Этот неподражаемый Дживс - Вудхаус Пэлем Грэнвил Страница 10

Тем не менее Бинго явно от нее без ума. Ясно как день. В глазах его сияло пламя Великой Любви.

– Я боготворю ее, Берти! Я благословляю землю, по которой она ступает, – громовым голосом затрубил несчастный; уверен, что его было слышно на другом конце зала. В бар только что зашел Фред Томпсон, потом еще пара знакомых, а Мак-Гарри – парень за стойкой – и вовсе слушал, разинув рот и развесив уши. Но не в привычках Бинго скрывать свои чувства. Точь-в-точь герой оперетты, который, выйдя на середину сцены, собирает в кружок приятелей и во всю глотку распевает о своей любви.

– Ты ей уже об этом сказал?

– Нет, у меня не хватает духу. Мы каждый вечер гуляем вместе по парку, и когда она смотрит на меня… Знаешь, она похожа…

– На сержанта морской пехоты.

– Ничего подобного! На юную богиню.

– Одну секунду, старина, – сказал я. – Ты уверен, что мы говорим об одной и той же мисс Глоссоп? Ту, которую я имею в виду, зовут Гонория. Может быть, у нее есть сестра, о которой я не слышал?

– Ее имя действительно Гонория, – с дрожью благоговения в голосе подтвердил Бинго.

– И, на твой взгляд, она похожа на юную богиню?

– Похожа.

– Благослови тебя Бог! – сказал я.

– «Она идет во всей красе. Светла, как ночь ее страны. Вся глубь небес и звезды все в ее очах заключены». Еще один бутерброд с сыром, – сказал он бармену.

– Я гляжу, отсутствием аппетита ты не страдаешь!

– Это мой обед. В час пятьдесят должен встретить Освальда на вокзале Ватерлоо, чтобы успеть на обратный поезд. Я возил его к зубному врачу.

– Освальд? Это что – юный Глоссоп?

– Да. Поганец порядочный.

– Поганец? Кстати, я же сегодня обедаю с тетей Агатой. Извини, я поскакал, а не то опоздаю.

Я не виделся с тетей Агатой после той самой истории с жемчугом; и хотя и не предвкушал особого удовольствия от совместного пережевывания пищи, я был твердо уверен, что уж одной темы она, во всяком случае, не станет касаться – а именно темы семьи и брака. Если бы я сел в такую калошу, как тетя Агата в Ровиле, элементарный стыд не позволил бы мне даже заикаться об этом как минимум несколько месяцев.

Но, оказалось, я недооценивал женщин. В смысле бесстыдства. Вы не поверите – она, можно сказать, с этого начала. Клянусь! Не успели мы перекинуться парой фраз о погоде, как она не моргнув глазом ринулась в атаку.

– Берти, – сказала она. – Я много думала и окончательно поняла, что тебе совершенно необходимо жениться. Признаю – я жестоко ошиблась, доверившись той ужасной обманщице в Ровиле, но на этот раз ошибки быть не может. Мне посчастливилось найти для тебя именно такую невесту, как тебе нужно. Я недавно познакомилась с этой девушкой, но она из прекрасной семьи, так что тут не может быть никаких сомнений. К тому же она очень богата; для тебя, впрочем, это не важно. Главное, что это сильная, самостоятельная и благоразумная девушка, которая сможет уравновесить все твои многочисленные слабости и недостатки. Она с тобой знакома и, хотя, естественно, не одобряет твой образ жизни, относится к тебе с симпатией. Я в этом уверена, потому что уже прощупала почву – естественно, очень деликатно – и думаю, что стоит тебе сделать первый шаг…

– Кто она? – Мне следовало давно задать этот вопрос, но с перепугу у меня кусок булочки попал не в то горло, я посинел от недостатка кислорода и только теперь снова получил возможность нормально дышать. – Кто она?

– Гонория, дочь сэра Родерика Глоссопа.

– Нет, только не она! – закричал я, и щеки мои под здоровым летним загаром побледнели.

– Не глупи, Берти. Это как раз та жена, которая тебе требуется.

– Но послушайте…

– Она сформирует твой характер.

– Но я вовсе не хочу, чтобы кто-то формировал…

Тетя Агата взглянула на меня так, словно мне пять лет и она опять застукала меня с банкой джема в буфетной.

– Берти! Ради Бога, не спорь, пожалуйста.

– Да, но я хочу сказать…

– Леди Глоссоп любезно пригласила тебя погостить в Диттеридж-Холле. Я сказала, что ты с удовольствием завтра же к ним приедешь.

– Мне очень жаль, но на завтра у меня чертовски важная встреча.

– Что еще за встреча?

– Ну… это…

– Нет у тебя никакой встречи. А если и есть, ты ее отменишь. И отправишься в Диттеридж-Холл, а не то, Берти, я очень сильно рассержусь.

– Ну, хорошо, хорошо, – сказал я.

Едва я расстался с тетей Агатой, как во мне проснулся бойцовский дух Вустеров. Как ни ужасна была нависшая надо мной угроза, я чувствовал почти что радостное возбуждение. Меня загнали в угол, но чем безнадежнее мое положение, тем слаще будет торжество над Дживсом, когда я сумею выпутаться из ловушки без малейшей помощи с его стороны. Прежде я бы спросил у него совета и действовал в соответствии с его инструкциями; но после того, что я услышал на кухне, будь я проклят, если стану унижаться. Вернувшись домой, я как бы между прочим сказал:

– Знаете, Дживс, я попал в чертовски затруднительное положение.

– Мне очень жаль, сэр.

– Да, мое дело дрянь. По правде говоря, я на краю гибели, один на один с безжалостным роком.

– Если я могу вам чем-нибудь помочь, сэр…

– Нет, спасибо. Не стану вас беспокоить. Уверен, что сам справлюсь.

– Очень хорошо, сэр.

Тем все и кончилось. Другой на его месте принялся бы расспрашивать, что да как, но такой уж Дживс человек. Сама сдержанность во всем.

Когда я на следующий день приехал в Диттеридж, Гонорию я там не застал. Ее мать сказала, что она гостит у Брейтуэйтов и вернется завтра, а с ней вместе приедет и ее подруга, мисс Брейтуэйт. Еще она сообщила, что Освальда я найду в парке, и – что значит материнская любовь – это прозвучало так, словно присутствие ее чада служит к украшению парка и составляет едва ли не главную его достопримечательность.

Неплохой у них там парк, в Диттеридже. Террасы, большой кедр посреди лужайки, кусты и небольшой, но живописный пруд с перекинутым через него каменным мостом. Выйдя в парк, я обогнул кустарник и заметил Бинго, который курил, прислонясь к перилам моста. На каменных перилах сидел с удочкой в руках некий представитель отряда несовершеннолетних – как я понял, это и был Освальд Моровая Язва.

Бинго был приятно удивлен моим приездом и представил меня мальчишке. Если тот и был приятно удивлен, то умело скрыл это, как заправский дипломат. Только взглянул на меня, слегка вздернул брови и продолжал удить. Видно было, что он из тех высокомерных юнцов, которые дают вам почувствовать, что школа, где вы учились, совсем не та, и костюм на вас сидит плохо.

– Это Освальд, – сказал Бинго.

– Рад познакомиться, – приветливо произнес я. – Как поживаешь?

– Нормально, – ответил мальчик.

– У вас тут очень красиво.

– Нормально, – ответил мальчик.

– Хорошо клюет?

– Нормально, – ответил мальчик.

Бинго отвел меня в сторонку, чтобы мы могли спокойно пообщаться.

– Скажи, а у тебя никогда не звенит в ушах от беспрестанного щебета милого Освальда?

Бинго вздохнул.

– Да, это тяжкий труд.

– Что – тяжкий труд?

– Любить его.

– Так ты его любишь? – с удивлением спросил я. – Вот уж никогда бы не подумал, что такое возможно.

– Пытаюсь, – сказал Бинго. – Ради Нее. Берти, завтра Она приезжает!

– Так мне сказали.

– Она приезжает, любовь моя, моя…

– Да-да, конечно, – сказал я. – Но возвращаюсь к юному Освальду. Тебе что, приходится нянчиться с ним с утра до ночи? Я бы давно рехнулся!

– С ним не так много хлопот. После уроков он все время сидит здесь, на мосту, удит малявок.

– Отчего бы тебе не спихнуть его в пруд?

– Спихнуть в пруд?

– По-моему, это самое разумное, – сказал я, с неприязнью взглянув на оболтуса. – Может, наконец проснется и почувствует интерес к жизни.

Бинго тоскливо покачал головой.

– Очень заманчивое предложение, – сказал он. – Но, боюсь, неосуществимое. Видишь ли, Она никогда мне этого не простит. Она очень привязана к этому паршивцу.