Невероятные будни доктора Данилова: от интерна до акушера - Шляхов Андрей Левонович Страница 2

– Мало того, что один на отделение дежуришь, так еще интерна прислали, – проворчал себе под нос дежурный реаниматолог.

– Лишний человек никогда не помешает, Владислав Алексеевич, – сказала одна из медсестер, полная брюнетка, немного косящая левым глазом. – Хоть перевернуть и переложить поможет, и то хорошо.

Ее напарница, худая, рыжеватая и помоложе, презрительно фыркнула и спросила:

– Обмороками не страдаете, доктор? Крови не боитесь?

– Нет, – сухо ответил разом на оба вопроса Данилов и, не утерпев, поинтересовался: – А что так сразу и про обмороки?

– Ничего. – Медсестра, против ожидания, не смутилась. – Разве и спросить нельзя?

Данилов промолчал. «Сейчас пошлют в лабораторию за анализами, а на обратном пути попросят каталку из приемного отделения привезти», – подумал он.

– У нас тут, доктор, не розарий, – примиряюще сказала брюнетка, – чувствуете, как пахнет? Три вокзала недалеко, а оттуда кого только не везут…

– Могли бы для бомжей отдельную больницу отвести! – взвился врач. – Это же черт-те что…

– Нашу бы и отвели, – поддела худая, усаживаясь за один из столов и придвигая к себе стопку листов назначений. – Чтоб с трех вокзалов далеко не возить…

– Тогда бы я здесь и дня бы не остался! – отрезал врач. – Пошли, коллега, сделаем обход, заодно и потренируетесь дневники писать. Знаете, как в реанимации дневники пишут?

– Знаю, – кивнул Данилов. – Жалобы, основные показатели, динамика. И так каждые…

– Вас как зовут? – перебил его врач.

– Владимир, – машинально ответил Данилов и тут же поправился: – Владимир Александрович.

– А я – Владислав Алексеевич, – представился врач, но руки не подал. – Коренной москвич в шестом поколении, между прочим. А занимаюсь здесь хрен знает чем, бомжей вокзальных лечу. Их сегодня целых четверо.

Данилов потянулся к лежавшим на столе историям болезни, чтобы взять их с собой на обход, но Владислав Алексеевич мотнул головой – обойдемся мол.

Обход был скорым, как и полагается текущему обходу в реанимации. Пациенты с утра осмотрены, полечены, назначения сделаны, далее по дежурству внимание уделяется тем, кому стало хуже. А стабильные как лежали себе, так и лежат, на то они и стабильные. Владислав Алексеевич задержался немного возле мужчины, прооперированного сегодня по поводу аппендицита, осложнившегося перфорацией аппендикса и перитонитом, удовлетворенно хмыкнул и пошел дальше.

Через двадцать минут они уже сидели в ординаторской.

– Списывайте, доктор, у всех предыдущие дневники, – распорядился Владислав Алексеевич. – А я пока чай заварю. Чай пьете?

– Спасибо, не надо, – отказался Данилов.

Он начал писать дневники и попутно слушать Владислава Алексеевича, который оказался не только москвичом в шестом поколении, но и врачом в третьем, чем несказанно гордился.

– Дед мой одно время, еще при Хрущеве, был начмедом Первой градской, а отец двадцать лет руководил Истринской районной больницей…

Данилов писал и слушал, даже время от времени из вежливости кивал головой. Закончив с дневниками, он дождался паузы в монологе Владислава Алексеевича и спросил:

– Что-то еще надо делать?

– Пока нет, – ответил тот. – Можете отдыхать.

Отдыхать не хотелось, да и как отдыхать – сидеть и тупо смотреть перед собой? Данилов взял одну из историй болезни и углубился в чтение. «Хоть бы привезли кого, – подумал он. – Или перевели бы…» Если выпало тебе дежурить в компании не очень приятного напарника, то лучше уж заниматься делом. Так время идет быстрее.

Провидение сжалилось над Даниловым – минут через пятнадцать послышался шум каталки и громкие мужские голоса.

– Как прорвало сегодня – везут и везут, – вздохнул, вставая, Владислав Алексеевич. – Уже пятый, или нет – шестой…

Бригада «скорой помощи» привезла мужчину средних лет с проникающим ножевым ранением брюшной полости. Крайне тяжелое состояние – давление чуть ли не по нулям, пульс нитевидный, дыхание периодическое, по Чейн-Стоксу[1]… Выражаясь бытовым языком – не жилец. Оперировать такого пациента не возьмется ни один хирург, поскольку «оперировать» в данном случае будет означать «зарезать». Сначала надо стабилизировать пациента, чтобы можно было надеяться на то, что он переживет операцию.

Переложили с каталки на койку, подключили к монитору и к аппарату искусственной вентиляции легких, подсоединили к подключичному катетеру, который поставила «скорая», новую «банку» с полиглюкином, вкололи, что положено… Данилов помогал раздевать пациента, набирал в шприцы растворы, вызвал по местному телефону на срочную консультацию хирурга (оперировать – не оперировать, а проконсультировать, пока пациент еще жив, изволь; чтобы потом никто не придирался – «как это так – хирургу не показали?»).

– Лариса, определи группу! – распорядился Владислав Алексеевич.

– Сейчас!

В подключичный катетер, куда капал полиглюкин, Лариса соваться не стала – взяла несколько кубиков крови из локтевой вены. Данилов оценил ее мастерство – ткнула иголкой не примериваясь и в точности попала куда следует. Есть, чему поучиться, определенно есть.

Пришел хирург. Бегло осмотрел пациента, поглядел задумчиво на экран монитора и начал перешептываться с Владиславом Алексеевичем.

– Владислав Алексеевич, идите посмотрите, – позвала от поста Лариса.

– Доктор, взгляните на тарелочку, – попросил Данилова Владислав Алексеевич. – Справитесь?

– Конечно. – Данилов даже немного обиделся. Как можно задавать врачу подобный вопрос?

На специальной белой тарелке – два ряда капель. Стандартные сыворотки крови разных групп (в каждом из рядов сыворотка иной серии – так надежнее), смешанные с каплей крови пациента, расположены согласно номерам, написанным химическим карандашом. По тому, где именно произошла агглютинация (склеивание) эритроцитов, а склеиваются эритроциты разных групп, определяется группа исследуемой крови.

Лариса не понесла тарелку к койке, потому что на посту, под ярким светом настольной лампы, было удобнее оценивать результат.

– Вторая, – сказал Данилов, внимательно рассмотрев тарелку.

Смеси сывороток первой и третьей групп с кровью пациента выглядели «зернистыми», произошла агглютинация, сыворотка второй группы, смешавшись с каплей крови, агглютинации не вызвала.

– Вторая, – согласилась с ним Лариса.

Данилов взял историю болезни пациента и сделал отметку на титульном листе.

– Лучше бы карандашом, – сказала Лариса. – Ручкой пишем, когда из лаборатории подтверждение приходит. Ладно, ничего…

Вскоре мужчину с ножевым ранением увезли в операционную.

– Пойдемте на вечерний обход, – пригласил Владислав Алексеевич.

Этот обход получился более продолжительным, чем предыдущий.

– Закон такой, – делился секретами мастерства дежурный реаниматолог, – кто хорошо работает, тот долго спит. Бывают, конечно, исключения – и «скорая» везет, и больные «ухудшаются», но я веду к тому, что не стоит откладывать на ночь то, что можно сделать вечером…

Данилов слушал и мотал на ус.

– …Проверить катетеры и электроды, оценить показатели – не начал ли херовиться наш клиент, короче говоря – убедиться, что все путем.

Владислав Алексеевич внимательно посмотрел на Данилова и, понизив громкость, сказал:

– Тут еще много значит – какие у тебя в смену сестры. Попадаются откровенные пофигистки – ночью монитор запищит, так они его спокойно выключат, чтобы спать не мешал. Утром встаешь, что называется, «к холодным ногам» и описываешь смерть… Что – не верится? Я с такими стараюсь вообще не дежурить…

– Но в реанимации, вообще-то, дежурства без права сна… – вырвалось у Данилова.

– Умный очень? – окрысился Владислав Алексеевич. – Ну-ну Поначалу все такие умные. А как сам начнешь работать на двух работах, а в редкие часы отдыха алконавтов из запоя выводить, так сразу по-другому запоешь!

Больше Данилова никаким «мудростям» не учили. Сам виноват – не оправдал доверия.