Сергей Федин - Математики тоже шутят Страница 19

Аллеон Труште

Роман написан в 1939–1940 учебном году.

Автор считает своим приятным долгом выразить глубокую благодарность за помощь в работе члену-корреспонденту АН СССР проф. Привалову И. И. И доценту Гуревичу А. Б., чьи лекции по теории функций комплексного переменного и политэкономии были использованы при написании романа.

Песнь первая

Не хочу учиться — хочу жениться.

Умри, Денис,

Лучше не напишешь!

Горит восток зарею новой,Звенит будильник полчаса,Сыр коркою своей багровойЛаскает взор. И колбаса,Глазами сальными сверкая,Как одалиска молодая,На блюде томно возлежит,Гурмана взор к себе манит. [16]О, колбаса, еда студента!Едина ты питаешь нас,Порой сочна, как ананас,Порою тверже монумента,Тобой лишь дышит и живет [17]Студентов радостный народ. [18]

Но молодой герой поэмыВставать не торопился. ОнЛюбил поспать, как любим все мы.Докучный отгоняя звон,Глаза в томленье закрывает,Как вдруг (о ужас!) возникает [19]Сквозь безмятежных грез туманВиденье ада — замдекан! [20]Сияют [21] краги желтым блеском,Рукою твердой он как разУжасный подписал приказ,И искры рассыпают с трескомЕго орлиные глаза...Он весь, как Божия гроза!

Герой, что сделалось с тобою?Где безмятежной лени вид?Как бы холодною водоюВнезапно бедный был облит.Вскочил с постели, вмиг оделся,Умылся и за стол уселся,Не замечая ничего:Декан, декан глядит в него!И утро все герой наш бедный [22]Куда бы взор ни обращалИ чтоб ни делал, все виталНад ним декана призрак бледный.Так коршуна завидя тень,Наседка мечется весь день. [23]

Шумит, гремит трамвай московский,От крика стекла дребезжат,И долго шума отголоскиЗа ним по улице летят.Но кто всех яростней дерется?Чей глас всех громче раздается?То горемычный наш геройВисит, держась одной рукой.Друзья «Полнощного трамвая», [24]Пока он там шумит, орет!(Хотя билета не берет),Томить Вас доле не желая,Без промедленья, сей же час,С героем познакомим [25] вас.

Неглинкин, добрый наш [26] приятель,Мехматской нивы яркий [27] цвет,Гурса, Привалова [28] читатель,Танцор, отличник [29] и поэт,Был москвичом. Из школы среднейУнес он, кончив класс последний,Свой аттестат, новейший блюз,Да слабых знаний легкий груз.Он по-немецки еле-елеМог изъясняться и писать,Мог старосте невинно лгать,Прогуливая по неделе.Чего ж еще! Мехмат нашел,Что он вполне нам подошел. [30]

К безделью приучившись в школе,Он здесь себя [31] не утруждал.Во время лекции на волеПо коридорам он гулял.С лицом задумчивым и нежным.Когда ж прогульщикам мятежнымПришла тяжелая пораИ грозные выговораПосыпались, худого словаНе молвив, он на задний ряд,Придя, садился, и подрядЧитал Бальзака и Баркова,Спинозу, Гусева [32], Мюссе —Ему любезны были все.

Неглинкин был в глазах доцентовНеглупый малый, но ленив.Он чтил профессоров. Студентов,В них нрав беспечный оценив,Считал он верными друзьямиИ часто, часто вечерамиВ пивной с компанией сидел,И пиво пил, и раков ел.Не избегая наслаждений,Там часто сиживал и я,Да [33] слабо пиво для меня!Но в чем он истинный был гений,К чему стремился вновь и вновь,Была, друзья мои, любовь.

Одетый, как московский денди,(Иль современное — пижон),Он вел поить дешевым брендиНаивных дев и страстных жен.Любил в фривольном разговореС лукавством тайным в томном взоре,Коснуться будто невзначайВысокой груди иль плеча. [34]Никто, как он, не мог умелоС ученым видом знатокаПогладить ножку иль бока,Последний страх развеять смелоИ... Но нескромен разговор.Стыдливо мы потупим взор. [35]

Однако долго мы болтали,Куранты бьют девятый раз,Пока мы тут вам [36] рисовалиПортрет героя без прикрас.Трамвай по Моховой тащится, [37]Евгений в нетерпенье злится, [38]И подтолкнуть желал бы онПолзущий медленно вагон,Но вот и [39] дом голубоватый.Евгений на часы глядит,И вдруг прыжок, и вдруг летит, [40]Летит Шершевскою [41] гранатой, [42]И, щедро [43] рассыпая мат,Взлетел [44] Неглинкин на мехмат.

Песнь вторая

Оставь надежду, всяк сюда входящий.

Звенит звонок. Толпой нестройнойСтуденты медленно бредутК дверям. Прогульщик беспокойный,Презрев учебы славный труд,Всех встречных на пути толкая,Летит, как серна молодая.По длинной лестнице в буфет,Желая свой запутать след. [45]Так вор, в боязни жесткой таски, [46]Скрав чемодан, скорей идетНа площадь, где кипит народ,И там гуляет без опаски.Не поступай, читатель, так,Когда ты сам себе не враг.

Еще один, еще — с «дифуров»,С анализа, с ТФКП,Бегут оне [47]. Кто раб амуров,Кто устремляется к толпе,Буфет набившей. Тяжкой тучейОтряды вольницы летучей,У стойки яростно крича,Ножами рубятся сплеча —То [48] бой идет за ложки чайны,Там, жадно раззевая рот,Рвут два студента бутерброд,Тот, завтрак получив случайно,Не прожевав, глотает вдруг —Пока не вырвали из рук.

Но возвратимся вновь к герою.Вон, словно туча саранчи,Рой опоздавших мчит стрелою,Меж них Неглинкин. ПроскочивПред носом лектора, садитсяИ вид принять ученый тщится,Но безуспешно. Он попал,Как Чацкий, с корабля на бал.Еще в глазах горит отвага,Угроза в сжатом кулаке,А [49] уж перо дрожит в руке.Уж [50] перед ним лежит бумага.Он чертит сложных формул тьму,Не понимая, что к чему.

Но скоро чувства в нем остыли,Он стал рассеянней писать.Ему дурным примером былиСоседи. Он закрыл тетрадь,На стуле томно растянулся,Взглянул на доску, усмехнулся,На лектора рукой махнул,Отворотился и вздохнул.И молвил: «Всех пора на смену.Науки долго я терпел,Но и анализ надоел».Хандру свою обыкновеннуПочуял вновь. Зевнув, он стал [51]Осматривать знакомый зал.

Прекрасный зал (он был построенВо вкусе русской старины)Высокой чести удостоен:Мехмата гордые сыныЗа потрясенными столамиСидят нестройными рядами,Иные на доску глядят,Иные весело галдят, [52]Неглинкин смотрит: вон Гаврила,Сидит, как идол, недвижим,А подмастерья перед ним,Как бы мартышки пред гориллой,Кишат. От скуки он зевнетИ бицепс щупать им дает.

Вон у окна, смотря направо,Он видит: грозный, как утес,Стоит недвижно, величавоПоросший мохом длинный нос:Под носа благодатной сенью,Объяты негою и ленью,Спят три студента. ВетерокИз носа веет. Весь урокОни невинно почивают,И лектора орлиный взор,И близ сидящих разговор,Счастливцев сих не достигают,А к носу прочно прикрепленШершевский — удалой спортсмен.

Такой прекрасный нос имея,Умом он скромным обладал,Он не читал Хемингуэя,Зато «Повольников» читал.Не люди рядом с ним сидели —Лежали тяжкие гантели,Гранаты, ядры... Но спортсменБыл очень сильно удручен,Что прыгнул только на полметра.Ведь год прошел уже сполна,Как он гантель на раменаВзял, бросив циркуль геометра,Чтоб нормы сдать на ГТО, [53]А все не сдал он ничего!

Он пред студенческой толпоюНебрежно бросил свысока:Пройдет два месяца — звездоюНа отвороте пиджакаБлеснет значок. Студенты робко,Но все же спорили. «КоробкуКонфет иль пиво ставлю я!» —«Что ж, принимаем». — «Ну, мояПобеда будет». И без счетуОн начал заключать пари,И скоро кружек сотни триНабралось. Бодро за работуНелегкую принялся онИ ездить стал на стадион.

Так год прошел. Но результаты...О них и говорить смешно,А обнаглевшие ребята уж пиво требуют давно.Но нос свой он высоко носит,Лишь на два дня отсрочки проситИ обвинять во всем готовСвоих ленивых тренеров.Евгений обратился к Саше:«Я слышал, ты все нормы сдал,Мне это Гаврик рассказал.А может, пиво будет наше?»«Слабец» — Шершевский отвечалИ длинным носом покачал...

«Но почему, — читатель спросит,— О юных девах слова нет?Где пол прекрасный? Он приноситНам столько радостей и бед!Так отчего же из поэмы,Которую с восторгом все мыЧитаем, не глядит на насЛукавство темно-карих глаз?»Сказать по правде, мы робеемПеть деликатный сей предмет.Но коль пути иного нет,Что ж, мы напишем, как умеем.Но нам кончать приходит срок,Тем более — звенит звонок.

Песнь третья