imperator Scottorum.[17]

Разбивший вечерние страны,Где трупы повисли на кольях,Он мог заменить Ханумана[18]На светлом небесном престоле.

И даже античные богиЕму отбивали поклоны!Убийца — убивший немногих,Но он-то убил миллионы…

Держава становится шире,Но где-то исчезла Свобода…Я помню все двадцать четыре[19]Войною пропитанных года.

Который страшнее и хужеВ истории той многоглавойИз двух переполненных дюжин —Слезами и потом кровавым?

Я к битве готовился честной,Но кто-то меня переносит!Вам что, до сих пор не известно?!В ХОЛОДНОЙ ИРЛАНДИИ ОСЕНЬ!!!

Интерлюдия-5. Год Деревянной Обезьяны

— Как ты сказал, «маузер»? — переспросил Пусянь, доставая пистолет из деревянной кобуры. — Какой тонкий и нежный механизм. Но мои китайские мастера и не на такое способны. Вот только этот рычажок я попрошу сделать покрупнее…

«Боги и демоны Патруля!» — ужаснулся связанный по рукам и ногам Эверард. — «Что я натворил! Теперь Пусянь, оснащенный нашим оружием, повернет назад, легко одолеет монголов и снова станет императором Китая! Через триста лет Колумб откроет Америку и обнаружит здесь…»

Прогремел выстрел. Пуля угодила в котелок, мирно качавшийся над костром, и расплескала кипящую воду.

— Ага, понял, — кивнул Пусянь. — А если повернуть вот здесь…

«Меня сошлют на отдаленную планету!»

Грянула целая очередь. В конце концов, это был «маузер» 712-й модели.

— Ничего себе, — удивился Пусянь.

«И на отдаленной планете меня будет встречать наместник Пусяня, первого Императора Галактики!»

— Эти монголы такие зануды, — пожаловался Пусянь.

«Они будут преследовать Пусяня и на отдаленной планете!»

— А твоему другу мы поставим памятник, — покосился Пусянь в сторону Джека Сандовала. — Даже больше, мы его посмертно обожествим. Или назначим императором… как ты сказал? Америки? Да, Америки. Посмертно.

— В этом конфуцианцы не знали себе равных, — прохрипел наконец-то разлепивший губы Эверард. — Раздавать посмертно императорские и королевские титулы, это надо же. Пепреплюнули все известные и неизвестные мне наградные системы.

— Так мы и при жизни можем, — отозвался Пусянь. Покопавшись в сумке, он извлек подаренный патрульными атлас на китайском языке. — Мир еще больше, чем мы думали! Выбирай. Вот эта огромная страна на самом юге, окрашенная в белый цвет. Нан-Дзи-Жоу, — прочитал он по складам.

— Антарктида, — машинально перевел Эверард.

— Там должно быть очень тепло, — заметил Пусянь.

Эверард скривился.

— Зубы болят? — участливо спросил беглый император.

— Такой пошлой шутки я не слышал с 1944 года, — неохотно ответил Эверард.

— С какого года? — не понял Пусянь.

— Год Деревянной Обезьяны, — тоскливо уточнил Эверард.

— Варвары, — презрительно процедил император.

Интерлюдия-6. Пусянь против Муссолини

На краешке света, в угрюмой долине,В тени вулканических скал,Сражались герои — Пусянь с Муссолини —И кто-то из них проиграл.

Пусянь был пришелец из древней эпохи,Он был узкоглаз и суров,Его не страшили фашистские лохи,«Наследники римских орлов».

Свирепый клинок был откован в Дамаске,Инцест воплощенный и Секс,Трещали стальные фашистские каски,Мозги превращались в бифштекс.

Узрев, как ужасен в бою император,Бенито дрожащей рукойСхватил пистолет-пулемет Фонтберната —И снова отправился в бой.

Свинцовые пули жужжали как осы,Пощады не знал «Фонтбернат»,И время пришло отвечать на вопросы«Что делать?» и «Кто виноват?»

Ну кто виноват? Дураки и дороги,Известная эта беда.(От битвы проснулись подземные боги —Их будят везде и всегда).

И бабочки крылья в резиновой лентеМелькают, зовут на борьбу,И сразу из двух пистолетов ГлизентиПусянь открывает стрельбу.

Приятно, опять пригодились трофеи,Пусянь на гашетки нажал —И пули пробили аорту злодея,И дуче на землю упал.

Могила в степи — вот такая картина.Над ней возвышается гриб.Он мог быть владыкой страны Сан-Марино,Но в битве с Пусянем погиб.

Выходит на брег победитель — и взоруЕго приоткрылся пейзаж:Армада стальных крейсеров и линкоров,И в каждом — стальной экипаж.

На флагмане том, опираясь на бортик,И крепко держась за штурвал,Стоял флотоводец по имени Хорти,Он был сухопут-адмирал.

А в трюме его, перевязанный леской,И с кляпом вонючим во рту,Валялся кровавый палач Антонеску,Последний румын на борту…

…Ступайте, ищите, не знайти покоя!Найдите в сплетениях строфВ двадцатом, в тринадцатом веке героев,Злодеев и просто козлов.

Не этот, который рифмуется с «Таллинн»,Не тот, где последняя «я»,Но были другие из бронзы и стали!О них не напомнить нельзя!

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ

Примечания

1

An.

Foule Diuell, For Gods sake hence, and trouble vs not,

For thou hast made the happy earth thy Hell:

Fill'd it with cursing cries, and deepe exclaimes:

If thou delight to view thy heynous deeds,

Behold this patterne of thy Butcheries.

Oh Gentlemen, see, see dead Henries wounds,

Open their congeal'd mouthes, and bleed afresh.