Сливовый пирог - Вудхаус Пэлем Грэнвил Страница 21

– Вы уж скажете! Жена уехала, решил с горя сыграть с друзьями в карты. Засиделись, знаете, то-се… Да и как откажешься, когда нальют? Но «напился» – это уж слишком.

Сутки назад Бинго не посмел бы сделать такое предположение, но теперь, увидев, что Перкис – свой, несовершенный человек, он решился. В конце концов, они оба спасут друг друга. Рози поверит такому авторитету. Он начал складывать фразу, но хозяин его перебил:

– А вообще-то вы правы. Лучше скажем, надрался. Но как это ни назвать, дело мое плохо. Служанка сообщила, что жена звонила мне пять раз: в 10.30, в 11.15, ровно в полночь, в 2 часа ночи и, наконец, в 4.20. Боюсь…

– Вас до утра не было?

– Да, мистер Литтл.

Если бы Бинго не сидел, он бы свалился на пол. Вот и все, конец. Теперь не убедишь жену, что он всю ночь работал с Перкисом. От горя он вскрикнул, а хозяин взмыл к потолку, сбивая головой штукатурку.

– Поэтому, – продолжал он, приземлившись, – я был бы вам очень обязан, если бы вы убедили миссис Перкис, что мы засиделись допоздна, а потом я ночевал у вас в кабинете.

Бинго втянул воздух. Босс не был красив, но сейчас казался прекрасным, словно Тадж Махал при лунном свете.

Однако чувств редактор не выдал. Что-то нашептывало ему, что пришел его шанс. Он нахмурился и поджал губы.

– Правильно ли я понял? Вы просите меня солгать?

– Это не ложь! Это милость!

Чтобы заговорить, губы пришлось разжать, но лоб – ему-то что?

– Не уверен, – холодно ответил Бинго. – Вчера я, помнится, просил вас о милости, а вы резко отказали.

– Какая тут резкость, мистер Литтл! Какая резкость?

– Такая.

– Может быть. Но я подумал и решил увеличить ваше жалованье на десять фунтов.

– На пятьдесят.

– На пятьдесят!

– Ну, на сорок.

– А не на тридцать?

– Нет.

– Хорошо.

– Хорошо?

– Да.

Тут зазвонил телефон.

– А, – сказал Бинго, – опять жена. Я слушаю.

– Бинго!

– Здравствуй, кроличек. Что с тобой случилось? Какой-то писк, треск…

– Я пошла к миссис Перкис.

– А что с ней?

– Она страдает. Перкис где-то был всю ночь. Бинго мило засмеялся.

– Был. В твоем доме. Со мной.

– Что?

– То. Мы заговорились, и он у меня остался. Спал в кабинете.

Рози ответила не сразу.

– А как же этот снимок?

– Какой еще снимок? А, в газете! Да, немного похож. Вообще-то я слышал о двойниках, но никогда их не видел. В книгах – другое дело. Скажем, у Филиппса Оппенхейма один англичанин как две капли воды похож на одного немца. Получилась целая заварушка. А тут – я же был с Перкисом! Хочешь, я его позову? Перкис, это вас. – И он передал трубку.

© Перевод. Н.Л. Трауберг, наследники, 2011.

Изящные толстяки

– А, вот и вы! – сказал Перкис. – Где вы сегодня обедаете?

Бинго ответил…

Нет, раньше отступим вспять и, как сказали бы юристы, заложим необходимые основания.

Мистер Перкис, владелец детского журнала «Мой малыш», обычно отдыхал в июне. Поэтому Бинго, у него служивший, отдыхал в июле или августе. Вернувшись в этом году, как и в прошлом, за несколько дней до матча «Харроу» – «Итон», он шел по Пиккадилли, размышляя о том о сем, когда столкнулся с Кошкиным Кормом, популярным молодым актером, выступавшим под именем Клод Коттермол. После занимательной беседы, слишком долгой для пересказа, тот предложил ему два билета на спектакль, а Бинго, радуясь дармовому развлечению, охотно согласился.

Оставалось найти себе пару. Миссис Литтл, известная всем любителям чувствительного чтива как Рози М. Бэнкс, была в Дройтвиче с матерью и Алджерноном Обри, недавно явившимся на свет. Бинго подумал о мистере Перкисе, но отверг эту мысль и решил пригласить свою тетю, миссис Бинсток. Конечно, думал он, задняя ее часть выйдет за пределы кресла, ибо она – одна из самых толстых женщин, смотревших с тоскою на список диетических блюд, но ничего не попишешь, вдов надо развлекать. Словом, он отправился к ней. Встретил его Уилберфорс, ее дворецкий, с сожалением сообщивший, что хозяйка уехала в круиз по Средиземному морю. Бинго собрался было уйти, но дворецкий его спросил:

– Деньжат не хотите, мистер Ричард?

Бинго всегда хотел их, а потому ответил:

– Хочу.

– Ставьте завтра на Свистунью, – посоветовал эксперт и удалился, оставив собеседника в том состоянии, которое Флобер определил бы словом «опупел».

«Что же делать?» – подумал он (Бинго, не Флобер). С одной стороны, дворецкий знается с букмекерами, жокеями и конюшенными котами. С другой – миссис Литтл, как многие женщины, не понимает спортивного азарта, мало того – запретила играть на бегах.

Тут он понял, что проблема – чисто умозрительная, ибо до получки у него осталось 5 шиллингов. От этой мысли ему стало легче, домой он пришел веселый, налил себе джину с тоником и залег было с книгой – но услышал телефонный звонок.

– Заинька! – сказал хорошо знакомый голос.

– Да, кроличек?

– Когда ты пришел?

– Только что.

– Как ты себя чувствуешь?

– Прекрасно. Правда, скучаю по тебе. А ты?

– Ничего.

– А Обри?

– Хорошо.

– А мама?

– Вот мама – хуже. Сегодня наглоталась морской воды. Обошлось, но она дышит со свистом.

Трубка задрожала в его руке. Книга выпала из другой. Если уж это не знамение, думал он, то их вообще не бывает.

– Со свистом? – проверил он.

– Да. Вроде газа из трубы.

– Значит, можно сказать, что она – свистунья?

– Если хочешь, можно…

Бинго опустился в кресло, страшно страдая. И как тут не страдать, если знаешь победительницу, а поставить на нее не можешь? Вот она, ирония судьбы! Такого не придумает сам Томас Харди.

– Да, кроличек! – сказала жена. – Надеюсь, ты помнишь, что через неделю у Обри день рождения? Я купила ему подарки, но надо бы положить что-то на его счет. В общем, я послала тебе 10 фунтов. До свиданья, зайчик! Опаздываю к парикмахеру.

Бинго метался и дрожал весь вечер и всю ночь. Вопрос «Что же делать?» терзал и без того истерзанный разум. Нет, его мучила не мысль о том, можно ли занять денег у сына. Конечно, можно! Тот будет только польщен. Да и вообще, получив выигрыш, он, отец, вернет ему сторицей.

Он думал о Рози. Хорошо, Уилберфорс – крупный знаток, но все же, все же… Бернс выразил именно это словами «А вдруг все тщетно?», правда – в их шотландском варианте, английского он не знал. Действительно, а вдруг?.. Заснул он, гадая, рискнуть или не рисковать.

Однако утром он приободрился. Часам к двум он был у букмекера, потом отправился в клуб, где его и настигла печальная весть: Свистунью обогнали Факел, Горошек, Туман, Услада, Ариадна и Христофор Колумб. Видимо, Бернс разбирался в жизни лучше, чем Уилберфорс.

Сколько просидел он в кресле, закрыв лицо руками, Бинго сказать не мог бы. Выйдя из комы, он заметил, что вокруг царит оживление. У самой двери сидел Трутень с карандашом, к нему все подходили. Чтобы понять, что происходит, Бинго обратился к Кошкиному Корму:

– Что это они? – спросил он.

– Тотализатор «Жирный дядя», – отвечал Кошкин Корм.

– Прости, не понял.

Корм удивился:

– Разве ты не был тут в прошлом году?

– Наверное, нет.

– Как раз в тот же день, что матч «Итон» – «Харроу».

– Тогда точно не был. Я редко успеваю вернуться к матчу. Сейчас успел, а вообще – редко. Так что же это?

Оказалось, что один умный Трутень, у которого был толстый дядя, заметил, что такие дяди есть у многих и бесхозяйственно ими швыряться. Процедура соревнований проста. Фотографии дядей кладут в шляпу; Макферри, клубный буфетчик, определяющий на глаз, кто сколько весит, от пекинеса до девицы, называет победителя; тот (вернее, его племянник) получает 100 фунтов.

Бинго ахнул. Непредубежденный наблюдатель заметил бы, что глаза его странно сияют.