Алексей Шубин - Жили по соседству Страница 27

- Все было в порядке: установленный стандарт соблюдался, со стороны контроля претензий не было. Если иногда при раскрое и получались излишки, то они были результатом рационализации...

И снова шел скучный подсчет сантиметров плюша, бархата, шелка, фланели, бумазеи.

Зал, несмотря на середину дня, освещен тусклыми лампами. По окнам непрерывно катятся капли студеного осеннего дождя. Холодно, сыро, неуютно.

На одной из боковых скамей - Лилиан. Она давно уже перестала следить за ходом показаний. Для нее важно одно: там, впереди, в сиреневатом сумраке зала сидит ее отец - самый близкий для нее человек, отдававший ей весь запас любви и (как до ужаса отчетливо понимает она это теперь!) совершавший преступления ради нее... И, что страннее всего, Лилиан пробует найти, но не находит в своем сердце ответной любви к нему. Жалость - есть, но любви - нет...

Сам Сергей Семенович не понимает ни того, что происходит сейчас в зале, ни того, что должна переживать Лилиан. Когда произносятся красивые слова "рационализация", "нововведения", "инициатива", "экономия", он улыбается. Эта улыбка предназначается для Лилиан и означает, что он еще на что-то надеется и хочет, чтобы вместе с ним надеялась она. Он не может понять, что не в словах дело, а в том, что приговор ему уже вынесен. Проходя через коридор, Лилиан слышала, как одна работница говорила:

- Рационализация, экономия! А на проверку - воровство да мошенничество.

Повернувшись и увидев перед собой Лилиан, работница встретилась с ней глазами и... потупилась. Почему? Ведь она была права. Лилиан догадалась: работница пожалела ее, и она, Лилиан, молча приняла эту жалость. И теперь Лилиан сидит под любопытными взглядами всех, выделяясь из массы работниц модным демисезонным пальто и никому не нужной красотой.

Вечером за ней приходит Доротея Георгиевна и уводит к себе. Какой доброй оказалась эта Доротея Георгиевна, несмотря на всю свою безалаберность! Если бы не она, Лилиан забывала бы есть. Она, как умеет, развлекает Лилиан, рассказывая все услышанное за день (кроме того, что говорится о процессе, а о нем говорится больше всего). Правда, Лилиан почти не слушает ее. Когда же Доротея Георгиевна пристает к ней с вопросами, вроде:

- Ты понимаешь, как это ужасно?

Она отвечает:

- Все равно, тетя! Теперь мне все равно.

Пятый день суда.

Снова дождь и дневные сумерки холодного зала.

Только сегодня судебное заседание уже не походит на производственное совещание. Идут прения сторон.

Выступает государственный обвинитель - немолодой, худощавый и, как вначале кажется Лилиан, добродушный. У него голос уставшего человека, и говорит он очень просто. Теперь ни подсудимые, ни обвинители для него не существуют: он обращается к суду. Речь идет о тех же фактах, цифрах и котиках. Можно подумать, что и дело не серьезное, а игрушечное. В довершение всего на столике прокурора стоит слоник - изящная игрушка из серого бархата.

Покончив с перечислением фактов, прокурор делает небольшую паузу.

- Теперь попробуем подытожить факты мелких, на первый взгляд, хищений. Некоторый свет (я говорю "некоторый", потому что следствие было вынуждено ограничиться проверкой документов за три года) на масштаб преступной деятельности подсудимых проливают показания свидетелей и экспертов: за три года было расхищено государственных ценностей на 604817 рублей.

Обвинитель произносит это спокойно, не изменяя голоса, но по залу проносится вздох удивления, кто-то ахает.

- Данные экспертизы охватывают три года, но с самого начала этого срока уже действовал образцово налаженный аппарат расхищения, вся работа которого свидетельствует о накопленном преступниками опыте.

Слово "преступники" прозвучало впервые. Прокурор не сделал на нем ударения, он употребил его как самое обыденное слово, но Лилиан, чтобы не встретиться взглядом с отцом, торопливо опустила голову. И сейчас же снова подняла, потому что в следующей фразе прокурора прозвучала ее фамилия.

- Это не мудрено, если во главе группы преступников стоял такой умный и деятельный организатор и знающий производство делец, как Сергей Семенович Тыкмарев.

Лилиан поймала взгляд отца. Он слегка кивнул головой и... улыбнулся! Он продолжал надеяться... Должно быть, на что-то надеялся и молодой, на вид самодовольный адвокат, защитник Тыкмарева. Время от времени он встряхивал красивыми, зачесанными назад волосами и беззастенчиво разглядывал сидящих на скамьях работниц, Иногда (а это бывало часто) она чувствовала его долгий и бесстыдный взгляд на себе. Это было необъяснимо, но она ненавидела защитника отца!

- Однако Тыкмарев шел другим путем, - продолжал между тем прокурор. Процветание фабрики и сама фабрика была ширмой, за которой скрывалось другое предприятие, призванное служить целям личною обогащения самого Тыкмарева и других пройдох: кладовщика Лаврентьева, закройщика Шопенгауэра, художника Витютина, бухгалтера Грибова, продавцов горпромторга Виноградова и Сироткина. Заметьте, товарищи судьи, что все эти люди десятилетиями работали на своих должностях и пользовались доверием администрации и товарищей.

Подсудимые - трудоспособные и одаренные люди - превратили новаторство и рационализацию в средство личного обогащения. Мы имеем дело со своеобразным явлением "тыкмаревщины". Антигосударственную, антиобщественную сущность ее едва ли нужно доказывать. Группа преступников "работала" по такой схеме: талантливый художник Витютин предлагал новые модели игрушек. Закройщик Шопенгауэр "совершенствовал" раскрой заготовок, выгадывая сантиметры плюша, шелка, бархата и других тканей. В руках кладовщика Лаврентьева сантиметры превращались в метры, в десятки и сотни метров, которые при посредничестве Тыкмарева в качестве "остатков" уходили в базарные ларьки на окраине города, куда редко заглядывает торговая инспекция. Продавцы Сироткин и Виноградов отрезы материалов превращали в деньги, которые делились пропорционально между участниками группы. В некоторых случаях на сцене появлялся бухгалтер Грибов. Подложные документы скреплялись могущественной подписью Тыкмарева. Карандаш художника, ножницы закройщика, счеты бухгалтера, метр продавца, перо заместителя директора фабрики - вот орудия сверхквалифицированного, многолетнего, систематического расхищения государственного имущества! Заметьте, как образцово были подобраны "кадры" этой конспиративной организации. Каждый специалист своего дела, каждый на своем месте, все связаны многолетним знакомством...

Голос обвинителя звучал все громче.

- Передо мной на столе стоит красивая игрушка слоник, модель № 14. Игрушка дорогая, но спрос на нее оказался так велик, что фабрика не смогла удовлетворить заказчиков. Эта игрушка хранит в себе большую уголовную тайну: экспертиза твердо установила, что на этом вот слонике было сэкономлено четыре сантиметра бархата. Выпуск тысячи слоников означает экономию в сорок метров бархата, а выпуск десяти тысяч - экономию четырехсот метров дорогой ткани. 400 метров! Скольких ребят могла бы осчастливить фабрика, превратив эти метры в такие же игрушки. Сколько десятков тысяч рублей дохода получило бы производство!

За эти же деньги фабрика, на которой занято шестьсот работниц, могла построить ясли, детский сад и хорошо оборудованные пионерские лагеря... Это уже не игрушки, граждане судьи!

По залу пробежал шум негодования.

Лилиан казалось, что голос обвинителя звучит тише, удаляется... Неужели ей становится дурно? Огромным напряжением воли она заставляет себя сосредоточить внимание.

- Куда же шли украденные деньги? Морально разложившиеся сами, тыкмаревцы разлагали, заражали общество. Художник Витютин то и дело брал отпуска без сохранения содержания (их ему устраивал Тыкмарев) и разъезжал по благословенному югу. Из двух домов отдыха и одного санатория поступили в фабричный комитет профсоюза жалобы на его бытовое разложение. Сын кладовщика Лаврентьева, развращенный папашиным богатством, стал хулиганом и вором, участником орудовавшей в поселке группы. Закройщик Шопенгауэр оказался наиболее таинственный и по-своему интересной фигурой: он обращал деньги в золото. При обыске у него было найдено золота на четверть миллиона рублей... Продавцы маленьких базарных ларьков Сироткин и Виноградов, к соблазну соседей, обзавелись на свою четырехсотрублевую зарплату славными домиками. Что касается самого Тыкмарева, то он жил ни в чем себе не отказывая... Он поднял слоника и потряс им в воздухе.

- Вот тайна этой красивой игрушки...

Здесь произошло нечто такое, чего Лилиан не забудет никогда, что было во много раз страшнее ножа хулигана: она заметила, что слоник сделан из того же бархата, что и отделка надетого на ней платья. Материал был подарен ей отцом. И хотя платье было скрыто под пальто, ей показалось, что глаза всех устремлены на нее. Бархатный воротник душил ее, бархатные обшлага кандалами сковали руки...