Ёжиково молоко - Ильин Алексей Павлович Страница 14

Посадили нас всех по парам за парты, листочки с вопросами раздали, пишите мол письма мелким почерком, будьте здоровы, не хворайте. Со мной, кстати, опять этого малохольного посадили, что теориями разными интересовался. Ну да и хуй с ним, мало что ли долбоебов на свете. Тем более тут проблемы посложней нарисовались. Я в листочек свой с вопросами смотрю, и даже буквы вижу знакомые, и в слова их вроде складываю, а что получается нихера понять не магу. Какие-то спирогилы, гликогены, и хламидомонады. Фпесду короче такие термины. И чо-то мне так сразу грустно стало. Понимаю, что если я нихуя не отвечу на эти каверзные задачки, то Анну Яковлевну в гороно по головке точно не погладят, а может даже и выебут нипадецки. Она-то, как порядочный коммунист и член партии с двадцать седьмого года, возможно после этого и застрелится от позора, но перед этим, как нехуй делать, и меня показательно угондошит на школьном стадионе, дабы другим неповадно было. Опасность одним словом. Алес капут нахуй.

От такой тоски, давай я по сторонам втыкать, думаю, может не один я такой потерянный, посмотрю чем люди занимаются. И замечаю, что мой сосед по парте, вообще в какой-то лютый транс впал, зрачки куда-то вдаль за веки уронил, свой листочек схватил, за пять минут три страницы мелким почерком нахуярил, как метеор какой-то, я раньше и не думал, что можно так быстро писать, ебануцо просто, затем он в сторону все откинул, типа– готово. Только видно, что его не отпускает нихуя. Потому что трясется весь , и руками по столу шарит, в поисках что же дальше ему решать, ибо остановиться уже не может, он как бы один уровень прошел, и ему срочно требуется новая миссия, иначе сбой системы и песдец, Толи Зуеву новый товарищ на подходе. Я под это дело ему свой листочек с вопросами подсунул, смотрю, вроде успокоился, и даже дышать ровно стал, опять давай хуярить чо-то на бумаге. А как пять страниц осилил, так снова в сторону все отбросил, и по новой руками шурудит, ищет, что же дальше решать. Опасная такая хуйня с пацаном творится, куда только родители смотрели, его ж полюбому лечить надо, а они на олимпиады посылают. Далбоебы какие-то и изверги. Ну, я свои ответы у него забрал, а ему для успокоения карты сунул порнографические. Надо же было человека чем-то занять, других-то задач у меня больше не было ни одной. А карты у меня постоянно в кармане были. Они тогда вообще являлись песдец каким нужным девайсом по жизни, в любой момент подрочить можно было, без всяких видимых затруднений, особенно мне семерка бубновая нравилась. Так вот, этот ботаник, как карты увидел, так вообще завис, он подкоркой понимает, что какая-то связь с биологией тут усматривается, а в чем конкретно суть задачи уловить не может. Мне кажется, я даже услышал, как у него шестеренки в голове со скрипом закрутились. Уже и олимпиада кончилась, а он все сидит карты эти разглядывает. Причем тоже на семерку бубей больше таращится. Я пока покурить сходил, пока тубзик их школьный проведал, пока остальной хуйней пострадал, часа через два нас опять собирают, для подведения итогов. А парень все карты смотрит. Увлекся, ага. Тяжелый такой случай.

Тут члены комиссии чо-то нам рассказали про новые таланты, про свежие мысли, и подрастающее сцуко поколение. А потом называют мою фамилию, и говорят, что вот он сцуко победитель, и ниибацо вундеркинд. Грамоту мне какую-то дали, и много слов сказали, про мои выдающиеся способности, но я их нихуя не запомнил. Да и схяули я тут сам себя нахваливать буду. Меня даже через месяц хотели на областную олимпиаду отправить, но я отмазался, ибо ебал я в рот такие стрессы, тем более карты мне так нихуя и не вернули. Бедолагу скорая прям вместе с ними в руках и увезла. Вот с тех пор я и опасаюсь всех этих олимпиад. Нуегонахуй такие соревнования, полюбому лучше сцуко пива ебнуть.

Школа. Елка. Новый год

Николаю с женщинами не везло. Трудно себя считать счастливым человеком, если весь твой сексуальный опыт к тридцати двум годам ограничивается исключительно регулярным онанизмом на обложку журнала «Крестьянка» за май тысяча восемьдесят шестого года. Конечно, Николай пробовал разнообразить свою половую жизнь, и дрочить на журнал «Работница», «Советский экран» и даже на «Технику молодежи», но вставал у него, почему то, только на «Крестьянку» с изображением делегата XXVII съезда КПСС – Марии Гвоздь, птичницы Коробовского госплемсовхоза и лауреата премии Ленинского комсомола.

Возможно какой-нибудь ушлый психолог, знаток Фрейда, Юнга и «практической психологии для начинающих» (издание второе, дополненное и исправленное), усмотрел бы в этом эдипов комплекс и латентный гомосексуализм. А специалист в области паранормального, трижды просмотревший все сезоны «битвы экстрасенсов» и подшивку газеты «на грани невозможного», объяснил бы это аномальными последствиями аварии на Чернобыльской АЭС, родовым проклятием, и луной в созвездии Водолея в момент его зачатия. Но Николай в равной степени был далек как от психологии, так и от всего мистического и неизведанного, поскольку вообще слабо интересовался настоящим, предпочитая изучать давно ушедшие эпохи. Особенно его занимал период вторжения гуннов в причерноморские степи, анальный фистинг и почему-то открытие Американского континента.

Он даже хотел написать на эту тему большой исторический роман с элементами легкой эротики, но до сих пор не мог определиться с названием, колеблясь между «исповедь содержанки Колумба» и «интимная жизнь Оцеолы, вождя семинолов». А пока нейштадская литературная премия тщетно ожидала выхода в свет сего гениального произведения, Николай уже восемь лет трудился учителем истории в лицее станицы Темижбекской.

Точнее вначале это была обычная сельская средняя школа №17 имени Пушкина, а уже потом, когда трудовик с физруком, по настоянию врача, закодировались, полностью прекратив бухать, а в учительской поставили металлопластиковые окна и перестелили линолеум, то заведение переименовали в лицей с экономическим уклоном. Об этом даже написали в районной газете «Огни Кубани», сообщив, что отечественное образование стремительно выходит на новый уровень, и теперь перед выпускниками лицея распахнуты двери абсолютно всех учебных заведений, включая строительное профессиональное училище №8, в простонародье именуемое «чертятник», а также ветеринарный техникум.

Но в данный момент судьба выпускников Николая волновала весьма слабо, в отличии от судьбы физрука Василия Аркадьевича. По его личной шкале значимости, судьба выпускников сейчас находилась где-то между ценами на сельдерей в городе Кишиневе и коммуникациями африканских кочевых муравьев, причем муравьи значительно лидировали в этом хит-параде актуальных ценностей.

Совсем по-другому обстояло дело с Василием Аркадьевичем, который лежал в подсобке со спортивным инвентарем в состоянии говно, стремительно приближаясь к своему следующему агрегатному состоянию – полное говно. Со стороны он был похож на выставленное в мавзолее чучело Ленина. Полному сходству мешала только длинная борода из медицинской ваты и костюм деда мороза. «Хуйня какая-то»– подумал Николай, никогда раньше не встречавший Ленина в костюме деда мороза. Впрочем, справедливости ради, в других костюмах он Ленина тоже встречал не часто.

****

Всего сорок минут назад Василий Аркадьевич поймав Николая в углу школьного коридора, затащил его к себе в подсобку, и предложил отметить окончание срока своей кодировки, по иронии судьбы совпавшим с наступающим новым годом и школьной елкой, на которой физрук должен был выступить в роли деда мороза. Аркадич был лаконичен, как тургеневский Герасим, и так же невозмутим,

– Бухаем, и ниибет.

На все слабые попытки непьющего Николая возразить, что пить водку с шоколадными конфетами это моветон, и, что через полчаса начнется представление, где дети будут звать школьного Санту с мешком подарков, купленных родительским комитетом на распродаже в местном сельпо, физрук монотонно сплевывал на пол, с гордостью повторяя,