Владимир Положенцев - Из дневника Василия Трубкина, человека во всех отношениях порядочного и честного Страница 12

Супруга опустила пытливые глаза:

– Может, змея укусила?

– Укусила, приползет. Коты не сразу от гадюк подыхают.

– Дима!

От расстройства у жены случился страшный аппетит, а у тещи наоборот – пищевая апатия.

Отказывалась принимать даже пироги с грибами и луком. Без какой-либо заинтересованности поставила разогревать на плиту вчерашний борщ, который накануне сама варила и сама же нахваливала.

Не дождавшись, когда суп закипит, супруга сунула в кастрюлю нос:

– Не борщ, а праздник объедения, свекольный Хэллоуин.

– Как вы можете думать о желудке, когда пропал член семьи! – вытирала слезы Варвара Кантемировна.

– Найдется, – облизал приготовленную ложку Дима. – Куда он денется от заботливых и всепрощающих родителей?

Жена в сердцах бросила половник. Она так и не поняла – шутка это мужа или нечто другое. Пока раздумывала, борщ на плите забурлил, побежал через края. А ведь не хотела в такую жару доводить до кипения. Пришлось ставить на траву остывать.

Ели молча. Дима полез за добавкой. Подцепил половником что-то объемное в капусте. Свинина. Нет, не похоже.

– Мама! – я же просил не класть в борщ лук, а тут целая головка. У меня же гастрит.

– Вчера кушал и ничего, – равнодушно ответила с крыльца теща, пристально всматриваясь вдаль. – И не клала я никакого лука.

– А это что? – разгреб в своей тарелке овощной клубок Васильков.

– Тебе виднее.

Боже! Под овощами клубком показался обрубок хвоста, а потом голова мыша с выпученными от варки белыми глазами.

Жена схватилась за горло, выскочила в сад.

– Мышь съели! – выдавила она из себя вместе со струями борща.

– Да ты что?! – всплеснула руками теща и тоже начала давиться приступами тошноты.

А Дима окаменел. Мышонок был в точности такой же, как и «подаренный» Марику.

Неужели…? Каким образом эта тварь попала в борщ? Если бы кот был здесь, можно было бы предположить, что он подбросил мышку в кастрюлю, когда борщ остывал. Но ведь эфиопский проходимец наверняка опять застрял на каком-то дереве.

И тут раздался радостный крик тещи:

– Марик, мальчик мой! Ты где был? Слава богу, живой и здоровый!

Варвара Кантемировна схватила кота на руки, принялась вертеть как плюшевого, целовать в мокрые усы.

В душе Василькова завяло лето, началась ветреная осень. С листопадом, холодным дождем. Надпись на упаковке с крысиной отравой всплыла в сознании, дьявольскими иероглифами: «Труп крысы превращается в мумию, а потом исчезает и она».

Посмотрел через окно на блюющую жену – не начала еще растворяться? Да и черт с ней. Жен может быть много, а я один. Вот ведь, африканский убийца! И что теперь делать?

Опустился на стул, стал прислушиваться, когда в животе начнут лопаться внутренности.

– Подумаешь, мышь! – не могла не нарадоваться на целого и невредимого кота Варвара Кантемировна. – Не кусок дерьма, в самом деле, сварился, а тоже мясо. Ха-ха! Даже если мышь была переносчицей бубонной чумы, бациллы погибли в кипятке.

– Мама! – простонала супруга.

Крысиный яд вряд ли распадается при нагреве, лихорадочно соображал Дима. Вот ведь, вражий Марик! Специально подбросил отравленного мыша в борщ. А умирать, тем более в муках, совсем не хочется, какие наши годы!

– Скорую! Немедленно вызывайте скорую помощь! – завопил вдруг как резаный Васильков, почувствовав внутри некоторое жжение. – Я эту мышь крысиным ядом накачал!

Жена оторвала голову от кустов крапивы:

– Ты что, дурак? Зачем?

– А затем, что мне надоели ваши коты на моих деревьях! Мне надоело губить то, что с таким трудом создавал! А все из-за вас! Вы всю жизнь мне отравили… Нет, не надо скорой. Поздно. Это конец, бесславный, но закономерный. За мою мягкотелость. О! Он посмеялся надо мной. Так смейся и дальше, гнусный котяра, гляди, как будет погибать в судорогах человек, призванный к великим свершениям! Пусть на земле останутся только глупые и бездарные коты!

– В самом деле, пора вызывать скорую помощь, – вполне спокойно отреагировала на истеричный монолог зятя Варвара Кантемировна. – Дочь, зачем ты позволяешь ему с утра пить? Диме и грамма нельзя.

– Не пил я! – прохрипел уже осипшим голосом Васильков. – Не верите?

Он сбегал к кострищу, где уничтожался дачный хлам, принес полиэтиленовый пакет, высыпал к ногам тещи содержимое. Разворошил груду ногой.

Варвара Кантемировна подняла перчатку, потом шприц.

– Я всегда говорила, что от алкоголизма до наркомании – один шаг.

– Вот, – сунул ей Васильков под нос банку с отравой.

– Очки забыла где, не разгляжу.

Не замечая ожогов от крапивы, жена вытерла об нее руки, взяла яркую банку с названием «Василёк».

– Это что, твой любимый корм? – попыталась пошутить она.

И через две секунды упала в обморок.

– А так ты, зятек, хотел моего сыночка на тот свет отправить?! – обнажила желтые зубные протезы теща.

– К черту Марика! Подумайте, если не обо мне, так о своей дочери. Она сейчас растворится как Снегурочка на костре! Глядите, у нее уже локти синеют.

– Не трогай мою дочь ядовитыми пальцами! Еще до ЗАГСа предупреждала, что ты ей не пара. Для начала я о тебе позабочусь, – потянулась теща к поленнице, нащупывая колун.

И вдруг рука ее повисла в воздухе.

– Погодите. Так я же борщ утром ела, холодным. Прямо из кастрюли.

– Мама, как вам не стыдно прямо из кастрюли, – очнулась дочка.

– Так что же, и я растворюсь вместе с вами, как крыса?

– Ага! – удовлетворенно кивнул зять.

Над лесом и полноводной рекой раздался душераздирающий крик «Спасите!» Кто именно кричал: Варвара Кантемировна, ее дочь или Дима, пьяный лесник не разобрал, но врачей вызвал.

Всех троих погрузили в санитарную лодку, предварительно уколов димедролом. Марик запрыгнул на грудь тещи, которая стонала и, закатив глаза, пыталась думать о вечном.

Дима покосился на Варвару Кантемировну: хоть бы в последние минуты жизни ее не видеть вместе с проклятым котом.

Неожиданно глаза его широко открылись, заблестели. Эфиопский проходимец держал в зубах мышь с обгрызенным хвостом. Была она тщедушная, но с круглым животиком, словно ее надули через соломинку.

Это же моя мышка, точно, вон ноготок на правой лапе сломан, я заметил! Значит, в борще побывала другая тварь? Но как она туда попала? Хм. Видимо унюхала вкусное, забралась на поленницу, да и свалилась в кипяток. И почему тут все мыши бесхвостые….?

Хотел уже крикнуть: стойте, не надо в больницу, я ошибся, мышь была не ядовитой! Но передумал. Критические ситуации обнажают человеческие души, которые в обычных условиях так и остаются для тебя потемками.

Нет, надо посмотреть, на что еще способны по отношению ко мне две эти выдры. И сделать соответствующий вывод. А неплохо было бы, если бы они растворились к чертовой матери, без остатка, как от средства «Василёк». Ни запаха, ни пыли, одно воспоминание.

Кот раскрыл пасть и накаченный «Васильком» грызун упал за борт. Покачиваясь на волнах, тушка медленно поплыла по течению.

А жизнь Василькова явно меняла направление течения, но в какую сторону теперь его понесет, он еще не догадывался.

Блеф дегенерата

Чтобы быть охранником, нужно иметь отменное здоровье. Чтобы в течении суток не умереть от скуки и тоски в каком-нибудь универсаме, а потом два выходных дня заливать водкой мысли о собственной бездарности.

Люди нефтяными вышками ворочают, а ты только и способен на то, что крутиться собакой вокруг чужого добра. Не каждый выдержит.

Здоровье Илья Пяткин имел замечательное. Конечно, и он иногда переживал, что годы сгорают впустую, но не сильно.

Хлеб есть, зрелищ хватает. Чего еще надо? Парень он относительно молодой, может, еще и улыбнется удача.

Был Илья сутул, желт невыразительным лицом. Штаны всегда висели на худом заду мешком, и у него часто, без видимой причины, чесалась пятка. А еще он имел грустные оленьи глаза и две непричесываемые макушки, которые постоянно торчали попугайными хохолками. Но нет-нет, да и проскальзывала в его взгляде какая-то отчаянная чертовщинка. Что это, для чего он не понимал.

Так бы и тянулись безликие будни неизвестно сколько, если бы однажды Илья не нашел во время дежурства в гипермаркете лотерейный билет. Обычный билетик то ли Спортлото, то ли Гослото. Он и не разглядел его толком. Почесал пятку под стоптанным ботинком, сунул в карман, принялся мечтать, как выиграет пару миллионов. Купит себе домик где-нибудь на берегу реки и станет ловить горбатых лещей.

Вполне себе безобидные мечты прервал старший охранник-контролер Купоросов:

– О чем грустишь, Пятак, о потерянном Крыме? Ха-ха.

Ни к Крыму, ни к Киеву Пяткин не имел никакого отношения. Как и ко всему окружающему миру. Он сам по себе, мир сам по себе. Купорос всегда шутил не смешно и не в тему.