Владимир Поляков - Моя сто девяностая школа (рассказы) Страница 12

- Можно танцевать?

- А что? Разве мало танцев с русскими названиями?

- Очень мало, - сказал Леонид Владимирович - Ьальс тоже не русское название. Это французское слово и означает танец с трехдольным ритмом. Венгерка - не русский танец, полька - тоже, мазурка - тоже падэспань тоже, полонез - тем более, миньон, ки-ка-пу падекатр, краковяк... Что же остается?

- Есть такой танец - "дирижабль"...

- Ну, а еще?

- Трепак, - тихо сказал я.

- Тут шутить не приходится, товарищ учащийся Попоете "Светит месяц", попрыгаете, споете "В лесу родилась елочка".

- Но ведь вы против елки, - сказал Герке, - зачем же про нее петь?

- Петь можно. Вот... Так что насчет танцев, товарищи, поосторожнее. У нас тут, товарищи, не балетная школа, никаких Люком и Шавровых у нас нет, и можно спокойно попеть песни, пускай дети слегка попрыгают и разойдутся. Теперь, что это за буфет вы намечаете?

- Лимонад, если удастся достать, какие-нибудь бутерброды, яблоки.

- Это возможно. Только чтобы не было пива.

- Чтобы?!

- Ну, ясно. И вот, чтобы не забыть: о каких забавных плакатах вы тут упоминали?

- Ну, например: "Сегодня нет места скуке", - сказал Георг.

- Как это понимать? А вчера, значит, было место?

Где это у нас такое место?

- Вы что, шуток не понимаете? - вскипел Георг.

- Я-то понимаю, а вот вы понимаете или нет? Получается, что только на этом мероприятии нет скуки, а везде в наши дни скука. Так? Не нужно вывешивать никаких плакатов. В крайнем случае напишите лозунг:

"Да здравствует Новый год!" И хватит. А так - мероприятие хорошее. Пожелаю вам, товарищи, успеха.

- Большое спасибо, - сказал Герке.

Представитель собрался уходить.

- Вы бы все-таки снимали шляпу, входя в помещение, - сказал Георг. - Мы ведь здесь ребят воспитываем.

- Холодно здесь у вас.

- А вы бы на отопление школы обратили внимание, - заметил Герке.

- Мне пора, - сказал представитель и быстро ретировался.

- Что же будем делать? - посмотрел на Герке Георг.

- Будем делать елку, будем устраивать танцы и вешать веселые плакаты, сказал Герке. Он был смелый человек. - Но фокстрот не нужен, - сказал он на всякий случай.

Сегодня, в 1976 году, я вспоминаю этот разговор в учительской, вижу новогодние елки, не вызывающие решительно ни у кого никаких сомнений, смотрю на ребят, весело танцующих фокстрот, чарльстон, вальсбостон, танго и (страшно подумать!) - шейк. А на днях я даже видел на одном школьном вечере - сам представитель отдела народного образования танцевал бразильскую самбу.

И очень неплохо.

ЖЕНИХ МОНЫ ЛИЗЫ

Первой встречала нас утром в школе нянечка Елизавета. Это была маленькая, худенькая, средних лет (ей было лет сорок) уютная женщина, с мелкими чертами лица, маленьким носом пуговкой и с постоянной улыбкой, при которой губы образовывали лежащую луну. У нее были почему-то казавшиеся бесцветными травянистые глаза и такие же бесцветные, еле видимые брови. Она была добрая и приветливая. Всегда со всеми здоровалась, бесшумно скользила между вешалками, охотно помогала расстегивать пальто и шубы, разматывала шарфы и следила, чтобы мы аккуратно укладывали в мешочки галоши. У нее был мягкий ласковый голос и быстрые, ловкие морщинистые руки.

Кто-то, кажется Коля Гурьев, назвал ее Моной Лизой, и с тех пор все стали ее так называть.

Нянечка никогда не слышала о гениальном портрете кисти Леонардо да Винчи, но ей нравилось быть Моной Лизой, и улыбка Джоконды никогда ее не покидала.

Она заботливо проследила, чтобы мы не забыли надеть кашне и шарфы, чтобы опустили уши на зимних шапках, и мы покинули раздевалку, построились в пары и, предводительствуемые Елизаветой Петровной, отправились на трамвайную остановку, чтобы ехать на прогулку в Летний сад.

Мы очень любили Летний сад - конечно, в летнее время, а вернее весной, когда не были забиты досками знаменитые мраморные статуи, когда по узкому каналу и по пруду парка скользили четыре скучающих лебедя, когда в куче песка возле памятника дедушке Крылову можно было играть в пирожные, которые начисто исчезли тогда в магазинах, а если и появлялись, то стоили столько, что о них можно было только думать. Но в формочки играли в основном девочки, а мы мальчишки, играли, конечно, в войну.

В саду было много снега, стояли сугробы, и был чудесный подручный материал для снарядов. Девчонки обошлись без песка и делали пирожные из снега, Зоя Тереховко и Нюра Цыкина гуляли с Елизаветой Петровной по снежным аллеям, а мы, конечно, затеяли игру в войну.

Кто будет красными, а кто белыми?

Естественно, белыми быть никто не хотел. И уж конечно каждый хотел быть Буденным.

Ясно, что им стал Герман Штейдинг. Он был самый сильный и самый храбрый из нас. Но кто же будет командовать белыми?

Предложили Шурке Навяжскому, но он наотрез отказался.

- С какой стати? - сказал он. - Что, мне больше делать нечего?

Его уговорил Женька Данюшевский:

- Если будешь белогвардейцем, я тебе подарю почти целый электрический звонок. Он работает от сухого элемента. Элемента, правда, нет, но мы его с тобой сделаем. У меня есть банка и все, что нужно. Звонок, правда, без колпачка, но колпачок я достану у Финкельштейна за петровскую монету, которую мне обещал Тузка Сперанский.

Шурка согласился и возглавил белую армию.

Это был февраль 1921 года, нам было в среднем по одиннадцать лет, и мы жили сводками с фронтов гражданской войны. Имена Фрунзе, Ворошилова, Буденного, Чапаева не сходили с наших уст, отцы многих из нас были на фронте, и война плотно вошла в нашу жизнь. Игра в войну успешно заменила казаки-разбойники.

Штаб красных обосновался у домика Петра Первого.

Здесь готовились к операции Бобка Рабинович, Герман Штейдинг, Юрка Чиркин, Ленька Селиванов, Женька Данюшевский и я. А белые - Шурка Навяжский, Толя Цыкин, Монька Школьник, Олег Яковлев, Никса Бостриков и Юрка Денисов - скопились за статуей богини плодородия и готовили снежки для психической атаки.

- Семен Михайлович! - обратился Селиванов к Штейдингу. - Моя разведка установила, что беляки готовятся к наступлению в районе статуи Дианы и бюста неизвестного в шлеме.

- По коням! - закричал Штейдинг, и мы все поскакали по аллее, наводя страх на гуляющих старушек с колясками.

Нас встретили градом липких снежков. Снежки попадали нам в нос и в глаза, за шиворот и в лоб, но мы скакали сквозь этот град, лепили на ходу снежки и забрасывали ими противника.

Белые укрылись за высоким снежным сугробом, и мы полезли на этот сугроб, увязая в снегу, теряя в нем галоши. Я промочил насквозь ноги, но, ни о чем не думая и забыв указания мамы, чтобы я, если промочу ноги, не приходил домой, рвался в бой.

Герман сбил шапку с генерала - Навяжского, и мы погнали белых к огромной каменной вазе в конце парка, возле которой стояла испуганная Елизавета Петровна и кричала:

- Прекратите .эту сумасшедшую игру! Вы разогнали всех гуляющих. Поляков, ты попал своим снежком в маленького ребенка в коляске. Вас не будут пускать в сад... Вот уже сюда бегут все родители...

Пришлось приостановить военные действия. Тем более что надо было возвращаться в школу. Впереди было еще два урока - история и рисование.

Мы сели в трамвай и поехали в школу.

В раздевалке нас встретила, как всегда, Мона Лиза, но возле нее находился симпатичный дяденька с усами. Он был в солдатской шинели и в папахе. Это нас потрясло. Кто такой? Откуда? Почему у нас в школе?

- Познакомьтесь, ребята, это мой жених Андрей Гаврилович, - сказала, смущаясь, нянечка. - Приехал на побывку с фронта.

- Федорчук! Рядовой боец Конармии Семена Михайловича Буденного, отрапортовал военный.

Мы все раскрыли рты. Настоящий, живой боец буденновских войск!

Веди же, Буденный, нас смелее в бой!

Пусть гром гремит, пускай пожар кругом! - запел Селиванов, и мы все подхватили.

Мы беззаветные герои все...

И вся-то наша жизнь есть борьба!

хрипло запел жених.

- Что здесь такое происходит? - спросил вошедший в раздевалку Александр Августович. - Разве у вас сейчас урок пения?

- У нас встреча с героем гражданской войны, представителем Конной армии, женихом тети Лизы, - заявил Навяжский.

Жених скинул с плеч шинель, и у него на гимнастерке сверкнул орден боевого Красного Знамени. Жених опустил глаза, а Мона Лиза выдала такую улыбку Джоконды, что улыбнулся даже Александр Августович. Улыбнулся и сказал:

- Тогда прошу вас, дорогой товарищ, пожаловать к нам на урок истории. Вы расскажете нам о штурме Перекопа в ночь с седьмого на восьмое ноября прошлого года.

- Есть рассказать о штурме Перекопа, - отрапортовал жених. - Даешь Крым!

- Прошу вас с нами в класс. И вас, Елизавета Васильевна, тоже. Посидите у нас на уроке, послушайте...

- А как же гардероб? - заволновалась Мона Лиза.

- Запрете на время двери.

Раскрасневшаяся от волнения нянечка схватила

ключ, но никак не могла попасть им в скважину. Ей помог Штейдинг, и мы все тихо пошли по лестнице в класс.