Иван Охлобыстин - Соловей-Разбойник Страница 10

Площадь перед монастырем

Соловей подъезжает на своем мотоцикле к воротам монастыря и начинает отвязывать прикрученный позади сиденья толстой бечевкой ворох икон. Из ворот выходит игуменья.

Соловей (вываливая перед ней старинные иконы в серебряных окладах). Принимай, мать.

Игуменья (трепетно перебирая иконы XV-XVI веков). Наши, старообрядческие. Где ж ты это взял, обуенный?

Соловей. Вот в антикварную лавку заглянул. Брошку для Изабеллы Юрьевны приглядывал. Для праздничного выступления.

Игуменья. Украл, выходит?

Соловей (обиженно). Почему я украл? Они украли, я вернул. Смотри, мать (берет одну из досок), – храмовая вещь, судя по размеру, для частного пользования не приспособлена.

Игуменья (соглашаясь). Не приспособлена. (Подозрительно взглянув на разбойника.) Больше ничего не брал?

Соловей (замявшись). Немного, для себя, на память.

Игуменья. Так верни.

Соловей. Так некому.

Игуменья. Тьфу на тебя. Как тебе не стыдно?

Соловей. Стыдно, но у меня было такое тяжелое детство. По сути – меня воспитала улица. Уолл-стрит.

Игуменья. Не юродствуй.

Из-за угла близлежащего дома выходит Анисим Владимирович Петушков. Едва завидев Соловья, он выхватывает табельный пистолет.

Петушков. Стоять! Ты арестован!

Соловей (быстро садясь на свой мотоцикл). Вот оно как! (Игуменье.) Будьте здоровы. У меня тут срочные дела образовались. Гости из-за рубежа.

Мотоцикл, взметнув облако пыли, скрывается за поворотом. К игуменье подбегает взмокший от бега участковый.

Петушков (убирая пистолет в кобуру). Ушел, засранец!

Игуменья. Ценит он тебя, Оня.

Петушков (не без удовольствия). Думаешь?

Игуменья (убедительно). А то?! Давно бы застрелил.

Петушков (с запалом). Это еще вилами по воде писано.

Игуменья (примирительно). Ну, может быть. Оня, правда, что у нас в деревне игорные дома ставить будут?

Петушков. Не в деревне, а на деревне. К моей-то уже намедни мужчина в костюме приходил. Тысячу долларов предлагал за двадцать соток с домом. Выселением грозил.

Игуменья. С размахом, видать, мужчина.

Петушков. Жалко, меня дома не было. Я бы ему размах сзади тяпкой расширил.

Игуменья. Где ж ты был, Анисим Владимирович?

Петушков (ответственно). В засаде я был, на операции, товарищ монашка.

Игуменья. Спаси тебя Господи!

Деревня Клюево

Ближе к вечеру Н7 подъехал к деревне со стороны давно заброшенных теплиц. Аккуратно загнал автомобиль в распахнутые ворота одной из них, набросил на кузов маскировочный чехол и побрел пустынной улицей в направлении водонапорной башни. Тренированное тело спецагента обтягивал потрепанный малярный комбинезон, руки отягощали два увесистых чемодана с торчащей из них паклей. По всему было видно, что человек он занятой и неинтересный.Подойдя к водонапорной башне, Н7 перочинным ножом ловко вскрыл замок и поднялся по ржавой лестнице на самый верх. После непродолжительных размышлений он выбрал одно из маленьких окон, откуда были хорошо видны как деревня, так и шоссе. Открыл один чемодан и вытащил диковинное приспособление с огромным микрофоном на треноге. Установил его и подсоединил к его хромированной консоли наушники. Из другого чемодана агент извлек внушительного дизайна снайперскую винтовку и положил ее рядом. Закончив основные приготовления, Н7 взглянул на часы и позволил себе расслабиться – открыл миниатюрный термос, налил в его крышечку кофе и сладострастно втянул ноздрями аромат свежемолотой «Арабики».

– Вечная память тебе, Садам! – шепнули его губы.

Ресторан «А зори здесь тихие» в Колымажном переулке

К моменту, когда Севастиан подъехал к ресторану, гости из-за рубежа под бдительным оком Примы уже добрались до сладкого. Соловей, мгновенно определив в представительном седовласом господине главного русского мафиози, садится за его стол на свободный стул, аккуратно выгрузив из-за пазухи Зиночку. Прима тут же представляет собравшихся друг другу.

Прима (указывая на Соловья). Севастиан Григорьевич. (Указывая на мафиози.) Федор Петрович. (Указывая на сопровождавшую мафиози пожилую даму.) Агния Николаевна – заместитель Федора Петровича.

Федор Петрович (жеманно надрезая ножом кусочек блинчика с брусничным вареньем на своей тарелке). Так вот ты какой, Соловей-Разбойник!

Севастиан (наливая себе минеральной воды). Как догадались?

Федор Петрович. Годы учат. Гипертония, поджелудочная. Лучшие непальские гомеопаты ноги стоптали. Ничего не помогает.

Севастиан. Картечь перорально не пробовали?

Федор Петрович. Это никуда не убежит, но сначала пищевые добавки из корюшки. «Арктика 12». Может, слышали?

Севастиан. А как же!

Федор Петрович. Нет, я серьезно. Вот был у меня один компаньон. Увлекался «Арктикой». Добился удивительных результатов. Третий месяц нетленный у питьевого фонтанчика лежит. В поместье. Я садовника попросил не трогать. Любопытно, однако.

Севастиан (равнодушно ковыряя вилкой кусок рокфора). Уму непостижимо. Как раньше в газетах писали – «их нравы».

Федор Петрович. И я о том же – мельчают людишки. Буржуазятся с каждой жевательной пастилкой. Еще чуть-чуть и начнут заключать брачные договоры.

Севастиан (мотивированно). Не надо было так далеко заползать. Чужая земля титьку не предложит.

Федор Петрович. А вот здесь я с вами не соглашусь – раз уж выбрали мазу в «богоносцах» ходить, прицепом скитание. Как у братвы Моисеевой. А кто базу подготовит? А?!

Севастиан. Я так глубоко не погружался. Меня от этих… (вопросительно смотрит на Приму) деревянных с точками…

Прима. Березок.

Севастиан. Во – березок, по самое «милости просим» трогает.

Федор Петрович. Уважаю вашу позицию, она чиста, как эта минеральная вода. (Тыкает холеным пальцем в стоящую перед Соловьем зеленую бутылку «Эвиан».) Значит?..

Севастиан. При всем моем уважении.

Федор Петрович (как-то совсем уж по-отечески). Так кто же ты, Соловушка?

Севастиан. Хрен его знает, но я умею играть в маджонга.

Зиночка тявкает.

(Наклоняясь к собачке.) А ты молчи, иначе пристрелю как собаку.

Федор Петрович (мечтательно откинувшись в кресле). Может быть, это оно и есть?!

Севастиан. Что это?

Федор Петрович (с мягким пафосом). Грядущее! Третий Рим! Без всякой на то причины. Нельзя победить того, кого нет. Кому не нужны (кивает своей спутнице)…

Агния Николаевна (перечисляет на память). Двадцать один миллиард на сорока семи банковских счетах, триста пятьдесят боевых единиц, одиннадцать баз переподготовки, семь машиностроительных заводов, двадцать одна кокаиновая плантация с персоналом, восемнадцать самолетов, два боевых, и еще девяносто пунктов.

Севастиан (кивая с пониманием). Не нужны. Ну а как в целом международная ситуация?

Федор Петрович. Худо. Америкосы везде революции проплатили. Временщину насаждают. Рвутся к мировому господству. Скоро здесь будут.

Севастиан. Милости просим, люберецкий карьер без дела стоит.

Федор Петрович (расстроенно). Как жаль! Как жаль! То, что нужно, и – увы!

Севастиан. Не мучайте себя. Обойдется.

Федор Петрович (устало). Нет, это конец. Пришла пора нового, апокалипсического мышления. Век индиго. (Севастиану.) Что вы сейчас читаете?

Севастиан. Уэльбека.

Федор Петрович. Вот видите – ярчайший представитель индиго в литературе.

Прима. Зато как французик про любовь умеет…

Агния Николаевна (презрительнохмыкнув). Что может понимать в любви тридцатипятилетняя ссыкуха, подросток?! Вот Норфолк – сила!

Федор Петрович (с укоризной глядя на своего заместителя). Агния, фи! Как с цепи сорвалась. (Объясняя присутствующим.) Извините. Недавно овдовела. По своей воле. Ну, нам пора. Меня в Кремле ждут. Орденом «За заслуги перед Отечеством» награждать будут. Правда, под другой фамилией. Агнюша, как моя фамилия?

Агния Николаевна. Симонов.

Федор Петрович (поднимаясь со стула). Да-с! Симонов. Орденоносец Симонов. Прелестно! (Опять обращаясь к заместителю.) А настоящая?

Агния Николаевна. Какая из них?

Федор Петрович. Какая,какая?! Настоящая!

Агния Николаевна. Федор Петрович, на момент нашей встречи в тридцать седьмом году вас звали Петей Яцкиным.

Федор Петрович. Забавно. Может быть, я был еврей?

Агния Николаевна. Нет, евреем вы не были, во всяком случае, не было никаких осязаемых улик.

Федор Петрович. Значит, я мог быть гагаузом. Ведь я не мог быть пуэрториканцем. (Соловью и Приме.) Прощайте, молодые люди.

Придерживаемый Агнией Николаевной под локоть, Федор Петрович выбирается из ресторана и хромает к ожидающему его лимузину.

Соловей (глядя им в след, на латыни). Так проходит земная слава.

Прима. Просто королева!

Соловей. Тебя не смутило, что «королева» назвала тебя ссыкухой?

Прима (умилительно склонив ему голову на плечо). Не смутило. Ей виднее. Она такая умная!

Соловей. Женщина – это задача со всеми неизвестными и пятью правильными вариантами ответа. Так все-таки ответьте мне, Изабелла Юрьевна, – почему вы меня не любите? Почему замуж не идете?

Прима. Люблю, больше жизни люблю, но…

Соловей. Но?..

Прима. Недостойна я вас! Я не девица.

Соловей. Какое это имеет значение?

Прима. Для вас, может быть, и никакого, а для меня – решающее. Конец базару!

Соловей (огорченно примирительно). Конец так конец! Вас подвезти?

Прима. Не надо. Мне на водородные коктейли еще, а вечером кузина ждет.

Деревня Клюево. Водонапорная башня