Борис Егоров - Не проходите мимо Страница 10

Фельетон шестой

ДЛЯ РОДИТЕЛЕЙ

Если судить по анкетам, то биографий сестер Калинкиных походили друг на друга, так же как их фотографии. Вера и Надежда родились в один и тот же год, месяц, день, между четырнадцатью и пятнадцатью часами по красногорскому времени. Кто-то из них был старше на полчаса, но кто именно - это оставалось родительской тайной. Девочки в один и тот же час уселись за школьные парты, в один и тот же день им впервые сделали прививки против оспы, в "один и тот же месяц они получили паспорта, в один и тот же год - аттестаты зрелости. Но на этом сходство кончалось. Дальше начинались сплошные несовпадения. В пятилетнем возрасте Вера переехала на постоянное жительство в Красногорск: Тимофей Прохорович Калинкин решил временно удочерить свою младшую сестру. Детей у Тимофея не было. Жена его, Станислава Петровна, человек большой души и мягкого сердца, домохозяйка по профессии и воспитательница по призванию, не знала, куда девать обширные запасы своей нежности. Идти же по стопам некоторых, отдельных, нетипичных, но тем не менее часто встречающихся бездетных жен ответственных работников, лелеющих котят и барбосов, Стасе не хотелось. На очередном совместном заседании супруги решили войти с ходатайством к Пелагее Терентьевне - откомандировать одного из младших Калинкиных в Красногорск для дальнейшего подрастания под присмотром и руководством Тимофея Прохоровича. И хотя Пелагее Терентьевне было не так-то уж легко управляться с хозяйством и выращивать полдюжины ребятишек, на проект Тимофея она решительно наложила "вето": - Ну, кого я отдам? У меня лишних нет! Каждый по-своему хорош, каждый в своем роде! И в этот момент высокодраматического накала она была поймана на слове. В дом, препираясь на ходу, вбежали близнецы. В полемическом азарте Пелагея Терентьевна тотчас же их спутала и Веру назвала Надей, а Надю - Верой. - Каждая, конечно, хороша в своем роде, - внутренне торжествуя, согласился Тимофей, - но вот тут... как бы это выразиться?.. вроде их двое, а вроде и одна. Вот один экземпляр и поедет ко мне, а другой вы оставите себе. Мама бурно запротестовала. Вечером вернулся с поля Прохор Матвеевич и, как глава семьи, сказал свое веское слово: - Пусть едет Вера, - произнес он, показав на Надю. - Там у них коммунальные условия и вообще жилплощадь. Тимоша ее обижать не будет. А вот новый дом отстроим - тогда назад приедет. - Ладно уж, - буркнула Пелагея Терентьевна, - везите. Но вообще своих детей заводить надо, а не одалживать! И Вера Прохоровна отбыла из деревни Горелово в город Красногорск. Вера была не избалована, капризничать не умела, плакала редко и ела все. Так как в то время у ответственных работников было модно трудиться круглосуточно, то Тимофей Прохорович дома почти не бывал. А добрая Стася имела свой индивидуальный взгляд на воспитание детей: "ребенок не должен отказывать себе в радостях жизни". - Играй, Верусик. Кушай, Верунчик. Веселись, Верочек! - приговаривала любвеобильная Станислава Петровна. - Придет время - и ты будешь вместо шоколада познавать горечь жизни... Стоило Верусику замедлить шаг у магазина игрушек, как Стася бросалась к кассе и восторженно выбивала чеки на комплект елочных хлопушек, настольную игру "Логарифмы для самых маленьких" и на куклу, умеющую говорить несколько слов: "папа", "мама" и "агрегат". Узнав, что Верунчику больше нравится кататься на автомобиле, чем гулять по скверу или садику, Стася вызывала машину мужа и возила девочку по окрестностям Красногорска. - В целях развития у ребенка любви к природе, - поясняла она знакомым. В семье Тимофея Верочек ознакомилась вплотную с шоколадом и, к восхищению Станиславы Петровны, вскоре безошибочно отличала "Золотой ярлык" от всех других сортов. - Боже мой! Ну где вы видели еще такое дитя?! - восторгалась Стася. Верунчик любит шоколадные изделия! Необыкновенная девочка! Необыкновенную девочку отныне стали укладывать бай-бай с шоколадкой в руках. Однако со временем шоколад потерял свое снотворное действие. Расстроенная Стася несколько дней разучивала колыбельные песни по сборнику для клубной самодеятельности. Но Верунчик отвергла весь репертуар. - "Нет, твой голос нехорош: очень тихо ты поешь!" - лепетала необыкновенная девочка. Из этого заявления были тотчас сделаны оргвыводы. Стася купила патефон и набор усыпляющих пластинок. Среди них были колыбельный романс "Спи, моя радость, усни", "Беседа о воспитании дошкольников" и отрывок из художественной прозы "Кавалеры и звезды". ...В то время, когда Вера Прохоровна покоилась в постели, сосала шоколад и дремала под художественную прозу, ее сестра Надежда Прохоровна еще не помышляла о сне. В многочисленной семье Калинкиных каждый имел определенную общественную нагрузку. Феликс пас козу, Ольга кормила кур, Владимир носил воду, Надя числилась в баюкальщицах. Она качала люльку, в которой лежал не резиновый пупс или целлулоидовый голыш, как у ее подруг и сверстниц, а настоящий, живой и довольно горластый братец Николай. Это обстоятельство укрепляло высокий Надин авторитет среди семилетних односельчан. Когда Николай перерос колыбельные размеры и решительно отрекся от соски, Наде дали новое, не менее важное поручение. Она стала носить в поле обед Прохору Матвеевичу. - Ты у меня скороход! - Шумно встречал ее отец. - Борщ-то еще и остыть не успел. Тебе за прыть трудодня начислять надо! И не было в такие моменты среди гореловцев более гордого своей трудовой деятельностью человека, чем Надя. ...Веру все ее городские подруги называли "воображалой". Некоторые выражались по-взрослому, еще более осуждающе: "гордячка". Вера никогда не включалась в подвижные и настольные игры сама - всегда ждала персонального приглашения. Если забрасывала куда-нибудь мячик, то терпеливо провожала его взглядом своих больших влажных глаз и ждала, Когда мячик принесут. Естественно, что самые крупные неприятности имел тот, у кого игрушки оказывались лучше, чем у Веры Прохоровны. Необыкновенная девочка их просто-напросто ломала. Чтобы укротить разрушительные наклонности своей воспитанницы, Стася покупала ей такие игрушки, лучше которых измыслить было невозможно. Вместе с заводным шагающим страусом и набором марионеток для домашнего театра приобрели по случаю и солидный министерский портфель с серебряной табличкой. - Вот, Верунчик, - ворковала умиленная Стася, - скоро ты пойдешь в школу и этот портфельчик понесешь с собой. Но когда Верунчик пошла первый раз в первый класс, то нести портфель отказалась наотрез. - А домработница для чего? - спросила юная Калинкина ледяным тоном. И тут Тимофей впервые возмутился, долго кричал об эксплуатации человека человеком, об использовании наемного труда, наконец о том, что в жизни каждый должен нести свою ношу... - Это непедагогично - идти на поводу у ребенка, - неумолимо заявил он жене, когда та вручала портфель домработнице. Стася молча выжидала. Тимофей стал постепенно остывать. "В конце концов Девочка не виновата, размышлял он. - Восемь лет! Святая простота. Ангельская непосредственность. А я ей чуть ли не "Капитал" цитировал... Конечно, Стася должна была провести соответствующую воспитательную работу, но она так любит Верочку... Нельзя же любовь ставить ей в вину! И в конце концов все это мелочи бытия, муравьиная возня, пустяковина... Главное - что она охотно идет в школу, у нее есть желание быть отличницей. Это перспективно, масштабно". - Верусик опоздает в школу из-за наших споров, - молвила Стася, приметив смену страстей на лице супруга. - Нельзя насиловать волю ребенка! Кто же понесет портфель? - Его никто не понесет! - компромиссно провозгласил Тимофей. - Его повезут. Вызовите мою машину и поезжайте в школу! В автомобиль быстро погрузили Веру Прохоровну, министерский портфель и сверток шоколада на завтрак. Стася с гигантским, в четыре обхвата, букетом пионов (за которым специально ездили в садоводство) едва поместилась рядом с шофером... ...В тот день у Нади тоже имелся букет, завтрак и портфель Букет ее состоял из цветов, выросших стихийным образом. Завтрак - из доморощенных плюшек. А портфель имел уже солидную историю, ибо с ним получали среднее образование несколько предыдущих братьев и сестер Калинкиных. По дороге в школу, возле колхозного клуба, Надя остановилась. Рыжеголовый и лохматый односельчанин ее, по кличке Валерка Мухомор, придерживая за тонкую косу девочку из соседней деревни, пытался свободной рукой вырвать у нее цветы. Очевидно, забыв нарвать себе букет, Валерка решил добыть его пиратским способом. Надя пробралась сквозь толпу первоклассниц, наблюдавших эту сцену, и наставительно сказала: - Чужое без спросу брать нельзя! - А я спрашивал - она не отдает, - отвечал Мухомор. - Отпусти косу и не тронь цветов! - ультимативно заявила Калинкина. - Поду-у-умаешь! - расхохотался Валерка и в тот же миг очутился в канаве. - Подножка! - завопил он, вскакивая на ноги и засучивая рукава. Запрещенный прием! Девочки, стоявшие кругом, ликующе смеялись. Спасенная первоклассница показывала ему длинный нос, а Надя Калинкина - кулак. Кулак на Мухомора почему-то произвел большее впечатление. - Подумаешь, - сказал он презрительно, - пошутить нельзя! - и убежал, не найдя в себе мужества продолжать агрессивную политику. На глазах у Нади появились слезы. Увлекшись восстановлением справедливости, она выронила свой букет. Цветы поштучно лежали в той же канаве, откуда только что выбрался Мухомор. Стоя над рассыпанными цветами, девочки-первоклассницы о чем-то шептались. Потом одна из них подошла К Наде и вручила ей громадный букетище. - Это тебе, - сказала она упавшим голосом, - передашь учительнице от всех нас! ...Вера чувствовала себя маленькой хозяйкой большого дома. Во время войны, пока Тимофей Прохорович был на фронте, Станислава Петровна окончательно утратила инициативу в семейных делах. Возвратившийся Калинкин в первый же день понял, что бразды домашнего правления твердо держит в руках одиннадцатилетняя Вера Прохоровна. Сначала, как положено, Тимофей даже пожурил Стасю за бесхребетность и мягкосердечие. Но потом поразмыслил и успокоился: "Все-таки у Верочки характер наш, калинкинский! И хорошо! А разве с таким, как у Стаси, проживешь?" Этим же летом Пелагея Терентьевна, совершая ежегодный объезд детей, завернула на дачу Тимофея, под Кудеяровом. - Теперь у нас мирные трудодни пошли, - объявила мама. - Избу новую поставили. Может, Вероида, домой вернешься? - Мне и здесь хорошо, - нетерпеливо сказала Вера. - На вашем месте, мама, я бы сюда сама перебралась. У вас там что - деревня! - и, презрительно передернув плечиками, Вера Прохоровна вышла. - Стася, налей мне скорее какао и иди ловить бабочек! - послышался с террасы Верин приказ. Вера обещала учительнице к началу учебного года собрать для биологического кабинета коллекцию бабочек и стрекоз. Ей самой это занятие быстро наскучило, и на отлов насекомых обычно мобилизовались Стася и домработница, Но на этот раз заготовительная кампания чуть не была сорвана распалившейся Пелагеей Терентьевной. Воспитательные принципы и установки Стаси подверглись сокрушительному разгрому. Верин образ жизни был заклеймен, как порочный. Невмешательство Тимофея приравнено к деяниям, предусмотренным гражданским кодексом... - Из тебя воспитатель, как из меня комбайнер, - сказала Пелагея Терентьевна. - И вообще ты за деревьями леса приметить не можешь... Если бы на даче случайно оказался младший или даже средний научный сотрудник из Академии педагогических наук, то высказанных Пелагеей Терентьевной мыслей хватило бы ему на две диссертации и на сценарий учебного фильма. Правда, выступление свое Калинкина-старшая кончила несколько ненаучно. - Вероида, собирай вещи, поедешь домой! А то отшлепаю! - Да бросьте вы, мама, нервничать по пустякам. Ну, не все ли равно, кто поймает мошку-букашку? Вы, я или Вера... Главное - что она интересуется биологией, участвует в общественно-полезном начинании, - заметил Тимофей. - Не хочу я перевоспитываться, - заявила Вера Прохоровна, - и никуда я от Стаси с Тимой не поеду! А если увезете - назад убегу! Пелагея Терентьевна вспылила и уехала. Потом она горько раскаивалась: Веру надо было все-таки увезти... - Необыкновенная девочка! - воскликнула растроганная Стася, утирая крупнокалиберные слезы. ... - Необыкновенная девочка! - воскликнул тренер межколхозной физкультурной организации "Пшеница", когда увидел, как новичок Надежда Калинкина в первом же заплыве обогнала многих его воспитанниц. Позади остался даже Валерка Мухомор. А ведь он уже целый год хвастал, что вот-вот станет пловцом-разрядником. Водную стихию Надя покоряла успешно. Все свободное от борьбы с сорняками время она отдавала совершенствованию кроля и брасса. Дело дошло до того, что в следующем сезоне она вышла на второе место среди девочек района. И ей преподнесли в подарок единственно оказавшуюся в раймаге спортивную литературу "Вопросы тренировки боксера на открытом воздухе в зимних условиях" (цена в лидериновом переплете 42 рубля 17 копеек). Но Наде был дорог не сам подарок, а то, что вручала его чемпионесса области по плаванью. Этой женщине Надя тайно поклонялась и старалась ей подражать. К ужасу Пелагеи Терентьевны, дочка даже своими косами пожертвовала ради того, чтобы перейти на прическу чемпионессы. ...У Веры тоже имелся достойный объект для подражания. Это была старшеклассница Вика Спотыкач, девушка умопомрачительной стройности и непревзойденной грации. Особенно неотразимое впечатление на Калинкину производили крашеные Викины ресницы и ее горячая убежденность в том, что декольте имеет огромные преимущества перед банальными плиссе-гофре. Сидр Ерофеич Спотыкач, ведущий специалист по томатному соку, член редколлегии журнала "Помидорник-огородник", пользовался большим авторитетом в Красногорске. Поэтому кое-кто из учителей старался не обращать своего педагогического внимания на Викины шалости и пробелы в эрудиции. - А скажи, милая, - великодушно спрашивал ее географ, - как имя испанского мореплавателя? - Светофор Колумб, - без запинки отвечала начитанная девушка. Даниила Заточника она шустро назвала Данилой Точильщиком, Желтое море путала с Красным, а Белое - с Черным. Но это уже не вызывало сенсации в женской средней школе № 7. Фурор произвело появление Вики в туфлях на высоком каблуке типа "небоскреб". Таких каблуков в Красногорске не? было даже у студенток искусствоведческого факультета. Между землей и пяткой находилось десять сантиметров дерева и кожи. В тот же вечер Вера Калинкина потребовала у Станиславы Петровны для посещения школы такую же ультрамодную обувь. - Или ты мне заказываешь туфли, или я завтра же уеду к маме! - кричала Вера на Стасю. - Двенадцать сантиметров, и ни миллиметром ниже!.. Из педагогических побуждений Стася сопротивлялась. Страсти накалились. В этот час с работы приехал Тимофей. Его мохнатые брови ходили ходуном. Очевидно, спор на туфельную тему слышен был даже на улице Глава семьи пылко и страстно обрушился на сверхкаблуки, назвав их "примером проникновения мещанского вкуса в сознание учащихся" и "образцом неправильного подхода к проблеме школьной обуви". Вера умолкла. Она хорошо знала своего брата. Действительно, Тимофей, закончив ширпотребную тираду, задумался: "Девочка не виновата. Пятнадцать лет... Запросы... Потребности.." - Двенадцать сантиметров, и ни миллиметром ниже! - тихо повторила Вера. - Десять! - решительно отрубил Тимофей. Спор сразу увял. Вера не протестовала: она нарочно увеличила сантиметраж, заранее рассчитывая на то, что придется сделать скидку. - Супер - экстра-класс! - восхитилась Вика Спотыкач, увидя на Вере новые туфли. "Высотный" каблук окончательно сблизил Веру с Викой. Теперь Калинкина считала себя на равной ноге со старшеклассницей. Более того, она стала поверенной всех Викиных тайн. Ей стало известно, что ее старшая подруга мечтает о вузе. - Боже! Ты не знаешь, что такое "вуз"? - смеялась над приятельницей Вика. - Откуда такая наивность? Это значит - Выйти Удачно Замуж! Чтобы муж мог в год обеспечить мне шесть платьев из парчи, три капота, две путевки в Сочи и колье под Новый год. Программа-минимум! Такого мужа найти тоже надо уметь! И Вика сумела. В тот же самый день, когда она получила аттестат зрелости, в загсе ей выдали свидетельство о браке. Счастливым супругом оказался некто Единоверцев, товарищ, посвятивший свою жизнь делу снабжения и сбыта и, кроме рубля, ни во что не веривший. На свадьбе после азартных воплей "горько" и затяжных поцелуев Вика заявила дальним родственникам мужа: - Зовите меня Виктория Айсидоровна! Так благозвучнее. Ведь я теперь жена ответственного работника. Ответственная жена! Сидр Ерофеич Спотыкач подивился той легкости, с которой дочка отреклась от отчего имени, но протеста не заявил. Во-первых, работа с томатным соком приучила Сидра Ерофеича к умиротворению, а во-вторых, он давно махнул рукой на Викины чудачества. Калинкина пила шампанское и упивалась счастьем подруги. Но Викино счастье оказалось недолгим. Вскоре муж ее пострадал за свою веру и был отлучен от высокого руководящего сана, хотя официально и по собственному желанию, но со строгим выговором. Вика рассчитала, что Единоверцев поднимется не скоро, и немедленно разлюбила его. А разлюбив, дала развод. "Вуз" не удался. Но, как глубокомысленно сказал поэт, "за первой любовью нахлынет вторая"... И она нахлынула. И была узаконена новым штампом загса. Потом нахлынули третья, четвертая... Супругами Виктории Айсидоровны стали последовательно: частный врач-стоматолог Дунькан, первый тромбон красногорского театра Акушеткин. Но сколько стоматолог ни короновал своих пациентов, сколько оркестрант ни дул в тромбон, программа-минимум не обеспечивалась. Разочарованная Вика решила пойти по линии административного выдвижения. Ее мужем стал Игорь Олегович Закусил-Удилов - ответственный работник Кудеяровского горсовета. - Теперь я жена номенклатурного лица, - заявляла всем Вика. Номенклатурная жена! В эти слова Вика вкладывала особый подводный смысл. Отныне свое высокое призвание в жизни она видела в том, чтобы быть супругой только высокоответственного товарища, которого она могла бы вдохновлять на успешное продвижение по служебной лестнице. "Хороший муж должен делать хорошую карьеру", - говаривала Вика. Это несимпатичное для других слово "карьера" звучало в устах Вики этаким лирическим каприччио. За ним рисовались материальные блага в виде отдельной квартиры с мусоропроводом и горячим водоснабжением, персональная автомашина и постоянное место в первом ряду партера в городском театре. Когда Вика сидела в забронированном кресле первого -ряда, она чувствовала себя на седьмом ярусе неба. Тщеславие ее было удовлетворено. У Веры избранника сердца еще не было. Правда, ей с завидным постоянством поклонялся некий доцент-пигментолог, специалист по загарам Н. Е. Андертальц. С ним Вера познакомилась во время первого бракосочетания своей приятельницы. Н. Е. Андертальц вел бродячий образ жизни. Вечный курортник, он переезжал из одного целебного местечка в другое, ревизуя пляжи и физиопроцедуры. Открытки, присылаемые доцентом Вере, являлись вещественным доказательством его любовной тоски. Разные по форме, они были несколько однообразны по содержанию. То это был бушующий поток, и подпись на открытке гласила: "Гудаута. Водопад "Мужские слезы". Тираж 25 тысяч экземпляров". Наискось через весь водопад экономным врачебным почерком (таким шрифтом обычно заполняются аптекарские сигнатурки) шла надпись: "Вера, мое солнышко! За последнюю неделю водопад "Мужские слезы" стал соленым и полноводным, так я тоскую! Забронировал две путевки с видом на пляж. Н. Е. Андертальц". То открытка изображала обломок скалы, похожий на вырванный зуб. Обломок носил поэтическое наименование - "Замок коварства и любви". "Нахожусь в Кисловодске, - сообщал Н. Е. Андертальц, - умираю от своей любви и вашего коварства. Забронировал две путевки с видом на Эльбрус". Может быть, Вера с большей благосклонностью отнеслась бы к своему наиболее постоянному поклоннику, если бы он не был пожилым человеком с ученой степенью и двумя детьми. К тому же Вера переживала нелегкие дни. После того как она окончила десятый класс, все Калинкины, единым фронтом, повели на Веру наступление и заставили ее подать заявление в институт. Но аттестат, в котором наряду с пятерками были и тройки, к сожалению, твердой гарантии зачисления в студенты не давал. - Не беспокойся! - предупредила Вика. - Я тебя устрою без экзаменов в институт иностранных языков, Инязычница! Ах, это будет звучать! Успокоенная Вера решила поехать на несколько дней в деревню на семейный праздник - годовщину брака отца и матери. Поздно вечером личная закусил-удиловская машина доставила Веру Прохоровну в Горелово. Все Калинкины, кроме Нади, уже спали. В притихшем доме слышалось только тиканье часов да приглушенный Надин смех: она читала глубокомысленное произведение модного романиста, который был уверен в том, что он хорошо знает колхозную деревню. - Это мне, наверное, снится! - сказала Надя, увидя на пороге Веру. - Вера приехала в село! Ах, какие краски! Что за оперение! - Что же, прикажешь мне ходить в таком сарафане, как у тебя? - фыркнула Вера. Утром будущая инязычница проснулась позже всех. Ее разбудил чей-то смех. Вера Прохоровна выглянула в окно и увидела... себя. Она стояла среди улицы и снисходительно оглядывала местных жителей. На ней была сине-оранжевая кофточка с чудо-птицами на груди, красный башлык, голубые танкетки на пробковом ходу и сумка в виде турецкого барабана. Глаза скрывались за дымчатыми светофильтрами. - Какая вы, Верочка, интеллигентная, не то что ваша сестрица, - охала базарная торговка бабка Трындычиха. - У нас на селе таких красивых девок нонче не бывает! Сразу видать - культура! В этот момент Вера номер два сняла очки и с ударением произнесла: - Значит, культуру сразу видно? - Эх, Надюшка! - на ходу переключилась Трындычиха. - Обрядилась, как индюшка, ходит, хвастает! Тебя эвон птицы пугаются, за чучело принимают! Вера не шутя разозлилась на Надю. Высмеять ее, первую красногорскую красавицу, перед всем селом? И зачем она вообще приехала сюда?! Кончилось тем, что Вера попросила у мамы какой-нибудь старенький сарафан: на улице в ультрамодных красногорских нарядах появляться было уже рискованно. Гостья прожила в Горелове всего два дня. Вспомнив, что Викина любимая маникюрша уходит в отпуск. Вера укатила в Красногорск лакировать ногти. И хотя она обещала вернуться на следующий день, в деревне ее больше не видели.