Борис Егоров - Сюрприз в рыжем портфеле (сборник) Страница 19

В свои коммерческие дела с Типчаком, Петровичем и Михаевым Актиния Настю не посвящала. Спросит иногда дочь, откуда, мол, у нас мясо, Актиния скажет:

— А помнишь, телёночка прирезали? Вот мясо до сих пор и тянется. Уметь надо, Настенька, домашнее хозяйство вести.

… — Так хорошо, значит, живём, Актиния Никаноровна? — в который раз спрашивал Типчак.

— Хорошо, хорошо. Кости только болят. К непогоде, наверно.

— Дождь будет?

— Конечно, дождь. Всё про то говорит. И собаки землю роют, и куры ощипываются, и воробьи в песке валяются.

— Интересно. Не знал, ежели воробьи валяются… Давайте-ка по рюмочке, Актиния Никаноровна!

— Что-то вы торопитесь, Вася. Я уж вижу: пили сегодня.

— Петровича встретил. Кстати, он говорит: за мясо Актиния задолжала.

— Тсс! — просвистела Актиния, указав на ширму. — Там квартиранты.

Захмелевший Типчак на её слова внимания не обратил и продолжал говорить о Петровиче. Так Ромашкин и Люся-Мила стали невольными свидетелями весьма познавательной для них беседы.

«Полупроводники! Электроника! — думал Ромашкин. — А воруют по-старому, самым примитивным образом… И что они только там морозят в счёт восьмидесятого года?!»

Потом пришла Настя. Типчак поднялся из-за стола и, стараясь быть галантным, подал ей стул.

— Как жизнь, Настенька?

— Ничего.

— Что вы с мамой всё отвечаете: «ничего, ничего»? Ничего — пустое место. Жизнь должна быть полной чашей! Эх, Нина, то есть Настя, мало ты видела. Вот на Севере я был. Это жизнь! Нанялся в геологическую партию рабочим. Ничего не делать — только ломом во льду лунки долбить. Где укажут — там и долбишь. А за это и одевают, и обувают, и поят: двести граммов спирта в день бесплатно! И помидоры свежие круглый год! Выл у меня один кореш, лет на десять постарше. Решил он осесть в Москве, жениться. Пошёл в милицию, а там очередь на прописку; сунулся в магазин — очередь за колбасой; костюм хотел справить — обратно очередь… Плюнул и опять уехал лунки долбить. Там ни очередей, ни прописки. Сегодня под Мурманском, завтра на Чукотке. А костюм нужен только, если пролётом в Москве или Ленинграде в ресторан зайти, погулять. Вот так, Валя, то есть Настя! Ну, развернулись мы исключительно. Денег — вагон! Пульман! И девать их некуда! Сидим в ресторане «Якорь», пьём, заказываем разные шницеля уже который час, и вдруг подходит к столику администратор нашей геологической партии: «Где же вы, ребята, пропали? Вас самолёт ждёт. Я вас везде ищу, все московские рестораны объездил». Что дальше получилось — не помню. Только проснулись мы на другой день уже на Таймыре… Вот какая жизнь была! А потом подался в Красноводск к рыбакам. Ну их, думаю, эти лунки, к чёртовой матери! А в Красноводске чёрную икру ложками ели! Ещё по рюмочке? А?

— Может, хватит вам, Василий Николаевич? — робко спросила Настя.

— А чего? Пьём на свои. Как положено. Чего я только не пил, Актиния Никаноровна! — чуть выпятив грудь, сказал Типчак. — В Одессе я потреблял даже ректификат и запивал минеральной водой под названием «Куяльник».

— А что это такое — рикти… фик…

— Спирт. Только он был технический. Взяли мы из лаборатории две бутылки с приятелем. Пошли к нему домой. Сели, пропустили по стакану, а потом думаем: может, отравленный? Как бы проверить? И тут к столу подходит кот. Я говорю: «Давай-ка угостим кота, вольём ему в пасть. Если кот окочурится, значит, отравленный». Влили. Кот — его, как и меня, Васькой звали — сразу кверху лапками… Издох, и всё! Кореш мой перепугался и в поликлинику побежал — желудок и кишки промывать. А я к врачам вообще не хожу: пренебрегаю. Лёг, значит, поспал, поднимаюсь, вижу: кот как ни в чём не бывало ходит, протрезвел. А тут под окном сирена гудит санитарная. Это приятеля моего с промывания привезли…

— Ох, умора! — воскликнула Актиния, хлопнув себя ладошками по щекам.

Настя тихо смеялась. Типчак протянул к ней руку, положил на плечо.

— Выходи за меня замуж, Настя. Хочешь — тут будем жить, хочешь — поедем куда-нибудь. Я хоть сейчас готов. Давай к маме моей под Киев махнём. На Днепр. Красота исключительная! Житуха! Как сказал великий украинский писатель Тарас Шевченко, чуден Днепр при тихой погоде!

— Это сказал не Шевченко, а Гоголь, — поправил из-за ширмы Ромашкин.

Гость удивлённо поднял брови, чуть стукнул рукой по столу.

— Актиния Никаноровна, что ж мы про ваших квартирантов позабыли?

Типчак поднялся со стула и нетвёрдым шагом направился к тому углу, где висела «простыня на верёвочке».

— Товарищи дорогие, приглашаю вас!

— Пет, нет, — отказалась Люся-Мила, — мы только из буфета. Спасибо.

— Я очень прошу, — повторил Типчак. — Надо же и познакомиться. Или брезгуете? Пренебрегаете?

— Надо, надо познакомиться, — согласился Ромашкин.

Через несколько минут Костя и Люся-Мила уже сидели за столом. Костя выпил штрафную.

— Сразу вижу, хороший парень, — одобрительно сказал Типчак. — Новенький? Кем работать нанимаешься?

Ромашкин лукаво подмигнул Люсе-Миле, сказал:

— Могу шофёром…

Типчак протянул Ромашкину свою огромную ручищу.

— Слушай, браток, приходи в мою пятую автоколонну!

— А что вы делаете? Землю возите? Пирамиду Хеопса насыпаете?

— Хеопса? — переспросил Типчак, на минутку задумавшись. — А-а, ты про этого египетского царя… У нас про него много газета писала. Все знают. На бумаге-то, может, и пирамида…

Актиния и Настя уже давно встали из-за стола, мыли на кухне посуду. Ушла за ширму Люся-Мила. А Ромашкин и Типчак всё ещё продолжали разговор.

— Нет, мы не землю возим. Это работа для сумасшедших. У нас тише, спокойнее. Обслуживаем разные стройуправления. День работаем — два загораем, газеты читаем.

— Отчего же загораете?

— А оттого. Есть у нас АТК — автотранспортная контора. И каждый начальник даёт заявку на завтра, сколько ему каких машин потребуется. Заказывают побольше, чтобы случаем без транспорта но оказаться. Назавтра мы приезжаем. Десять или пятнадцать машин. А возить нечего. Не готово ещё для нас. Сидим в кабинках, занимаемся политическим самообразованием. А тонно-километры идут. К вечеру нам эти заказчики подписывают нарядик: перевезено того-то и столько-то тонн на такое-то расстояние. Если они не подпишут, им по шее дадут, нахлобучка будет: «Почему допустили простой?» А тут, стало быть, все работали… И они и мы. Так что, браток, иди к нам. А землю возить — ни-ни! Там экскаваторы её кидают по машинам, а эти «МАЗы» как угорелые носятся. — Типчак посмотрел на часы, устало потёр руками лицо. — Ну, что? Поздно уже? Настя, Настенька, куда ты ушла? Выходи за меня замуж, Настенька! На Днепр поедем! Житуха исключительная! Как этот сказал? Чуден Днепр при тихой погоде!

4. «У меня асе получится!»

Что означает слово «директор»

Росомахин «крутит воронку»

Существует ли волшебная палочка?

Строительство Однотрубненского рудника началась «задом наперёд». Не было ни жилья, ни дорог, ни ремонтных мастерских — всё находилось ещё только в проектах, — а и степь выгнали экскаваторы срывать земляную корку, чтобы скорее дойти до руды.

Руда залегает не близко. Надо вывезти в отвал тысячи автомашин земли. Надо снять толстый, глубокий слой на широком пространстве. Тогда откроется фронт рудной добычи. Надо… Очень многое ещё надо! А директор стройки Михаил Сидорович Росомахин выступил на высоком совещании и дал слово, что скоро пойдёт однотрубненская руда…

Кое-кто из инженеров предупреждал его, сомневался, получится ли так.

Росомахин, улыбаясь, отвечал:

— У меня всё получится!

Официально Росомахин именовался начальником строительства, но называл себя директором. Видимо, мягковатое и расплывчатое слово «начальник» ему нравилось меньше. А «директор» благодаря двум «эр» звучит гордо, твёрдо, решительно, непререкаемо, это слово вызывает преклонение, трепет, порою даже дрожь, требует строго проводить принципы субординации, подчёркивает ранг и говорит о том, что этот работник на руководящей вершине, он — первый, и все сотрудники призваны реализовывать его приказы, распоряжения, поручения, циркуляры, рекомендации, прожекты, не располагая нравом возражать, спорить, раздумывать. Таков был порядок в любом вверенном директору тресте или управлении. Все здесь матросы, а у штурвала, у руля корабля — он, прошедший пожары и штормы, старый, проверенный инженер, администратор и организатор — директоррр Ррросомахин!

— У меня всё получится!

Спит и видит Росомахин: лист газеты, а на немкорреспонденция Сусанны Сударченко иод огромным заголовком: «Есть однотрубненская руда!»

И её, правда, скоро достанут: Росомахин распорядился сузить фронт работ и, как говорят на стройке, «пойти на руду воронкой» — чтобы хоть в одной точке достичь рудного тела, чтобы хоть чайной ложкой кусочек зацепить. И тогда можно рапортовать, давать интервью, фотографироваться, выступать по однотрубненскому телевидению.