Самые страшные войска - Скутин Александр Витальевич Страница 2

– Сильно умный. Дальше рядового в армии не продвинешься.

И ведь прав оказался!

Правда, в 2001 году меня на месяц призвали на сборы. Там я стал младшим сержантом и даже командиром отделения. Или поглупел с возрастом, или требования к солдатам стали другие?

Заградотряды, говорите?

Когда правительству от тебя что-то нужно, оно называет себя Родиной.

Зима 1979 года, Северная Карелия, гарнизон Новый Софпорог, 909 военно-строительный отряд.

Заградотряды, говорите? Кровавые опричники из войск НКВД готовы выстрелить красноармейцам в затылок? Ох, как любят киношники и демпресса вовсю мусолить эту тему. Про злодеяния кровавого сталинского режима, про чекистов, поливающих из пулемета отступающих наших бойцов и пристреливающих из нагана раненных. И все это чтоб пощекотать нервы обывателя, припугнуть и успокоить одновременно: не беспокойтесь, это только при Сталине было, да и то на войне. С усмешкой гляжу я на эти страшилки. Мне в армии, в мой затылок целился десяток автоматов солдат из комендатуры, пока я лежал на огневом рубеже всего лишь с тремя патронами в АКМ.

Расскажу по порядку, обстоятельно.

Итак, отгулял я на проводах, бортовой ГАЗ-52 отвез меня в райвоенкомат в поселке Ленино, где нас пересчитали, выдали военные билеты, потом загрузили в автобус и повезли на сборный пункт в Симферополь. На полпути, сразу за Старым Крымом, у горы Агармыш (это где фильм «9 рота» потом снимали), нас вывели из автобуса с вещами и офицер военкомата сказал просто:

– Ребята, если у вас есть с собой спиртное, то доставайте прямо сейчас и пейте. Поверьте, в Симферополе у вас все это отнимут.

Забегая вперед, скажу, что он оказался прав, даже одеколон у ребят отняли, у кого нашли. Мы достали домашнюю закусь и выпивку, которые у каждого были припасены в дорогу, и начали подкрепляться, офицеры присоединились к нам.

В Симферополе узнал интересную вещь: в нашей команде №153 из четырнадцати человек все были водители. В дальнейшем мы гордо именовали себя автобатом, хотя и знали, что в стройбат призываемся. Но в стройбате тоже нужны водители, да еще как! Нарулил дай бог за два года службы, дорога ночами снилась.

Через пару дней нас погрузили в прицепной вагон к поезду Севастополь-Ленинград вместе с остальными командами стройбатяг, два вагона таких набралось. На вокзале при погрузке в эшелон репродукторы играли «Прощание славянки». Узнал интересную вещь: на нашу команду из четырнадцати человек в сборном пункте выдали аж семь ящиков армейского сухпайка, а на соседнюю команду в полтораста человек, которая следовала в Кузему (это тоже в Карелии) дали столько же, семь ящиков сухпая. Тогда я впервые понял, что на военной службе логики нет, здравого смысла тоже, их заменяют армейские порядок и дисциплина.

Привезли нас, в конце концов, в гарнизон Новый Софпорог Лоухского района Карелии, в карантин.

Не буду долго рассказывать, грузить подробностями о первых днях службы в стройбате, лишь упомяну, как мы на КМБ (курс молодого бойца) страдали от молдаван. Хорошие ребята, ничего плохого про них не скажу, за два года службы каких-то неуставных трений с ними не было. Но есть у них очень вредная для военной службы особенность: они абсолютно не умеют молчать. Где соберутся двое или больше молдаван, там болтовня не смолкает. Если молдаванин молчит – значит, он или спит, или уже умер.

Построил нас сержант-ростовец как-то на стадионе и приказал:

– Смир-рно!

Все вытянулись по струнке. И только негромко в строю по-молдавски: быр-быр-быр.

– Я сказал смир-рна! Ма-алчать! – Заорал сержант. – Что за разговорчики в строю после команды «смирно»?

Молдаване на мгновение испуганно притихли, а потом снова по-своему «быр-быр-быр».

– Ах, так! – Рассвирепел сержант. – Нале-во! Два круга по стадиону бегом марш!

Пробежали мы, запыхались. Сержант решил, что провел воспитательную процедуру для молдаван.

– А теперь – я сказал: «Смирно»! И чтоб не одного слова в строю.

Молдаване опять негромко по-своему: «быр-быр-быр».

На сержанта было жалко смотреть. Отчаянно, чуть не плача, он заорал сорванным голосом:

– Вы, пулы! Вы что, русского языка не понимаете? Я же сказал «смирно»! После этого в строю ни одного слова или шевеления не должно быть. За то, что не умеете молчать, буду гонять весь карантин кругами по стадиону. Налево, вокруг стадиона – бегом марш!

Пробежали, снова построились перед казармой карантина. Стоим запаренные, высунув языки, еле дышим. Лишь молдаване меж собой:

– ...быр-быр-быр... вот зверствует сержант, издевается... и чего взъелся на нас, мы ж совсем тихо разговариваем, никому не мешаем...

Матч закончился в пользу молдаван.

Перед присягой нас повезли, как и положено, на стрельбище, стрелять из боевого оружия. Стройбату, как известно, оружие не дают, боятся. И лишь когда сам попал в стройбат, узнал, что это не анекдот, а горькая правда. При каждом военно-строительном отряде, как и при любом гарнизоне, есть военная комендатура, а при ней гауптвахта. На губе при стройбатах служат губари из специального комендантского взвода, «красноперые» или «менты», как мы их называли. Чтобы охранять арестованных и вообще – усмирять буйную стройбатовскую вольницу, вроде военной полиции.

Так вот, автоматы для присяги и на стрельбище выделяет именно это комендатура, своего оружия в отряде не было.

Привезли наш карантин в трех машинах на маленькое стрельбище, принадлежавшее той же комендатуре. Оно находилось в распадке между сопками, закрытое с трех сторон.

С нами же приехала машина из комендатуры, кроме начальника губы в ней было отделение губарей, а также патроны и автоматы, из которых мы будем стрелять.

На огневом рубеже были постелены три одеяла, с них мы стреляли лежа, перед нами были три мишени. Делали по три одиночных выстрела, на результаты никто не смотрел, никого не интересовало, попали мы или нет.

А за нами, а за нами-то... прямо за нашими спинами, наведя автоматы в наши затылки, с полными рожками, стояло отделение губарей, десять человек. Так, на всякий случай...

И такой случай в этом отряде был. В стройбат призывают и судимых. Вот один из них, когда ему на стрельбище дали автомат, навел ствол на офицеров, дал выстрел поверху, и положил их в снег. А потом бросил автомат и присел на пенек. Дали срок ему, конечно.

Да, а потом у нас, новобранцев, была присяга. «Волнующий, торжественный момент в жизни каждого солдата», как любят писать в газетах. Момент серьезный и ответственный, конечно, не спорю. Только никакого волнения и подъема я не испытывал. Меня с частью других солдат с карантина уже перевели к тому времени из Софпорога в другой гарнизон – Верхняя Хуаппа, того же 909 отряда.

Нам привезли два автомата от губарей. Построили новобранцев в казарме, потом мы выходили по одному, и, держа автомат перед собой, зачитывали текст присяги, потом расписывались. Автоматы передавали друг другу по очереди. Запомнились два момента.

Первое, два баптиста присягу принимать и брать в руки оружие отказались на отрез. Они и на стрельбище те же пенки выдавали. Так и служили без присяги. Впрочем, впоследствии оказались самыми надежными солдатами: не пили, не буянили, не сквернословили, работали добросовестно. Газет не читали, правда, и кино не смотрели. Впрочем, глядя на нынешние газеты и телевидение, думаю: а может, они были не так уж и неправы?

Второе: один молдаванин не умел читать, совсем. По-русски он тоже почти не говорил. По документам у него было два класса образования, но и те он фактически задвинул. Как рассказали его земляки, он очень рано остался сиротой, жил в доме дяди, пас домашних коров. Так и задвинул школу. Текст присяги для него читал его земляк и переводил на молдавский, тот повторял. Потом пастух поставил какую-то закорючку под присягой. Впрочем, служил потом нормально, и русский скоро выучил.