Несокрушимый Арчи - Вудхаус Пэлем Грэнвил Страница 2

– Да? – откликнулся он.

Профессор Бинстед держал в руке фарфоровую статуэтку тончайшей работы. Она изображала воина домундирной эпохи с копьем в руке, нацеленным на противника, который, судя по победному выражению на лице воина, был куда плюгавей его.

– Откуда она у вас?

– Эта? Мосан, мой агент, нашел ее в лавочке в Ист-Сайде.

– А где другая? Должна быть и другая. Эти штучки всегда парные. И поодиночке никакой цены не имеют.

Чело мистера Брустера омрачилось.

– Я знаю, – сказал он коротко. – Мосан ищет вторую повсюду. Если вы на нее наткнетесь, даю вам карт-бланш приобрести ее для меня.

– Должна же она быть где-то.

– Да. Если найдете ее, о цене не беспокойтесь. Я уплачу любую.

– Учту, – сказал профессор Бинстед. – Она может обойтись в немалую сумму, полагаю, вы это знаете.

– Я же сказал вам, цена мне безразлична.

– Приятно быть миллионером, – вздохнул профессор Бинстед.

– Второй завтрак подан, сэр, – доложил Паркер.

Он уже встал в монументальной позе за стулом мистера Брустера, но тут в дверь постучали. Паркер прошествовал к двери и вернулся с телеграммой.

– Вам телеграмма, сэр.

Мистер Брустер беззаботно кивнул. Содержимое блюда под крышкой оправдало возвещавший о нем аромат, и он не собирался отвлекаться по пустякам.

– Положите ее, Паркер. И можете идти.

– Слушаю, сэр.

Камердинер удалился, и мистер Брустер вновь приступил к трапезе.

– Вы не хотите ее прочесть? – спросил профессор Бинстед, для которого телеграмма была телеграммой.

– Подождет. Я получаю их с утра до вечера. Наверное, от Люсиль. Сообщает, каким поездом вернется.

– Она приезжает сегодня?

– Да. Была в Майами. – И мистер Брустер, уже воздав должное содержимому блюда под крышкой, поправил очки и взял конверт. – Я рад… Боже мой!

Он уставился на телеграмму, разинув рот. Его друг участливо осведомился:

– Надеюсь, никаких неприятных известий?

Мистер Брустер странновато побулькал.

– Неприятных известий. Неприятных… Вот, прочтите сами.

Профессор Бинстед, входивший в троицу самых любопытных людей Нью-Йорка, взял листок с искренней благодарностью.

– «Возвращаюсь Нью-Йорк сегодня с милым Арчи. С горячей любовью от нас обоих. Люсиль», – прочел он вслух и выпучил глаза на своего гостеприимного хозяина. – Кто такой Арчи?

– Кто такой Арчи? – скорбным эхом отозвался мистер Брустер. – Кто такой… Именно это я и хотел бы знать.

– «Милый Арчи», – повторил профессор, размышляя над телеграммой. – «Возвращаюсь сегодня с милым Арчи». Странно!

Мистер Брустер продолжал смотреть прямо перед собой. Когда посылаешь единственную дочь погостить в Майами свободной, как ветер, а она в телеграмме упоминает, что обзавелась каким-то милым Арчи, вас это, естественно, ошеломляет. Он одним прыжком вскочил из-за стола. Ему пришло в голову, что всю последнюю неделю он крайне небрежно проглядывал почту (дурная привычка, когда он бывал особенно занят) и утратил связь с текущими событиями. Теперь ему вспомнилось, что несколько дней назад от Люсиль пришло письмо, а он отложил его, чтобы прочесть на досуге. Люсиль была чудеснейшей девочкой, чувствовал он всем сердцем, но ее письма с курортов редко содержали новости, которые требовали безотлагательного с ними ознакомления.

Он кинулся к своему бюро, порылся в бумагах и нашел то, что искал.

Письмо оказалось длинным, и несколько минут, пока он переваривал его содержание, в комнате царила полная тишина. Затем, тяжело дыша, он обернулся к профессору:

– Боже великий!

– Что? – быстро спросил профессор Бинстед. – Что случилось?

– Святые небеса!

– Ну?

– О Господи!

– В чем дело? – вопросил профессор в смертной муке.

Мистер Брустер снова сел, загремев стулом.

– Она вышла замуж!

– Замуж!

– Замуж! За англичанина!

– Только подумать!

– Она говорит, – продолжал мистер Брустер, сверяясь с письмом, – что они так друг друга полюбили, что просто не могли не пожениться в ту же секунду, и она надеется, что я не рассержусь. Рассержусь! – охнул мистер Брустер, очумело глядя на своего друга.

– Внушает тревогу.

– Внушает! Да еще какую! Я ничего не знаю про этого субъекта. Никогда в жизни о нем не слышал. Она говорит, что он предпочел скромную церемонию, потому что, по его мнению, типус, сочетаясь браком, всегда выглядит таким ослом! И я должен полюбить его, потому что он готов горячо полюбить меня.

– Невероятно!

Мистер Брустер положил письмо.

– Англичанин!

– Мне доводилось встречать очень приятных англичан, – сказал профессор Бинстед.

– Я не терплю англичан, – проскрипел мистер Брустер. – Паркер – англичанин.

– Ваш камердинер?

– Да. Подозреваю, он тайком носит мои рубашки, – угрюмо объяснил мистер Брустер. – Если я его изловлю… Что бы вы сделали на моем месте, Бинстед?

– Сделал? – Профессор взвесил вопрос. – Право же, Брустер, не вижу, что вы вообще могли бы сделать. Вам просто надо подождать, пока вы с ним не познакомитесь. А вдруг он окажется чудесным зятем?

– Хм! – Мистер Брустер отверг такую оптимистическую перспективу. – Но англичанин, Бинстед! – сказал он с мукой. – Всего неделю-другую назад в отеле было остановился англичанин, который так его чернил, что вы изумились бы! Сказал, что это чертова дыра! Мой отель!

Профессор Бинстед соболезнующе прищелкнул языком. Он понимал чувства своего друга.

Глава 3

Мистер Брустер выносит приговор

Примерно в ту минуту, когда профессор Бинстед прищелкивал языком в гостиной мистера Брустера, Арчи Моффам сидел, созерцая свою молодую жену, в салоне экспресса из Майами. Он думал, что это слишком уж прекрасно, чтобы быть правдой. Последние несколько дней его мозг сильно завихрился, но вот эта мысль вырывалась из смерча четкой и ясной.

Миссис Арчи Моффам, урожденная Люсиль Брустер, была миниатюрной и стройной. Ее жизнерадостное личико обрамляли облака темных волос. И все вместе являло такое совершенство, что Арчи часто вынимал из внутреннего кармана брачное свидетельство и исподтишка его перечитывал в очередной попытке убедить себя, что это чудо из чудес действительно произошло с ним.

— Нет, честно, старая курица… то есть милая старушенция, то есть любимая, – сказал Арчи, – я не могу этому поверить.

– Чему?

– То есть я не могу понять, почему ты вышла за такого типчика, как я.

Глаза Люсиль широко раскрылись. Она погладила его руку.

– Но, дусик, замечательнее тебя нет ничего на свете. Разве ты не знаешь?

– Как-то ускользнуло от моего внимания. Ты уверена?

– Конечно, уверена! Ты – чудо-мальчик! Увидеть тебя и не полюбить просто свыше сил человеческих.

Арчи испустил экстатический вздох. И тут ему в голову пришла мысль. Эта мысль часто возникала там и омрачала его счастье.

– Только вот не знаю, подумает ли так же и твой папаша.

– Конечно, подумает!

– Мы ведь вроде как опрокинули это на старикана, – сказал Арчи с сомнением. – А вообще, что он за человек, твой папаша?

– Папа тоже дусик.

– Странновато, что он владелец этого отеля, – сказал Арчи. – У меня вышел жуткий скандал с тамошним мерзавцем-управляющим как раз перед тем, как я уехал в Майами. Твоему папаше следует уволить этого субчика. Он портит весь ландшафт!

В поезде Люсиль решила, что не следует сразу обрушивать Арчи на его тестя. Иными словами, счастливая парочка, вместо того чтобы блаженно впорхнуть к мистеру Брустеру, должна разлучиться на полчаса или около того. Арчи будет томиться поблизости, а Люсиль встретится с отцом и поведает ему всю историю, а вернее, те ее главы, которые вынуждена была опустить в письме из-за недостатка места. Затем, окончательно внушив мистеру Брустеру, какое счастье ему просияло, раз он приобрел в зятья Арчи, она проводит отца туда, где его будет ждать воплощение этого счастья.

Первая часть программы сработала самым восхитительным образом. Когда отец и дочь вышли из кабинета мистера Брустера к Арчи, мистер Брустер в целом усвоил, что Фортуна улыбнулась ему самым невероятным образом, наделив его зятем, который почти в равных частях объединял в себе лучшие качества Аполлона, сэра Галахеда и Марка Аврелия. Правда, в процессе беседы он уловил, что у милого Арчи нет ни профессии, ни состояния, но мистер Брустер почувствовал, что человек со столь великой душой, как у Арчи, в них не нуждается. Нельзя требовать всего. Арчи же, по словам Люсиль, был практически стопроцентным идеалом мужчины душой, внешностью, манерами, солнечностью характера и породистостью. Мистер Брустер вышел в вестибюль, сияя оптимизмом и благожелательностью.