Павел Морозов - Руссо-туристо. Юмористические рассказы Страница 2

Гид, сопровождавший нашу группу, ловко лавируя между столами повел нас к забронированным местам. Длинной голодной змеей перетаптывались мы друг за другом мимо смачно чавкающих завсегдатаев. Глаза наши спотыкались о безымянные шикарные блюда и напитки, ананасы и другие плоды, о существовании которых до той поры мы и не подозревали. Наши губы были плотно сжаты, чтобы предательская слюна не капала на пол. От предвкушения фантастического обеда саднило воображение и под языком.

Наконец, нас рассадили, и рядом с нами будто из воздуха материализовался необъятный официант, похожий на передвижное окно раздачи: его закольцованные руки удерживали десятка два тарелок, уложенных друг на друга в форме недостроенной пирамиды. Он ловко расшвырял первую партию тарелок и ринулся за второй, а «счастливчики», в том числе я, недоуменно застыли над своими порциям.

В нос ударил резкий помойный запах. Баланда, растекшаяся по тарелке, с виду напоминала клееобразную желтую кашу, в которой темнели неопознанные комочки. Запах утверждал, что это, в лучшем случае, прокисшее картофельное пюре с очистками.

Официант артистично разбросал вторую партию тарелок, хлеб и компот неопределенного происхождения. Вонь повисла над нашими столами почти видимым облаком, потому что завсегдатаи из центра зала вдруг перестали чавкать и с любопытством воззрились на нас.

Толстый официант стоял у балюстрады с невинными глазами, вытирал потные ладони о фартук, и улыбался. С виду – добродушный мясник или хирург-живодер.

Я посмотрел на старшего группы, который был послан в тур бесплатно с обязательством отчитаться местному КГБ о нашем поведении заграницей. Он с напряженным лицом пытался намотать на ложку вонючую субстанцию, но отправить это в рот не решался.

– Я, конечно, прошу прощения, но можно узнать – как это понимать? – спросил я.

– Меню согласовано, – почти беззвучно ответил старший.

– С кем?

– С кем надо.

– И мы должны это есть?

– Должны и будем, – ответил старший, и обреченно отправил в рот зловонную ложку.

Группа, однако, есть не стала, возмущенно пригубила безвкусный компот и потребовала от старшего более вразумительных объяснений. Тот задумался, глубоко вздохнул и губы его беззвучно зашевелились, формулируя ответ.

– Нажралис, – вдруг по-русски прервал тишину венгр-официант – Можна уносит?

Так и не получив ответа, толстяк прикатил дурно пахнущую емкость на колесах и стал очищать в нее наши нетронутые тарелки. Следом он вылил недопитый компот, а хлеб аккуратно собрал и унес в недра кухни. Из окон раздачи выглянули две девицы в белом, сверкнули глазами и белозубо рассмеялись в нашу сторону. Их смеху вторил басок официанта.

Это уже было слишком. Мы ушли, не дождавшись ответа старшего, унося с собой зловонный запах и ужасное настроение.

С этого дня эйфория наших «руссо-туристок» заметно уменьшилась, а старшего группы шахтеры вечером упоили вдрызг и он признался, что установка нашим правительством дана такая – кормить советских туристов «не очень» и даже «очень не очень», что бы помнили, что дома кормят лучше.

– А они и рады, уроды! А чего ты хошь? Мы для них были и будем оккупантами, как в Прибалтике! – веско подвел итоги шахтерский бригадир из Первомайска Михалыч. – Ну их к лешему! Наливай!

До утра было далеко, и мы успели простить Венгрии все – и прокисшую картошку, и оккупацию. Тем более, что после шестой бутылки «палинки» речь пошла о ба… о женщинах, о наших, естественно, и тут венграм, тем более венгеркам, ловить, как правило, нечего.

Туалет на венгерском

…Третье воспоминание о Венгрии – туалет. Мы с женой торчали в центре Будапешта, а женская сборная нашего автобуса погрязла в омуте очередного шопинга. Дело было летом и мы поглощали огромное количество венгерского лимонада в литровых бутылках (что-то типа их «Спрайта»). Жене от выпитого, естественно, приспичило, и серьезным образом приспичило. Как настоящая женщина, она послала меня, сиречь мужа, на поиски ближайшего туалета (желательно – бесплатного, так как платный туалет в сознании советских туристов был капиталистическим порождением, а мы с детства привыкли к повсеместной туалетной халяве).

Но легко сказать – найди. Без знания языка Будапешт представлялся мне джунглями Амазонии, населенными людоедствующими аборигенами. Но тут я увидел как местный скаут в двухцветном галстуке шмыгнул куда-то за угол. «Где-то рядом Дворец гитлерюгенда или Храм пионеров» – подумал я и рванул вслед.

За углом и в самом деле стояло нечто дворцеобразное, в высокие двери которого периодически ныряли дети разного калибра. Набравшись наглости граничащей с храбростью, я вошел в чужестранный Храм Детства. Дети с целеустремленностью министерских чиновников сновали вокруг, явно не замечая меня. Стыдно признаться, но запала моего хватило только на то, чтоб войти. Остановить кого-то и задать туалетонаводящий вопрос на ужасном венгерском из потрепанного разговорника оказалось выше моих сил.

Оставалось уповать на случай, и он тут же помог: один из скаутов тупо врезался в меня, обалдело поднял глаза вверх и встретился с моим одубевшим взглядом. Я преодолел свой ступор, открыл страницу разговорника, где напротив слова «туалет» красовалась аббревиатура «WC», и внятно произнес с ударением на последний слог: «Ве-цЕ? Где тут ве-цЕ?»

Скаут мальчукового пола недоуменно смотрел на меня, явно ничего не понимая. Я с нарастающей яростью повторил злосчастное «ве-цЕ в надцатый раз, как вдруг взгляд мальчика протрезвел и он переспросил: «вЕце?» – с ударением на первый слог. «вЕце! вЕце» – злобно подтвердил я и скаут бойко потащил меня за руку к двери с нарисованным на ней треугольным пацаном. Туалета для девочек рядом не наблюдалось, и я, не представлявший свою жену в среде писающих мальчиков, попытался жестами объяснить юному дарованию, что мне нужен дамский туалет.

Для наглядности я округлил ладони на уровне сердца, как бы взвешивая виртуальную женскую грудь, и слегка повилял бедрами. Глаза моего туалетного гида стали размером со спелую сливу: перед ним стоял плешивый бородатый мужик в очках, явно не смахивающий на трансвестита, но поведение очкарика было более чем странным. И бой-скаут сделал единственно правильный вывод: перед ним маньяк-педофил! И даже детоед, не меньше! А что он еще мог юный венгр, глядя на бородатого детину с извращенными ужимками и ужасным венгерским?

Мальчик вдруг завизжал, как поросенок под ножом хирурга, и ринулся куда-то вглубь, видимо за помощью старших. Из всех дверей высунулись детские головы с подозрительными глазами. Я все еще надеялся объяснить цель своего прихода, машинально потряхивая округлыми ладонями и бормоча всплывшее из глубин подсознания: «Вумен, вумен, мать вашу!» Но из глубины коридора мой бывший туалетный гид уже тащил за руку здоровенного охранника, а с другой стороны на меня надвигались две педагогессы с прокурорскими лицами и фигурами метательниц молота. Тут я, наконец, понял, что окончательно проиграл, отступил к дверям и просочился на улицу.

Жена моя с лицом убийцы переминалась около автобуса, а вернувшаяся не ко времени тур-группа вместе с водителем требовали немедленно трогать. Се ля ви. Большинство оно и на венгерской территории большинство, а значит, автобус тронулся, и лицо жены, сопровождавшее меня всю остальную поездку, уже не меняло своего выражения, хотя туалеты в дальнейшем я находил более изобретательно.

Румыния

…Далее – Румыния. О ней я помню многое, несмотря на то, что пили мы там значительно больше, и не только в компании шахтеров. Но об этом чуть позже.

Начнем с того, что перед въездом на румынскую землю, нам обменяли советские рубли на тамошние леи. Один к двенадцати, что уже само по себе должно было насторожить. Леи были в несколько раз длиннее рублей, по виду напоминали старые прогнившие портянки и примерно так же пахли. Это было вторым звоночком.

В третий раз я насторожился, когда за два часа дороги я не заметил на шоссе ни одного автомобиля, зато трижды заметил телеги с сеном, запряженные волами. На мой вопрос пожилой усталый гид, отставной майор румынской армии, пояснил: в этой части страны основным видом транспорта является гужевой. И вообще, девяносто процентов румынского транспорта сосредоточено в Бухаресте.

– Не многовато ли для одного города? – спросил я.

– Много. Слишком много… Поэтому в столице для автомобилистов действует четно-нечетная система, – меланхолично ответил гид.

– Четно-нечетно чего?

– Как вам это объяснить… Чтобы избежать пробок и решить проблему нехватки бензина товарищ Чаушеску издал указ, по которому автомобили с четной последней цифрой на номере могут передвигаться по столице в четные числа месяца, а нечетная последняя цифра гарантирует водителям проезд в нечетные числа.