Акилле Кампаниле - Бедный Пьеро Страница 11

Луиджи (Пьеро). А может, ты оставишь его... на всякий случай... в общем, до того момента, когда он действительно понадобится?

Пьеро. Нет, тогда я закажу новый. Вдруг мода к тому времени изменится. Кстати, может, купишь его ты? Ведь размеры у нас, кажется, одинаковые...

Луиджи. Спасибо, но у меня склонность к полноте.

Пьеро. У меня тоже. Поэтому лучше всего отправить его обратно.

Луиджи. И пусть нам вернут деньги.

Пьеро. Дело не в деньгах, просто мне хочется поскорее убрать его из дома.

Луиджи (посыльному) Может, вы вернете его в похоронное бюро за полцены?

Посыльный. За полцены? Можно, конечно. Я скажу, чтоб прислали машину. До свидания. (Уходит.)

Луиджи. Ну а теперь хватит грустить. Пойду выпью за твое здоровье! (Уходит в другую комнату.)

Со стороны лестницы доносятся нарастающей силы стенания. Вбегает Тереза.

Тереза (испуганно прислушиваясь). Пьеро, по-моему, это твоя сестра Элизабетта!

Голос Элизабетты. О, наш дорогой ангел, на кого же ты нас покинул? Вечная тебе память...

На сцену выходит этакий седой гренадер в юбке, с широким красным лицом, покрытым довольно густой растительностью. Элизабетта в трауре, с чемоданом. Не обращая внимания на Пьеро, держащего в одной руке бокал шампанского, а другой отправляющего в рот сладости, она подходит к Терезе и говорит трагическим тоном.

Неужели, неужели он умер?!

Тереза (после объятий). Спроси у него. (Указывает на Пьеро.) Ты меня, пожалуйста, извини, но у меня там гости. Приходи потом закусить.

Элизабетта (поворачивается к Пьеро и спрашивает тем же тоном). Ты понимаешь, что такое смерть?

Пьеро (с набитым ртом, спокойно). Да-да, понимаю.

Элизабетта (вздрагивает, протирает глаза, обалдело смотрит на него, только сейчас начиная соображать, что говорит с самим Пьеро). То есть как это...

Пьеро (все так же спокойно). Случай мнимой смерти. Не хочешь ли чего-нибудь с дороги? (Протягивает ей вазу.)

Элизабетта. Ох, святые угодники! Как же теперь быть?

Пьеро. С чем?

Элизабетта. Когда принесли телеграмму, мой муж сразу же все понял. Он так разволновался, что его хватил удар. Сейчас, слава богу, все прошло.

Пьеро (разочарованно). Уже?

Элизабетта. К счастью, да. Ты же знаешь, какое у него больное сердце. Сильное волнение может его убить. Но сейчас он уже вне опасности.

Пьеро. Слава богу.

Элизабетта. Но врач сказал, что еще одно такое потрясение — и он отправится на тот свет. Послушай, Пьеро... он ни в коем случае не должен знать, что ты воскрес. Этого он не вынесет.

Пьеро. Как?! Он знает, что я умер, и чувствует себя превосходно, а известие о том, что я жив, может его убить?

Элизабетта. Пьеро, пойми же меня правильно. У Панталео такая ранимая душа. Ты ведь сам знаешь, как он тебя обожает. Один удар он уже перенес и, к счастью, оправился от него.

Пьеро. Ну и слава богу.

Элизабетта. Но если он узнает, что ты воскрес, от радости его хватит второй удар, и тогда конец.

Пьеро. Ах, бедняга. Ну что ж, пусть он продолжает думать, что я мертв, если от этого ему лучше.

Элизабетта. Пьеро, ты все иронизируешь, а ведь у Панталео благороднейшее сердце. Он тебя обожает: он может умереть от радости. Ты понимаешь, что это такое? Сейчас он — сама скорбь: глубокая, неизгладимая, вечная, но... спокойная, да-да, теперь уже спокойная.

Пьеро. Быстро же он успокоился. Но, как бы то ни было, не могу же я вечно притворяться мертвым только потому, что это приятно моему шурину.

Элизабетта. Ну конечно, рано или поздно он все узнает. Мы подготовим его постепенно, осторожненько. А сейчас, пока рана еще так свежа, нужно поберечь его.

Пьеро. Ну так не сообщай ему ничего, а когда вернешься домой...

Элизабетта. Он здесь.

Пьеро. Как, он тоже приехал?

Элизабетта. Ну да, он только на минутку задержался внизу, в баре, чтобы подготовиться к последнему испытанию.

Пьеро. Послушай, не пускай его сюда. Скажи, что, если он увидит мой труп, его может хватить второй удар.

Элизабетта. Пьеро, ты все еще меня не понял. От первого удара он уже оправился. А если и не совсем, так сейчас там, внизу, он подкрепится каким-нибудь коктейлем. Но он хочет увидеть твой прах.

Пьеро. Смотрите, пожалуйста, какие притязания.

Элизабетта. Он говорит, что должен сказать тебе последнее прости.

Пьеро. Я его освобождаю от этого долга.

Элизабетта. Ну не упрямься, иди и ляг на кровать!

Пьеро. Да отстань ты от меня!

Элизабетта. Умоляю тебя. Пьеро, сделай это ради него.

Пьеро. А нельзя сказать ему, что меня уже унесли?

Элизабетта. Нет. В баре он узнал, что ты еще здесь, и успокоился: больше всего он боялся опоздать.

Пьеро. Это очень мило с его стороны, но мертвецом прикидываться я не буду.

Элизабетта. Ну неужели тебе трудно сделать это ради него?

Пьеро. Послушай, а что, если ты покажешь ему гроб?

Элизабетта. Пустой?

Пьеро. Пустой. Скажи, что я там.

Элизабетта. Он уже идет! Спрячься!

Пьеро скрывается в соседней комнате.

Панталео (это высокий и грузный мужчина, с трагическим выражением лица, медленно передвигающийся на массивных, как у слона, ногах. Отмахиваясь руками, словно кто-то пытается его удерживать, он восклицает проникновенным голосом). Не говорите мне ничего!

При виде гроба он в ужасе прикрывает глаза рукой и делает вид, что только необыкновенное усилие воли помогает ему совладать с собой и не выбежать из комнаты. Затем он начинает медленно отводить руку от лица, содрогаясь от рыданий. Во время этой немой сцены в комнату входит Тереза и передает Элизабетте тарелку с куском торта.

Тереза. Не спускай с него глаз: как бы он не натворил глупостей.

Элизабетта (супругу). Мужайся, Панталео. Я знаю, что словами здесь не поможешь. Лишь время может смягчить горечь утраты. Но живые должны жить...

Панталео (издавая звук, похожий на рычание). Нет! Оставьте меня! Оставьте меня!

Элизабетта (спокойно уписывает торт). Я сочувствую твоему горю. Но будь же сильным, будь мужчиной. Сейчас твой шурин уже там (показывает на небо), он смотрит на тебя и шлет нам свое благословение. Наш долг — жить для других.

Тереза (тихо). Да скажи ты ему, наконец, что Пьеро жив.

Элизабетта. Избави бог! На него эти слезы действуют благотворно. (Протягивает Панталео тарелку с куском торта. Тот смотрит на нее с изумлением). Такова уж воля усопшего.

Панталео. Какая благородная душа!

Анджелика (входит и тихо говорит Терезе). Синьора, мороженое уже начало таять.

Тереза (Элизабетте). Извини. (Уходит с Анджеликой).

Из соседней комнаты вместе с веселым звоном бокалов и радостными восклицаниями доносятся звуки радиолы. Через приоткрытую дверь видны пары, кружащиеся в вальсе.

Панталео (шокированный). Они танцуют?

Элизабетта (смиренно). Такова воля покойного.

Панталео. Какая благородная душа! Он не хотел, чтобы над его гробом проливали слезы. Ну что ж, потанцуем и мы, раз уж ему так хотелось. (Со вздохом поднимается и с грустным лицом начинает медленно танцевать.)

Входит посыльный.

Посыльный. Разрешите? Мы пришли за гробом.

Панталео. Уже?

К величайшему изумлению посыльного, скорбно вздыхает и целует гроб.

Посыльный (вынимая из кармана ассигнацию). Платить вам?

Панталео (удивленно). А что, вы их покупаете?

Посыльный. Совершенно верно. Один наш служащий покупает его по сходной цене. Но он хочет, чтобы никто об этом не знал.

Панталео (обменивается многозначительным взглядом с женой и тихонько говорит посыльному, стараясь, чтобы его не услышали в соседней комнате). Я-то буду нем как рыба. Но и вы обещайте никому ни слова! (Берет ассигнацию и разглядывает ее.) Маловато, пожалуй!