Геннадий Пименов - Дело пернатых. Пессимистическая комедия Страница 3

«На этом пути Ленин и соратники его считают возможным совершать все преступления, вроде бойни под Петербургом, разгрома Москвы, уничтожения свободы слова, бессмысленных арестов – все мерзости, которые делали Плеве и Столыпин…

Рабочий класс не может не понять, что Ленин на его шкуре, на его крови производит только некий опыт, стремится довести революционное настроение пролетариата до последней крайности и посмотреть – что из этого выйдет?

Рабочий класс должен знать, что чудес в действительности не бывает, что его ждет голод, полное расстройство промышленности, разгром транспорта, длительная кровавая анархия, а за нею – не менее кровавая и мрачная реакция.

Вот куда ведет пролетариат его сегодняшний вождь и надо понять, что Ленин не всемогущий чародей, а хладнокровный фокусник, не жалеющий ни чести, ни жизни пролетариата…»

Хочется верить в искренность Горького, несмотря на двойственность и неопределенность его хитрой натуры. Но заметим, что наш писатель как-то признался, что в правде содержится 99 процентов лжи… А значит, мы можем вполне допустить, что он, как признанный ловец человеческих душ, лишь маскирует свои шкурные интересы тревогой за судьбу пролетариата, обязанного – по логике обманутого в своих ожиданиях Горького – снова вступить в схватку за, так называемую, «русскую демократию», которую представляют керенские, бернацкие и терещенки – то есть, вырвавшие власть у царя новоявленные министры-кадеты и нувориши, набившие сокровищами сундуки…

Однако на этот опубликованный в московском печатном органе горьковский призыв «К демократии» Ленин даже не чихнул: ему было просто не до того. Но, главное, вождь, видимо, знал надежный «крючок», на который всегда можно было подловить строптивого литератора. В самом деле: если по Протагору «причины всех явлений находятся в материи», то применительно к пишущей братии можно сказать, что первопричины всех их деяний кроятся в тиражах, гонорарах и тайных страстях…

А «крючок» у Ленина был и мы о нем уже поминали. Ведь никто иной, как сам Горький помогал в свое время большевикам, причем, как оказалось, не без усердий Андреевой – товарища по партии и своей гражданской жены. Например, до сих пор мало кто знает о его успешном вояже в 1906 году по заданию РСДП в США, откуда писатель вместе с соратниками привёз десятки тысяч долларов для нужд социал-демократов. А позже, на Капри, на своей вилле Горький организовал настоящую «партийную школу», среди меценатов которой оказались многие люди со средствами, включая Шаляпина, писателя Амфитеатрова, пароходчика Каменского и т. д. Здесь, в утопающем в зелени и цветах сказочном месте, многие нужные большевикам влиятельные россияне получили политическую закалку и прошли навыки борьбы с проклятым самодержавием, как оказалось потом, на погибель себе…

Впрочем, это только «цветочки», мелочи в досье на «демократа» Пешкова! А вот настоящий криминальный сюжет, проливающий свет на причину особых доверительных отношений классика и большевиков. Итак, в знаменательном для России 1905 году, в Каннах по официальной версии закончил жизнь самоубийством знаменитый Савва Морозов, застраховавший незадолго до смерти свою жизнь на 100 тысяч рублей и оформивший страховой полис на своего друга А. Горького. Считается, что деньги предназначались супруге Горького М. Юрковской-Андреевой, которую фабрикант страстно любил… Кстати, впоследствии, хорошо знавший партийные тайны Плеханов, в журнале «Былое» прямо вопрошал: «Пора спросить Алексея Пешкова, куда он дел 100 тысяч, цену жизни Саввы Морозова»…

По одной из версий богатейший русский фабрикант был застрелен террористом Л. Красиным – за отказ далее спонсировать большевиков. На публике обсуждались странные обстоятельства самоубийства: Морозов застрелился в постели, а извлеченная пуля не соответствовала его револьверу… Распространились слухи об остроумной записке, якобы оставленной на остывающем трупе: «Долг платежом… Красин»…

— Ну что я вам говорил?! – вскинулся здесь снова директор. — А вам, как выпускнику литературного вуза это должно быть известно давно. И чтение было продолжено с еще большим вниманием. Даже очень просвещенных людей, среди которых попадаются и педагоги, как всех прочих, особо волнуют сюжеты, где присутствуют женщины, месть, деньги и кровь…

…«Что здесь настоящая правда, что изящная выдумка, а что откровенная ложь по прошествии лет установить почти невозможно. Но заслуживает внимания еще одно странное совпадение: в том же урожайном на смерти 1905 году в тюрьме оканчивает жизнь самоубийством молодой богатый московский мебельщик Н. Шмидт, который после знакомства с М. Горьким также ссужал деньги большевикам. Вот как изложена эта история самим писателем с, так сказать, пролетарских позиций: «А в Москве арестован некий фабрикант мебели Шмидт. С ним обращались крайне жестоко. Сожгли его фабрику, потом привели его на пожарище, расстреляли пред его глазами троих из рабочих и стали готовиться расстрелять его самого. Бедняга не выдержал пытки и сознался во всех грехах своих».

Но есть другая более правдоподобная версия тех же событий: уличенного в московских революционных делах богатого коммерсанта, родственника могущественного фабриканта, на выручку которого могли кинуться самые сильные адвокаты страны, к тому же личного знакомого знаменитого Горького, пытать в тюрьме не могли. Но сам наивный и разговорчивый Шмидт в добровольном порядке давал откровенные показания, восстанавливающие картину его меценатских деяний в пользу большевиков, своего личного участия в декабрьском вооруженном восстании, охотно называл встречи и имена. Однако тюремная «вольница» опасного свидетеля продолжалось недолго: Н. Крупская сама писала впоследствии, что его «зарезали в тюрьме»… Причем, несмотря на то, что несчастный Шмидт имел сестер и брата, «перед смертью он сумел передать на волю, что завещает все имущество большевикам».

Открыть всю историю приватизации большевицкой гвардией состояния Шмидта – через обман, запугивание и шантаж его близких – в рамках нашего Дела возможности нет. Заметим лишь здесь, что партийцам подозрительно часто везло на богачей, которые перед неожиданной смертью завещали свое состояние на революционное дело»…

— Обратите внимание, Николай Николаевич: написано «в рамках нашего Дела»! Это подтверждает догадку, что за сочинением, быть может, стоят серьезные люди, которые готовят процесс», — поднял вверх палец директор. Педагог только поежился.

…«Но вернемся к товарищу Горькому, который оказался особо любезен большевикам. И, прежде всего, дело, видимо, в том, что пролетарский писатель переворачивал сложившиеся представления о зле и добре, представляя персонажей российского «дна», особо отзывчивых на революционную пропаганду, настоящими героями самодержавной страны. С его «легкой руки» деклассированные и уголовные элементы, обитатели кабаков и ночлежек, отрицавшие законы, нормы и нравственные устои, становились вровень с идейными борцами за светлое будущее. «Их сознательный трудовой паразитизм воспринимался «передовой интеллигенцией» как своего рода забастовка, как неприятие «эксплуатации трудящихся» и даже активный протест против существующего строя, а пьяное прожигание жизни – как своеобразная жертвенность за светлую идею»… Таким образом, не труженики-крестьяне, составляющие подавляющую часть населения громадной страны, а бродяги, тунеядцы и пьяницы выражали в его произведениях думы и чаяния настоящих русских людей (выд. – Г. П.). Красноречивое тому подтверждение – пьеса «На дне», с восторгом принятая российской интеллигенцией и с шумом прошедшая по театральным подмосткам Европы. Успех был сокрушительный, только в Германии пьесу, открывающую широкой публике русскую жизнь, показали в общей сложности около тысячи раз…

Однако несправедливо считать литератора обманутым и покорным ведомым, несчастным заложником большевиков. Ленин и Горький – фигуры равновеликие, два сапога – пара или сладкая парочка революционных страстей. Любопытно, что тезис героя горьковской пьесы «Честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой…» – по сути, стал лейтмотивом всей деятельности вождя большевиков. Однако «Как любил рычать это Горький! А сон-то весь только в том, чтобы проломить голову фабриканту, вывернуть его карманы и стать стервой еще худшей, чем этот фабрикант?» – писал в «Окаянных днях» Иван Бунин. Так неужели, в самом деле, «сон золотой» грезился большевикам, как российский погром? Судя по замыслам, деятельности и результатам – выходит именно так…