Лев Лукьянов - Тысяча и одна бомба Страница 11

— Надеюсь, мои коллега умеет размышлять наоборот?

— Я протестую! — снова вскочил прокурор.

Судьи снова принялись совещаться.

— Протест не принимается, — наконец сказал генерал. — Законодательство нашего государства не запрещает в суде размышлять наоборот. Продолжайте, господин адвокат.

Благодарно пожав сам себе руки, адвокат улыбнулся судьям и продолжил:

— Итак, попробуем наоборот. Предположим, за четыре бомбы — смертная казнь. Тогда за одну — одна четвертая часть наказания. Теперь подсчитаем, во что это обойдется моему подзащитному…

Адвокат снова взялся за подтяжки и, покачиваясь на носках, с сомнением оглядел Мизера.

— Ему сейчас уже за сорок. Пьет, курит. Посмотрите, какие синяки под глазами. Держу пари, больше пятнадцати лет он не протянет. Ну, хорошо, не будем мелочными — дадим ему двадцать. Следовательно, если бы мой уважаемый коллега был в ладах с арифметикой, он потребовал бы осудить этого парня на одну четвертую стула, другими словами, на пять лет…

Адвокат мельком взглянул на прокурора, нервно игравшего дужками своих черных очков.

— Господин прокурор, по-видимому, не решится спорить, что одна четвертая от двадцати лет, оставшихся на долю моего подзащитного, составляет пять лет?.. Но, господа судьи!..

Адвокат рванул руки из-под подтяжек:

— Господа судьи, кого мы с вами собираемся осудить на пять лет?.. Там, в Испании, бомбы падали куда попало! Это было там!..

Толстяк показал на зарешеченное окно. Судьи послушно посмотрели. Обернулся и Мизер, но Испании не увидел…

— Одна бомба угодила в море! — Тут адвокат перешел на шепот. — Представляете, в открытое море! И пока ее нашли, перерыли все Средиземное море! А если бы неподалеку была вражеская подводная лодка? А если бы русские утащили нашу бомбу в Одессу? А?..

— Куда? — переспросил председатель суда, очень внимательно слушавший адвоката.

— Одесса — это русская гавань в двух шагах от Испании, — пояснил защитник и приставил руку козырьком к глазам. — В ясную погоду вот так видно. Кто даст гарантию, что наше секретное оружие не находилось бы в чужих руках? А?..

Адвокат вдруг звонко щелкнул подтяжками и резко повернулся к взволнованному прокурору:

— Вы дадите гарантию?

— Не дам!

— То-то… А что можно сказать о Гренландии? Снег и лед. Лед и снег, А внизу… — защитник топнул по полу. — Вода! Океан! Глубина!.. Нет, господа, швырять бомбы в Гренландии было совсем нерентабельно. Если в Испании что-то еще удалось получить обратно, то в Гренландии… Тю-тю, господа!

Адвокат безнадежно помахал рукой и повернулся к Мизеру, его жирная физиономия стала вдруг такой сладкой, будто он собрался погладить пай-майорчика по головке.

— Господа, другое дело — мой подзащитный! Он знал, где уронить бомбу! Годами наши европейские друзья мечтали о водородной бомбе! Годами! Они мечтали, они страдали, они слагали стихи и речи! И они наконец получили! Они получили благодаря майору Мизеру! Разящий меч по прозвищу «Аида» теперь в надежных руках!.. Цепляясь мантией за судейский стол, адвокат подбежал к окну и пристально посмотрел во двор. Резко обернувшись, он успокоил судей:

— Да, господа, теперь она в надежных руках!.. Подумайте, никто и не шевельнул пальцем, чтобы это произошло. Майор, вы шевелили пальцем?

Левой рукой защитник вцепился в свою шевелюру.

— Нет! — торопливо ответил летчик.

— И все-таки это произошло! Случайность! Нет и еще раз нет! Это — рука всевышнего!

Адвокатский палец устремился к закопченному потолку.

— Только он один знал, когда малютка «Аида» покинет свою колыбель. И она покинула! И если она заговорит, то не над нашей головой, а там — в Европе!..

Адвокат шагнул к судейскому столу и доверительно сообщил генералу:

— Мы с вами можем спать спокойно…

— Мы с вами, но не господин прокурор! — крикнул вдруг адвокат и напролом пошел к фанерной трибунке, в которую вцепился обвинитель.

— А вы, часом, не сочувствуете коммунистической партии? — голос адвоката стал липким и вкрадчивым. — Я вас спрашиваю, потому что обвинение против майора Мизера может поддерживать только антидемократический элемент…

В комнате стало необыкновенно тихо. Было лишь слышно, как сосредоточенно сопел один из полицейских.

— Все истинные патриоты, которым дороги идеалы свободы и демократии, — адвокат хлопнул себя по жирной груди, — могут лишь низко склониться перед скромным героем, печально и молчаливо несущим свой тяжкий крест!..

Поклонившись застеснявшемуся Мизеру, толстяк задрал мантию, вытащил скомканный клетчатый платок и трубно высморкался.

— День и ночь над облаками, над нашей головой летают безвестные герои. Прикажут возить молоко, значит, надо возить молоко! Прикажут овес, значит — овес! Бомбы, значит — бомбы! Не думать, а летать! Вот девиз наших железных ребят! Слава им!..

Адвокат несколько раз, будто аплодируя, хлопнул ладонями, но его никто не поддержал. Подозрительно оглядываясь, медленно, растягивая слова, защитник спросил:

— Или, быть может, кто-нибудь из присутствующих хочет, чтобы они начали думать? Летать и думать? Кто этого хочет?..

Полицейский перестал сопеть. Казалось, даже за окнами смолк город…

— Этого хотят красные агитаторы — гремел адвокат. — Но мы этого не хотим! Мы, истинные патриоты, никогда бы не допустили, чтобы вокруг дела «Аиды» началась возня…

— Но «Аида» сверхсекретна! — вдруг слабо вскрикнул прокурор.

— Тем более! А теперь знают многие! Знают здесь, в тюрьме. Знают на базе. Знают господа судьи. Знают вот эти полицейские. Знаю я…

— Но вы давали подписку! — крикнул прокурор.

— За себя я готов поручиться! За вас — никогда! Истинный патриот молчит, когда его правительство садится в лужу! Я молчу!..

— Я тоже! Я молчу, господа! — Прокурор растерянно оглядывался, стараясь непослушными руками запихнуть свои бумаги в портфель. — Господа, все же знают о моей хорошей репутации…

Судьи делали вид, что ничего не слышат… После двухчасового совещания военный суд признал майора военно-воздушных сил Уильяма Мизера невиновным…

13

Гарри Пулькин сдержал свое слово. На переговоры в генеральный штаб он явился со своим юристом. Военные с некоторым изумлением встретили изящную брюнетку, понимавшую толк в косметике. Войдя в кабинет фельдмаршала, она без церемоний протянула руку и представилась:

— Ли!

— Мой первый советник! — пояснил Гарри, — Очень приятно! Наши переговоры сразу стали более привлекательными, — командующий поцеловал руку девушки.

— У меня очень упрямый характер, — откровенно предупредила Ли и непринужденно уселась в кресло.

По мнению Гарри, она могла бы быть внимательней к собственной юбке. Но Ли свое внимание в основном обратила на шикарного седовласого фельдмаршала с моноклем. Долговязый блондин в щегольском мундире тоже был ничего. Правда, он торчал у окна и его трудно было как следует рассмотреть. Юриста Гинденбурга, скромно стоявшего в глубине кабинета, она просто не заметила и поэтому искренне удивилась, когда из угла раздался тихий голос:

— Я готов, господин фельдмаршал! — Я тоже готова! — не замедлила Ли.

Пулькин вздохнул. Нелегко далась ему эта готовность. Накануне вечером в спальне Ли наотрез отказалась защищать интересы своего правительства.

— На кой черт мне это надо! — заявила она, стягивая платье. — Мне за это не платят…

Гарри прекратил расшнуровывать ботинки и обещал уплатить.

— Пойми, — убеждал он, напяливая ночную пижаму, — одному тяжело. Сразу всего не сообразишь. Они вмиг облапошат…

— У тебя в посольство полны коридоры бездельников, — возразила Ли, облачаясь в ночную рубашку. — Возьми с собой кого хочешь…

— Во-первых, я еще никого толком не знаю, — доказывал посол, удобнее устраиваясь в постели. — А во-вторых, мне нужна настоящая голова. С меня же потом шкуру спустят, если чего-нибудь не так сделаю…

Замечание «чрезвычайного и полномочного», как теперь все называли ее сержанта, о голове Ли понравилось. Она стала слушать внимательной. Гарри убеждал долго.

Разговор шел после полуночи. Около часа Гарри клятвенно обещал на ней жениться, если вся эта история окончится благополучно. Втайне Ли была обеспокоена новым положением Пулькина. В конце концов, он мог выбрать себе в спутницы любую телефонистку с коммутатора. Там было немало хорошеньких и сговорчивых девушек. И любая наверняка с удовольствием приняла бы дружбу нового посла. Если мужчина в двадцать семь лет делает такую молниеносную и блистательную карьеру, то чего-нибудь он да стоит. Кроме того, высокий широкоплечий сержант с безукоризненным блестящим пробором на белокурой голове выглядел совсем неплохо. А мощный квадратный подбородок вообще был довольно эффектен…