Миклош Тот-Матэ - Рассказы Страница 2

— Надо же, — сказал директор жене, — какое странное совпадение! Знаешь, кто живет над нами?.. Один из моих подчиненных… как его… погоди-ка…

Он долго напрягал память и уже за ужином вдруг вспомнил:

— Карой Гершли!

— Кто это, дорогой? — удивилась жена.

— А… да тот мой подчиненный, который живет над нами. Насколько я помню, работает в бухгалтерии, завтра проверю. Недавно заходил ко мне по какому-то делу, вот фамилия и запомнилась.

Подчиненный тоже сообщил за ужином, что под ними живет его директор. Пятерым своим детям он велел потише бегать по квартире, потому что дядя директор человек занятой и беспокоить его нельзя. Пока длился ужин, дети вели себя смирно, но скоро забыли отцовские наставления, стали опять резвиться, опрокинули три стула да еще сдвинули буфет. Большая цветочная ваза грохнулась на паркет и разбилась вдребезги.

— Что это у них? Гулянка?! — директор поднял глаза к потолку. — Завтра же поговорю с этим Гершли, чтобы не забывал, кто под ним живет!

На другой день в учреждении он совсем упустил из виду Гершли, но дома ему опять напомнили о нем шлепки, удары и топот. Директор очень рассердился и хотел было пойти наверх, чтобы принять меры, но жена его отговорила.

— Не устраивай скандала, — сказала она. — Ведь дома ты частное лицо, и Гершли только на работе твой подчиненный.

— А хоть бы и так! Пусть уважают нормы социалистического общежития! В конце концов, не в конюшне живут, человеку и отдыхать надо.

В ту ночь директор спал беспокойно. Ему мерещилась злорадная физиономия Гершли, который откровенно наслаждался тем, что расхаживает, принимает ванну, кувыркается с детьми и, что особенно возмутительно, даже нужду справляет у директора над головой.

«Такому субъекту, — думал директор, — наверняка доставляет удовольствие мысль о том, что он может скакать надо мной сколько заблагорассудится. Потому что сейчас он сверху».

Утром в учреждении, даже не выпив обычную чашечку кофе, директор вызвал Гершли.

— Я вас пригласил по частному делу. — Он протянул сигареты. — Хочу поговорить с вами по душам.

— Слушаю вас, товарищ директор.

— Видите ли, друг мой, — начал он озабоченно, — дома вы живете надо мной, но это, разумеется, не означает, что вы занимаете более высокое положение. Это, надеюсь, достаточно ясно! Так вот, я вас очень прошу впредь вести себя в квартире тихо. До сих пор, как я мог убедиться на опыте, у вас это не получалось.

— Дети, коллега директор, — стал оправдываться подчиненный. — С ними, знаете ли, нелегко справиться!

— Так накажите их! — строго распорядился директор. — В конце концов, вы им отец или нет? Если бы у меня были дети, уж не беспокойтесь, я бы справился со своими родительскими обязанностями. И вы, надеюсь, справитесь со своими. Ведь отнюдь не все равно, в каком настроении приходит утром на работу руководитель учреждения, где трудятся две тысячи человек. У вас дома есть телефон?

— Есть, коллега директор!

— Напишите-ка здесь его номер, будьте любезны!

Подчиненный написал.

Дома он осуществил некоторые нововведения: подвесил гамаки и строго-настрого наказал детям по вечерам возиться только в них, да и ужинать тоже.

— Ты должна понять, — успокаивал он жену, смотревшую на все это в крайнем изумлении, — под нами живет мой директор, и тебе тоже не должно быть безразлично, какое у него сложится обо мне мнение.

Гамакам малыши обрадовались, но время от времени оттуда все равно вываливались на пол то кубик, то мячик, а то случайно и кто-нибудь из детей.

Тогда звонил телефон.

— Коллега Гершли, что это за грохот? Вы что, купили танк? Было бы неплохо, если бы вы наконец стали меня уважать!

Подчиненный, покрывшись холодным потом, бормотал, что сделает все возможное. На следующий день он застелил паркет огромным толстым ковром, а под гамаки подложил еще и матрацы. Детям эта идея очень понравилась. Из матрацев они соорудили хижину, а на ковре кувыркались, как на лесной лужайке, и Гершли понапрасну заталкивал их обратно в гамаки, кто-нибудь из пятерых постоянно барахтался на полу.

Зазвонил телефон. Директор говорил долго, а утром снова вызвал к себе подчиненного.

— Так дело не пойдет, коллега Гершли. — Он укоризненно покачал головой. — Необходимы какие-то радикальные меры, поскольку иначе обстановка только обостряется. Я думаю, мы можем покончить с этими неприятностями лишь в том случае, если обменяемся квартирами! Насколько мне известно, ваша, как и моя, трехкомнатная, со всеми удобствами. В этих новых домах абсолютно все равно, в какой квартире жить, все они одинаковые. Надеюсь, вы согласны?

Гершли с радостью согласился. Он и так уже подумывал о переезде в квартиру на первом этаже, под которой только подвал.

Переселившись, директор удовлетворенно сказал жене:

— В сущности, этот Гершли порядочный человек, знает свои обязанности перед начальством. Главный бухгалтер скоро уйдет на пенсию, и я подумываю назначить на его место Гершли. По-моему, он хороший работник. И детей у него пятеро!

Он помолчал и после короткого размышления добавил:

— Да и мне приятнее сознавать, что подо мной живет довольный человек.

Ужин в «Четырех рыбаках»

С шотландской супружеской парой Ковачи познакомились на Балатоне. Большой красный мяч в белых горошинах отскочил в ноги Ковачу, тот бросил его обратно, шотландец поблагодарил, и вскоре они уже играли вчетвером. Время от времени мужчины обменивались фразами по-английски. Ковач был рад случаю попрактиковаться в языке. Поначалу он принял супругов за англичан, и лишь позднее выяснилось, что они из Шотландии.

После купания шотландец предложил поужинать вечером в «Четырех рыбаках». Ему хотелось отведать знаменитого венгерского «халасле[1]» и выпить хорошего венгерского вина. Лицо Ковача на мгновение помрачнело, но затем он согласно кивнул. Встретиться договорились в ресторанчике в восемь часов вечера.

— Ну и влипли же мы, — вздохнул Ковач, когда они с женой остались одни. — На такие затраты я не рассчитывал. Это ведь минимум пятьсот форинтов.

— Не валяй дурака, — жена испуганно посмотрела на него. — Уж не собираешься ли ты платить? Пригласили-то они!..

— Шотландцы! — Ковач махнул рукой, — Эти всегда рады полакомиться на дармовщинку. Помнишь тот анекдот, где один шотландец…

Он рассказал, но супруга даже не улыбнулась. Она думала о предстоящих вечерних расходах и с превеликим удовольствием села бы сейчас в первый же поезд на Будапешт.

— Ты обратил внимание на его лицо? — спросила шотландка мужа, когда они отошли от Ковачей на приличное расстояние, и украдкой обернулась. — Когда ты предложил им поужинать, он посмотрел на тебя так, словно хотел убить. Все они такие — дикие. Я слышала, что они и ножи с собой всегда носят, а как напьются, так и давай колоть друг друга!

— Ну что ты, он ведь инженер…

— А хоть бы и так! Это у них в крови! Он и на службу-то наверняка верхом на лошади ездит, и палинку хлещет как воду. Я слышала, как однажды венгр…

Она рассказала историю, от которой на лбу у шотландца выступил холодный пот. И что за нелегкая дернула его за язык с этим приглашением?..

Вечером все четверо в напряженных позах сидели за столиком в ресторане. Мужчины беседовали по-английски о красотах Балатона.

Принесли ужин. Шотландцы ели «халасле» и лапшу с творогом и шкварками, после чего выпили бадачоньского «харшлевелю[2]». Ковачи ограничились фаршированным яйцом с майонезом и пепси-колой.

— Желудок… — сказал в оправдание Ковач, быстро подсчитывая в уме возможную стоимость ужина.

Жена его, немного говорившая по-французски, попыталась объяснить, что уже две недели как сидит на диете и за сегодняшний день съела всего два персика.

В «Четырех рыбаках» звучала прекрасная музыка, и настроение у Ковача понемногу улучшилось. Из второй бутылки «харшлевелю», заказанной шотландцами, уже налил себе и он. Шотландка вздрогнула, увидев как Ковач залпом осушил стакан, а когда вдруг полез в карман за сигаретами, брови шотландца напряженно сдвинулись.

В дальнейшем ничего особенного не произошло. Разве что выпили и третью бутылку «харшлевелю», после чего общее настроение поднялось настолько, что Ковач, которому уже море было по колено, напрочь забыл о своем «желудке» и заказал жареную печень с салатом из огурцов, а его жена попросила принести карпа, зажаренного в сухарях, заявив на ломаном французском, что это блюдо можно есть и во время диеты.

Около полуночи стали собираться домой, и тут всю веселость с Ковача как рукой сняло. Одного только «харшлевелю» было выпито пять бутылок, за которыми тянулся длинный перечень яств. С угрюмой досадой на лице он потянулся за кошельком, но шотландец быстрым движением перехватил его руку: