Кто виноват? - Владимир Алексеевич Колганов Страница 11

— А может, поговорить с ним по душам, так мол и так, зачем менять привычный нам жизненный уклад, если растёт помаленьку экономика…

Глава Минфина не дал Пеструхину договорить:

— Семён Василич! Да плевал он на эту экономику! Ему себя надо показать, проявить заботу об униженных и оскорблённых. Мы вроде как изверги, а он белый и пушистый.

— Ну и зачем ему всё это нужно? Чтобы при жизни памятник поставили? Не понимаю я таких людей, ну никак не понимаю!

Мудриков попытался разъяснить:

— Я думаю, всё дело в том, что он даром всё получил, не приложив к этому особенных стараний. Народ проголосовал, и в одночасье к его услугам вся страна! Вот если бы как мы продирался через тернии к нынешнему благосостоянию, тогда бы всё могло быть по-другому.

— Не скажи! — возразил Забродин. — Есть такая категория людей, которые и сами ничего не могут, и другим не дают. Вот он именно такой!

Поиск решения вроде бы зашёл в тупик, но тут опять взял слово Мясоедов:

— Я так понимаю, импичмент ему не грозит, поскольку нет ни причин, ни повода.

Остальные согласно закивали.

— А что, если собрать понемногу деньжат со всех, кому он поперёк горла встал? Наверняка наскребём сотню миллионов евро, а то и больше. Купим ему виллу где-нибудь в Испании, а остальное положим на его имя в швейцарский банк.

— Взятку не возьмёт! — категорично заявил Пеструхин.

— Ну почему непременно взятка? Просто взаимовыгодный обмен — мы ему обеспечиваем роскошную жизнь, а он подаёт в отставку.

— Он на своей нынешней должности может на порядок больше заработать, было бы желание. Друзей озолотит — они и станут для него чем-то вроде кошелька.

— Ну, тогда не знаю, — сдался Мясоедов.

Снова заработали извилины в мозгах, но ни одной достойной мысли так и не возникло. Одно дело — пенсионеров обирать, и совсем другое — поднять руку на гаранта Конституции!

Итог встречи подвёл премьер-министр:

— Думаю, что не ошибусь, если выражу консолидированное мнение — пора положить конец его правлению, и как можно раньше, пока он всех нас не угробил. А для этого надо найти такое решение, которое бы не допускало никаких экивоков — должно быть однозначно сказано: с завтрашнего дня он уже не президент!

Послышался тяжкий вздох, причём вздохнули все присутствующие разом. В этом вздохе слились и накопившиеся обиды и надежда на скорое избавление от непосильного гнёта, от неоправданных придирок со стороны обитателя Зимнего дворца. Вопрос лишь в том, кто произнесёт те долгожданные слова.

И тут снова возник Мясоедов:

— Пожалуй, есть у меня такой человек. За сотню лямов евро, если наскребём, всё как надо сделает.

Антон Евгеньевич не смог бы объяснить, как добиться желаемой цели. Однако некий внутренний голос подсказал: «Только Яша Либерзон спасёт Россию!» Пришлось поверить. А потому что больше некому.

На следующий день позвонил Либерзону и объяснил ситуацию, не вдаваясь в детали:

— Миша обещал подключить тебя к решению одной проблемы, очень важной для меня.

— Было дело! Однако не уверен, что получится.

— А если стоимость проекта оценить в сто лямов?

В трубке что-то зашуршало — видимо, такой звук издавали Яшины мозги при повышенной нагрузке, но вот наконец Либерзон созрел:

— Надо бы ещё один нолик приписать.

Надо бы с кем-то посоветоваться, но Софочки радом нет, поэтому рискнул принять решение самостоятельно:

— Согласен, если разделить всё пополам.

В трубке снова зашуршало, а потом последовал вопрос:

— Когда это нужно?

Антон Евгеньевич еле сдержался, чтобы не сказать: «Сию минуту!» Но потом сообразил, что ещё нужную сумму предстоит собрать:

— Могу я надеяться, что будет выдержан принцип: утром стулья, а вечером деньги?

— Вполне! Ваша репутация не допускает никаких сомнений.

— Тогда позвоню на днях.

— Чем скорее, тем лучше, а то обстановка может в корне измениться.

Что там может измениться, Антон Евгеньевич выяснять не стал, да и опасно делать это по телефону. Тут же позвонил Пеструхину, и всё завертелось, да так быстро, что уже к ночи на специально открытом банковском счёте образовалась требуемая сумма. Всё, что свыше, Пеструхин с Мясоедовым поделили между собой — что-то вроде комиссионных за труды.

Глава 9. Жил-был король…

При нём жила блоха. Ха-ха! Так вот, король королевством управляет, а блоха ковыляет за ним из залы в залу, из королевской трапезной в королевские покои. И стражники все как один честь отдают персоне, особо приближённой к Его Величеству.

Величество немалое было, а блоха против него совсем крохотная. Только ведь укусит — и больно станет. А король — попробуй укуси, враз на импичмент нарвётся. Вот и пользовался он услугами блохи, если какой вельможа или просто номенклатурный гражданин лично ему, а то и всей державе особенную неприятность доставит. Блоха тут как тут, скок-скок — укусит и была такова. Укушенный от боли шею трёт, а королю только это и нужно. "Чтой-то чешешься, словно бы завшивел — мне таких не надобно. А пошёл-ка ты вон!" И отправляет укушенного на другую должность — может, там чесаться перестанет. Так и жили — от укуса до перемены мест слагаемых в королевской свите.

И вот однажды пришла в крохотную блошиную головку нечаянная мысль. "А что, если я короля укушу? Он что ж — почешется, почешется, да и сам себя на другую должность отправит. Только ведь я-то вовсе не обязана за ним скакать, мне и без него работы во дворце достанется. При новом-то короле, глядишь, и вовсе незаменимой буду — ему же под себя чуть не всю свиту менять да, почитай, всю державную номенклатуру. А уж я кого укушу, того он и погонит".

Сказано — сделано. Изловчилась блоха, скакнула выше монаршей головы да прямо в лысину его и укусила.

Король аж присел от неожиданности. "Измена, братцы!" Это что ж — его любимица так с ним паскудно поступила. Рассерчал король и блоху прихлопнул.

На следующей аудиенции, за неимением другой возможности, король сам вельможу укусил. А ещё через день придворные ему импичмент учинили. Так что права оказалась блоха — сменили короля. Да что ей толку-то?..

«Что ни сон, то загадка! — эта мысль посетила сознание Ивана Лукича в ту же минуту, как проснулся. — Теперь оказывается, что не только пескаря кусачего надо бояться, но и самого себя. Вот уж этого