Вадим Якунчиков - Рассказы печального студента Страница 3

-

Тринадцатое (воспоминание о будущем).

На улице был поздний зимний вечер и на вывеске около входа я разглядел только последнюю цифру - 3. Возле двери располагался остаток древнего ледника, который, впрочем, я успешно преодолел. Поиски ручки к успеху не привели и лишь благодаря некоторой подготовке мне удалось попасть внутрь. Надо отдать должное - там было немного светлее, чем снаружи. Неясные контуры при ближайшем рассмотрении оказывались более-менее обычными вещами. Один из быстро приближался ко мне и обернулся встрепанное старухой с дико горящими глазами. "Сынок, ты только мне правду мне скажи, обязательно! Ведь и ты отсюда, правда же!??" "Конечно, конечно, бабуся", - поспешил я отделаться от нее, - "Все мы отсюда ... в некотором смысле". Сбоку стояла компания с нездоровым блеском в глазах. Двое из нее подошли ко мне, "Друг! Понимаешь... мы тут... в общем - Десятым будешь? На кефир не хватает!" Как ни жаль было рушить их надежды, но требуемой суммы у меня уже два дня как не было. До лестницы я добрался уже без происшествий. На нижней ступеньке сидел человек, и обхвативши голову руками, тихо раскачивался из стороны в сторону. "Ведь я же просил его! Умолял!", говорил он, ни к кому не обращаясь, - "Ну что ему стоило! Только бы спросил меня... Ну я же просил!" Послышался слабый писк, за ним - дикий крик: "Вот он! Хватай его, хватай! Ведь весь обед съел!" - и три аскетичного вида юноши прогрохотали по лестнице вслед за мышонком, явно более способным бегуном. Я тем временем добрался до второго этажа. И снова меня спасла подготовка. Я успел рухнуть на пол за полсекунды до того, как летающая тарелка пролетела на уровне моей головы. Заканчивая свой полет, она врезалась в висевший на стене огнетушитель и разбилась. Огнетушитель решил ограничиться тихим шипением. А уже шел к третьему этажу. На площадке между вторым и третьим этажом стояли влюбленные, три или четыре пары. Сильно сомневаясь, что могу их смутить, я все же постарался побыстрее пройти мимо. На третьем этаже царил полный мрак. Вне пространства висели звуки и запахи неизвестного происхождения. Поскрипыванья, шорохи, всхлипы, похрюкивание, чмоканье, вскрики, обрывки фраз, либо неразборчивых, либо нецензурных; издалека нестройный хор душевно пел - "... дочь камергера..." Запинаясь о чьи-то конечности, я проследовал далее. Между третьим и четвертым этажом снова стояли парочки. Поднявшись на четвертый этаж, я столкнулся с группой изможденных людей, стоящих плотным кольцом вокруг парня со сковородой в руках. Все были в явном шоке, лишь стоящий в центре шептал упавшим голосом: "А ведь говорили - не подгорает... С тефлоновым покрытием..." - и ковырял пальцем угольки в сковороде. Похоронное молчание толпы нарушил субъект с синевой под глазами и с пустотой в них. Он подходил к каждому и с горячностью говорил: "А ведь Эйнштейн был прав! И никакой Китаев меня не переубедит! Прав Эйнштейн, тыщу раз прав! Ведь ты согласен?" - с подозрительностью спрашивал он каждого. "Прав, прав, конечно прав!" - успокоил я его, - "И все-таки она вертится". "Ты друг! А вот они все, все там", - он неопределенно махнул рукой, - "они не понимают! А ведь это все элементарно, как пятый угол в колесе! Стоит только посмотреть на восход молекулы в лучах турбулентности! Кстати..." он снова подозрительно посмотрел на меня. "Я видел, видел. И даже уверен, что эвтектика напрямую связана с эклиптикой". Вполне удовлетворенный, он ушел ловить других жертв. Мне редко когда удавалось пройти мимо четвертого этажа, не встретив его здесь, и на этот раз я еще довольно быстро от него отделался. Но на лестнице на пятый этаж меня ждало более серьезное препятствие. Путь преградили трое парней внушительных размеров, с характерным запахом и в уставных головных уборах. "Нет, ты только скажи ты пехоту уважаешь?" - хрипло пробасил, пытаясь пойматься за мой воротник, - "А все остальные - салаги и сачки, вот ответь!" Двое других тут же возмутились: "Это-то связисты сачки?!!!" - "Да ты на флоте не служил!" Первый нашел своим рукам новое применение, перенеся их от моего носа на челюсти дружков. Уклоняясь от разлетевшихся фуражек, я пробрался на пятый этаж. Здесь грохотал тяжелый металл. Стоит заметить, что самая различная музыка окружала меня с того момента, как я проник в здание, но многочисленные мелодии смешивались, накладывались и образовывали неясный шумовой фон. Здесь же он глушился одним стилем. Подпрыгивая вместе с полом в жестком ритме, я прошел по сумрачному коридору. Он делался все сумрачнее от копоти, летевшей от горевшей проводки пожарной сигнализации. Вдоль коридора сомнамбулистической походкой двигался тип со свечкой в руках. Он был в майке с надписью "I Kill You", многоцветных трусах, длинном плаще, босиком и в вязаной шапочке. Под каждым "жучком" сигнализации он останавливался и подносил к нему свечку. Сквозь "металл" услышал, что он напевает "от улыбки станет всем светлей". Под ногами заблестел ручей, а впереди виднелись лужи и мокрые люди. Они не боролись с новоявленных Геростратом, они сражались с батареей, стараясь скрутить ей шею. Их усилия не пропали даром и вода потекла ровным потоком. Впроче м, я успел, не замочив ноги, заскочить в нужную мне дверь. Не успел я закрыть ее, как на голову мне упали рога, отшибленные неизвестно у кого. За столом сидел человек, чьей худобе мог позавидовать и Дон Кихот. Он безуспешно пытался сделать бутерброд из кусочка сухаря и комбижира. Увидев меня, он оживился. "Представляешь, захожу я сюда, а здесь двадцать бичей, каждый ростом - во!, плечи - во! Я одному - раз!, другому - два!, они все шуганулись и в окно!" Заклеенное ватманом еще в прошлой пятилетке окно наглядно свидетельствовало, что бичи довольствовались форточкой. "А последнему я нос откусил. А глаза у него такие добрые-добрые..." Спящий до этого длинный брюнет поднял голову от плоской подушки и прокричал: "Партизаны не сдаются, ватава-этого! Я - борт пять! Иду на посадку! И ты, Брут?!! Отбой!" - и рухнул обратно. Засушенный Геркулес, сидящий за столом, продолжил - "А вот выхожу в коридор, а там - Шварц идет, который негер, со своей пушкой. Я ему - "паца-а-ан, десять копеек дай, в натуре на кино не хватает!" - и по роже ему, по роже. Замолотил, короче". Стук двери, грохот рогов. Ворвавшийся, казалось, рухнет сейчас же, и, видимо, боясь этого, он торопился высказаться: "Я - гений, мужики! Но все равно нам всем конец! Я понял! Завтра - воскресенье и денег нам не видать! Это конец!" Немного успокоившись, он спросил: "А веревка есть? А талоны на мыло? Э-э-эх, даже помереть красиво не дадут!", - он опустился на кривой стул, который моментально сложился и сидевший оказался на полу. "А вот вчера выхожу, а там Брус стоит, типа Ли, так я его моментом отключил!" - многозначительно произнес худощавый и захрустел чем-то - не то сухарем, не то зубами. "Я узнал тебя, ты - Террозини! Пойдем, дружок, постреляем из рогатки!" донеслось с кровати, "Вчера я получил патент на трехметровую миллиметровку, так что завтра стартуем!" "А вот неделю назад захожу сюда, а тут семьдесят каратистов!" - суд по размерам комнаты, каратисты были уложены штабелями. "Я первого беру за шкирку - и за дверь!" "А харакири кто-нибудь умеет делать?" "Нет, сударыня, это не Гваделупа, это всего лишь айсберг! И коту вашему морду намылим! Ты прав, Аркашка..."

Я разделся и лег на свою кровать. Суббота, тринадцатое января, подходила к концу. Сессия была в разгаре...

-25.11.89

Ветер.

Сегодня сильный ветер. Он несет дождь, мокрый снег, мутную морось, серость. Ветер развеял надежды и унес мечты. Я самостоятельный человек. Я живу сам по себе и не от кого не завишу. Я не хочу быть самостоятельным. Я хочу зависеть от него, от нее, от тебя. Я мыслю, я здравомыслящий человек. Я не умею думать, научи меня мыслить. Я все рассчитываю, все просчитываю вперед. Научи меня считать, я хочу знать, что дважды два - четыре. Я силен, я сдвигаю все преграды на своем пути. Я слаб, научи меня ползать. Я умею мечтать и мой воздушный замок красив и смел, но ветер порвал паруса. Я смотрю далеко вперед и заглядываю за горизонты мрака. Научи меня видеть свет. Я живу в стерильном и чистом мире. Научи меня не барахтаться в этой грязи. Я окружен дружбой и товарищами. Найди мне хоть одного брата по духу. Я широкими размахами плыву день за днем. Не дай мне захлебнуться в буднях. Я кристально честен и правдив. Не дай мне более лгать. Я красив и свечу улыбкой. Убери зеркало с моим уродством, эту грусть я и так вижу. Я удачлив и счастлив в жизни. Не дай мне обмануться еще раз. Я знаю все и вся. Научи меня хоть чему-то. Ветер перепутал параллели и унес указатели. Я могу долго и терпеливо идти. Укажи мне путь.

-05.12.89

Полет на автопилоте.

Серый зимний день был короток, но вечер был еще короче. Все пространство загустело и бесполезно было искать линию между пепельно-голубым небом и голубовато-пепельным снегом. Далекие огни не то зависли в воздухе, не то ушли под землю. Но на все это я не обращал внимания. Самолет продолжал уверенно скользить над заснеженными холмами на оптимальной высоте. "Ветер: направление - 80, скорость - 30",- выдали датчики. "Не страшно", - решил я и сделал поправку на ветер, немного скорректировав курс. Самолет летел через рваные клочья не то тумана, не то облаков. "Перегрев правого двигателя 20",не дремал бортовой компьютер. "Чуток сбросим обороты, только и всего", - и уменьшил обороты. "Ветер: направление - 80, скорость - 30",- снова компьютер. "Изменяю курс", - я. "Опасность обледенения", - снова он. "Снижаемся", - снова я. "Высота минимально допустимая при данном ветре". "Заканчиваю планировать, выхожу в горизонтальный полет". "Обледенение поверхностей". "Раз снижаться больше нельзя, будем греть крылья током". "Ветер: направление - 85, скорость 35". "Снова корректирую курс". На небе появилось еле заметное бледное пятно - луна. Хоть какая-то зацепка в этом безразмерном мире. Но я ее не видел. Я боролся с ветром, кидающимся со всех сторон, со снегом, с высотой, со льдом на крыльях, боролся оружием рычагов, тяг, трубопроводов, шлангов, проводов, разъемов, клемм. Самолет замерзал и перегревался, дрожал и качался, спешил и отставал. Я держался за одну из призрачных точек вдали. Я обеспечивал полет. До посадки остались минуты. Я сумею и сам посади ть машину, но нужно будить пилота. Автопилот свою работу выполнил.