Владимир Болучевский - Двое из ларца Страница 10

– Ага… – Лена наливала кофе. – Тебе жалко. А знаешь, сколько он стоит? И все они на мне числятся.

– Так надо же соображать, кого куда возить. Ты бы еще Гитлера в Биробиджан привезла. Я кофе не буду.

– Почему?

– Леопарды сена не едят.

– А мне водички поменьше, – попросил Петр.

– Ну, кого куда возить, это не мы решаем, а во-вторых, и Гитлер ездит везде. И с ним народ фотографироваться очень любит.

– Нет, правда, Лен, Сталин в Магадане? – Волков ложечкой размешивал в чашке сахар.

– Нет, в Магадане сейчас, по-моему, никого нет. Одна выставка наша в Комсомольске-на-Амуре, а другая во Владике вроде бы. Это те, которые на Дальнем Востоке. А еще в Иркутске, в Воркуте и где-то здесь, недалеко.

– А сколько их всего, выставок?

– Передвижных – шесть или семь, я точно не знаю. Но Сталина в Комсомольск отправили. Я сама их собирала: Сталина, Хрущева и Ельцина. Фигуры тусуют постоянно, освежают композиции. Кого-то туда, кого-то сюда. Нам вот Арнольдика, Монро и Чаплина привезли взамен тех.

– Лена, а Сталин с трубкой был?

– Какой же Сталин без трубки?

– Точно помнишь?

– Я же выставку принимаю по описи. И передаю. Там все атрибуты каждой фигуры указаны: Суворов – трость и шпага, Пугачев – бревно, Сталин – трубка. Я же сама все и запаковывала.

– А трубка какая?

– Обыкновенная. Трубка как трубка. А что?

– Да в том-то и дело. Не муляж?

– Да вроде… У нас же постоянно что-нибудь воруют: у Жириновского – стакан, пуговицы срезают у тех, кто в мундирах красивых. Темно ведь, а когда народу много, за всеми не уследишь. Здесь – мастерские, а на маршруте мы сами исправляем. И пальцы отломанные сами прилепляем, и носы, и уши. Это здесь у Елизаветы серьги такие красивые, висячие, а в Улан-Удэ, когда я там была, только в мочках блестяшки и остались, как клипсы, а что сделаешь? Может, с самого начала у Сталина и был муляж, точная копия, а потом стащили где-нибудь в Норильске, ну, кто-то из наших и вставил трубку старенькую, какую нашел, не стоять же ему с пустой рукой. Так и ездит…

– Ясно. Леночка, а ты могла бы узнать точно, куда Сталин уехал?

– Да в Комсомольск. Но я могу позвонить, уточнить.

– Уточни, а? Тебе не очень это сложно?

– Да нет, у нас здесь телефон недалеко. А в чем дело?

– Да тут… Вы когда фигуры отправили?

– Когда их отправили, я не знаю, а у нас забрали неделю, по-моему, назад. Ну да, сегодня первое…

– Первое декабря уже? – удивился Гур-ский.

– А что?

– Да так. Дело я одно, выходит, проворонил уже. Время летит…

– Ну правильно, неделю назад.

– А ты не помнишь, – Волков отодвинул чашку, – дедок такой…

– Да их же здесь сотни. И дедули, и бабули.

– Ну да, но он такой… с тросточкой.

– А ты знаешь… небольшой такой?

– Да, с тростью.

– Помню. Я его запомнила, потому что ему позвонить нужно было срочно, он очень просил, я его и проводила. Уже после закрытия. И он как-то так странно палку свою держал, не опирался на нее, а… держал так, ну, как закрытый зонт люди носят в помещении, не складной, а обыкновенный. Это под самое закрытие было, часов в восемь. Я зал закрыла, проводила его позвонить, но он не дозвонился, расстроился очень и так и ушел. А мы этим же вечером фигуры разобрали, упаковали, и утром их от нас увезли. Как раз неделю где-то назад. А что случилось-то на самом деле?

– Да пока толком непонятно, – Гурский надевал куртку.– В гости приглашаешь?

– А что, нужно какое-то специальное приглашение?

– Ну, тогда держись…

– Пока, Ленка. Извини,– Волков открыл дверь комнатки. – Спасибо за кофе. А когда ты уточнишь?

– Да сейчас пойду и позвоню. Вы торопитесь?

– Честно говоря, да. Ты, если не трудно, когда узнаешь, перезвони мне на трубу сразу, ладно? Вот моя визитка.

– Ох-ох, визитка… Ладно, позвоню.

– Ну, пока-пока.

Глава 10

Выйдя из зала, Волков достал телефон и набрал номер:

– Ирина Аркадьевна? Да, Волков беспокоит. Ирина Аркадьевна, вы никуда не уходите? Да… да, тут кое-что… я зайду сейчас на минуту? Хорошо,– он отключил телефон, положил его в карман куртки, потом задумчиво повернулся и пристально посмотрел на Адашева-Гурского.

– Н-нет… Петя, не-ет! Абсолютно исключено. Дальний Восток! Да я уже по свету помотался, мне – во… Хватит. Для меня в редакцию-то съездить, полчаса на метро, так я неделю собираюсь внутренне. Что я там жрать буду, ты подумал? Я общепита не переношу. Я старенький.

– Еще скажи, тебя девушки не любят…

– Не скажу. Ложь унижает.

– Икру ты там будешь есть жировую, кету, горбушу, кижуча. А селедочка тихоокеанская, а?

– Слабой соли?

– Естественно. Она же размером с поросенка, а жирок так и капает…

– Под рюмочку?

– Это уж я не знаю. Сторона чужая.

– Не поеду.

– Ну немножко, если отнестись к процессу скрупулезно.

Они спустились по лестнице и вышли на улицу.

– Я высоты боюсь. Летать могу только пьяным.

– А ты в окошко не смотри. Кресло-то в самолете на полу стоит. Какая высота?

– У меня гипертрофированное воображение.

– Ну хорошо, в аэропорту мы вместе хлопнем, только ты в самолете не догоняйся. В Хабаровске на поезд надо будет пересесть, по пьянке ты заблудишься.

– А прямого рейса нет, что ли?

– Вроде нет, да и на Хабару только раз в неделю из Питера. В среду или четверг, я забыл, а может, и поменялось все, я давно летал.

– А в поезде – Эс Ве?

– Эс Ве, Эс Ве… Чистые простыни, хорошенькая попутчица.

– А если она храпит?

– А ты ей спать не давай.

– Прямо и не знаю… Я уже расстроился. Который час? Ну вот, уже обедать пора, а мы вместо этого дурака валяем.

– Сейчас, зайдем к Ирине этой Аркадьевне… а она вроде ничего, а?

– В каком смысле?

– В том самом.

– Ну, если в этом, то я бы стал.

– А ты всех баб на «стал бы – не стал бы» делишь?

– Ну давай, маму еще вспомни, романтик ты наш.

– Да, кормить тебя пора. Сейчас поговорим, потом билет тебе купим – здесь рядом на Кировском кассы – и где-нибудь перекусим.

– Вот ты сам и перекусывай «где-нибудь». А я общепита не переношу.

– Да брось, вот, я знаю, хорошо кормят в…

– Не могут они хорошо кормить. Хоть там интерьеры, хоть лобстеры. Общепит, он и есть общепит, по определению. Повар готовит в никуда, сам не знает кому, без любви ко мне лично. Может, он в этот момент о любовнике своей жены думает с ненавистью? А я потом все это есть должен?.. И какие билеты? У меня паспорта с собой нет, забыл? Все равно домой надо.

– А у тебя еда есть?

– Конечно. Только я из дома-то еще когда ушел, мясо небось часа два размораживать надо.

– А микроволновки нет?

– Нет. И не будет. Ты эти микроволны видел? Уверен, что они не тлетворные?

– Хорошо, вон рынок рядом, купим что-нибудь.

– Я «что-нибудь» уже не хочу. Я уже рыбки хочу.

– Слушай, не капризничай, а?

– Ну правильно, как на край света ехать, да еще на аэроплане, так Гурский, а как Гурскому пожрать…

Они поднялись на третий этаж и позвонили в знакомую уже квартиру. Дверь на этот раз им открыл мужчина лет тридцати в дорогом темно-синем костюме, белой рубашке и вишневом галстуке. Белокурые волосы были аккуратно уложены, а на безымянном пальце правой руки тускло поблескивало золотое кольцо с плоским черным камнем.

– Добрый день, – поздоровался Петр. – Ирина Аркадьевна дома?

– Вы Волков? Здравствуйте, проходите. Ира!

Ирина вышла из гостиной, гася на ходу сигарету в маленькой керамической пепельнице.

– Здравствуйте еще раз, Петр Сергеич. Раздевайтесь, проходите, знакомьтесь – Виктор, мой брат.

– Очень приятно.

– Александр.

– Виктор.

– Гурский и Волков разделись в передней и прошли в комнату.

– Кофе?

– Нет, – отказался Гурский, – спасибо.

– Спасибо, – Петр поправил рукав джемпера, – мы ненадолго. Ирина Аркадьевна, а можно еще разок взглянуть на муляж этот?

– Пожалуйста, – она вышла в кабинет и принесла трубку.

Волков взял ее в руки, поднес поближе к глазам и внимательно осмотрел.

– Взгляни, – протянул Александру. Гурский взял трубку, потер пальцем какое-то пятнышко на чубуке и вернул Петру.

– Воск, – вздохнул он. – Дальняя дорога, казенная еда.

– И что сие означает? – покосившись на волковскую амуницию, скептически обронил Виктор.

– Видите ли… – Волков положил имитацию на стол. – Ваш отец в тот вечер, перед тем как вернуться домой, зашел на выставку восковых фигур и зачем-то подменил у Отца народов трубку.

Брат и сестра удивленно переглянулись. Волков отметил, что, внешне совершенно разные, они тем не менее чем-то неуловимым очень похожи. И отчего-то это обстоятельство его раздражало.

– Вы хотите сказать, – удивленно спросила Ирина, – что он стащил трубку у восковой фигуры Сталина?

– Скорее, на мой взгляд, наоборот. Он вставил Сталину в руку свою, презентовал, так сказать, а вот это, – Петр приподнял муляж, – положил себе в карман.