Загадочная Пелагея - Василий Михайлович Сухаревич Страница 11

прячься, Жозефина, в том, что ты такая бессовестно красивая, твоей заслуги нет — природа тебя такой сотворила, и твое счастье в том, что хорошему человеку мы тебя отдали. И не думай, ради бога, что только отец с матерью тебя благословили, но и весь поселок был «за». И напоминаю я об этом опять не для попрека, а чтоб и в других краях ты любила и почитала мужа своего.

Вдумайся, обязательно вдумайся вот во что, Жозефина^ человек, когда он только решает стать доктором, уже за одно это уважения заслуживает — ведь он обрекает себя на службу самой пасмурной части человечества — больной, он ведь чаще всего и самый подозрительный и капризный, и смотрится плохо, и поступает нелепо, от него идет и плохое настроение и дурной дух. И человек, который собрался служить больным, заранее знает: ангельским терпением надо запасаться. И у твоего оно есть. Думаешь, мы не знаем, что родители твои поначалу были против вашего брака. Конечно, продавец из универмага, да еще в отделе одежды — князь во князьях, всех одевает и себя не забывает. Что для него доктор — низкооплачиваемый, и все! Но, видимо, Жозефина, ты девица умная, и как настоящая царевна потребовала: хочу за рыцаря своего и никаких гвоздей, он меня от Федьки спас! И пришлось родителям закатить свадьбу в ресторане на полтораста персон из торгового мира. Вы знаете, что дальше произошло, но это еще и еще раз можно как легенду рассказывать.

То, что доктор детдомовский и родителей у него нет, что он живет на частной квартире и перейти в дом невесты отказался, знали все. И вот наш поселок решил не дать своего доктора в обиду — и у него должно быть все, как у людей. И пока в ресторане шел пир, на двор, а точнее, в садик к Агафье Тимофеевне, Докторовой хозяйке, явилась добрая половина поселка, даже всегда неуловимые монтеры, слесари, плотники и сантехники. Они лихо сколотили столы, скамейки, подвели свет, установили магнитофоны с динамиками. И, кажется, не было ни одной хозяйки, которая не выгребла бы свои грибки, не поджарила кур или мясо. Даже моя болезненная старуха, и та полдня скубла своего любимого гусака, а потом полдня в печи его жарила. И вот, когда вернулся доктор с невестой из ресторана, в саду за столами, которые ломились от еды, молодых ждало, считай, уже все население Жимерок. Даже ресторанные гости к нам пожаловали. А какая была встреча — ни в сказке сказать, ни пером описать! Сама невеста сказала: «Здесь у вас мне больше понравилось!» А почему? Да потому, что все было от чистого, я бы сказал, любящего сердца. А какие были тосты, какие подарки! А музыка как грянула — в самой Москве, небось, было слышно. Ликовало все Жимерское, и сама луна молодым улыбалась. И теперь, когда он уезжает… (Голоса: «Да почему он уезжает? Хоть бы нам объяснили!», «Расскажите, не все знают!»)

— А с отъездом вот какая история. Известный всем вам Кузьма Рюхин, старого продмагазина заведующий, вконец разнуздался. Трое продавщиц и уборщица Анисимовна работают, а он все якобы за продуктами ездит. А сам сидит в райцентре в кафе «Космос» и пьет французский коньяк «Камю» и заедает студнем с хреном. А магазин нетопленый, дров не завез, и простужаются продавцы и покупатели. Доктор раз его предупредил, другой. А потом взял и выписал бюллетени сразу всем четверым работницам, в том числе и Анисимовне, у которой до сих пор в семьдесят лет железное здоровье. Кузьма ее спросил: «А у тебя что за хвороба?» «Женская», — ответила Анисимовна. «Да помнишь ли ты, когда женщиной была?» — схамил Кузьма. «Да рядом с таким, как ты, мужиком и любая забудет», — сказала Анисимовна и ушла. И пришлось Кузьме самому встать за прилавок, подтирать полы, а ночью добывать дрова, топить печи. Только после этого доктор всей торговле бюллетени закрыл. Но за доктора некому заступиться, а за Кузьму три начальника — выговор ему сделали. И тогда доктор позвонил в магазин и сказал Кузьме не своим голосом: едет ревизия. Но Кузьма настоящую ревизию за год учует — его не обманешь. Он доктора сразу узнал и пожаловался главному врачу поликлиники Евсею Павловичу. А тот, как вы видели, шутить не любит, юмор как лекарство не признает и назвал он нашего доктора Хлестаковым и авантюристом, позорящим всю медицину. («Что за чушь! Кузьму давно пора в бараний рог скрутить!», «Да доктору за это благодарность надо объявить!») Я тоже так думаю. Но кто это сделает? От Кузьмы все пьющие в зависимости, а их разве сочтешь. Но мне хотелось бы все-таки здесь узнать самое главное, что решил Юрий Николаевич, уезжает ли он или остается? (Голоса: «Он молчит!», «Жозефина хочет в большой город махнуть, чтоб своей красотой позадаваться!», «Срок его вышел — уедет!», «Тихо! Он что-то сказал!») Что вы сказали, Юрий Николаевич? (Голос: «Я подумаю!») Значит, есть просвет! А теперь, товарищи, вы будете смотреть комедию Николая Васильевича Гоголя «Ревизор», в которой как раз и рассказывается о том, что всегда, даже в самые темные времена на Руси, все гады тряслись от страху. А у хорошего, веселого, благородного человека в нашем Отечестве всегда на душе светло!

МИЛИЦЕЙСКИЕ НАБЛЮДЕНИЯ

Выступал недавно в сто двенадцатом отделении милиции города Москвы. После выступления меня задержали. Нет, нет, не подумайте худого, задержали местные юмористы, офицеры милиции, и сами стали рассказывать. А им, как нетрудно догадаться, такое приходится наблюдать в жизни, что не одному выдумщику — мастеру самого сверхфантастического и наиабстрактнейшего юмора даже во сне не приснится. Не дерите? Что ж, послушайте!

Коварный пес

Даже матерые алкоголики зовут их презрительно: непросыхающие. Для них проклятая влага — единственный источник жизни на земле. И вот двое именно таких работяг проведали, что в кабинете начальника цеха хранится спирт. После этого, как околдованные, они уже не могли уйти с завода. Затаились за станками и сделали стойку. Как только завод опустел, щелкнула отмычка, и непросыхающие вползли в кабинет начальника цеха, и сразу