Виктор Конецкий - Сценаристы и режиссеры в море Страница 3

Мне хотелось поделиться с ним красотой мира.

Ведь все художники болезненно переносят одинокое наслаждение красотой без близких им по духу людей.

И тогда "Леваневский" стремительно и, казалось, бесповоротно повалился на левый борт, и в ходовой рубке вырвало из пенала бинокль, и он пронесся сквозь тьму рубки со снарядным свистом и разбился в мелкие брызги, а мы висели кто где и не могли понять, что это такое просвистело и взорвалось в рубке ледокольного парохода. И когда потом мы полезли с Геной Бородулиным на палубу, чтобы проверить крепления понтона, и обтягивали крепления при помощи ломов и "закруток", а понтон под нами ездил по палубе и нависал над забортным пространством. И когда от чрезмерного физического перенапряжения и качки мне стало обыкновенно дурно и меня вывернуло в ослепительные волны, и холодный пот мешался на моем лице с не менее холодными брызгами, – я все вспоминал и вспоминал жаркую, жирную Мексику и все отчетливее понимал разность режиссерской и сценаристской судеб.

Утро было тоже довольно хреновое.

"Леваневский" дрейфовал в дыру между островом Колгуев и мысом Канин Нос. Юра Комаров время от времени появлялся в ходовой рубке и сообщал о чужих несчастиях. Сведения о чужих бедах каким-то чудом утешают попавшего в беду человека. Норвежское рыболовное судно было покинуто командой возле мыса Коровий Нос и превратилось в "летучего голландца" (так называются на официальном морском языке брошенные экипажем суда). И теперь всем судам давали предупреждение на предмет возможного столкновения с ним в горле Белого моря.

Нам было еще далеко до горла Белого моря и столкновения с "летучим голландцем". Юра Комаров разглагольствовал в рубке о том, что самым мелодичным, музыкальным и красивым из всех соединений точек и тире является сочетание SOS. Три точки, три тире и еще три точки – просто прелесть, они пахнут Чайковским.

18.10. 1960 года, около полудня, мы увидели ледокол "Капитан Белоусов". Самого ледокола мы, конечно, не увидели. Был только снежно-белый широкий смерч. Брызги вздымались вокруг ледокола, который шел к нам, чтобы оказать нам чисто моральную, но – помощь (чисто моральную потому, что завести в такой шторм буксир, "взять за ноздрю", как говорят моряки, нас было совершенно невозможно). "Капитан Белоусов" качался так, что тошно было даже глядеть в его сторону.

У ледоколов нет бортовых килей, и днище им инженеры делают яйцеобразным, дабы при ледовой подвижке они, как нансеновский "Фрам", вылезали на лед. Судно без бортовых килей с яйцом вместо брюха качается на волне, безобразным и удивительным образом.

На "Капитане Белоусове" восемьдесят процентов экипажа не было способно трудиться. На ледоколах привыкают плавать во льдах, а во льдах не может быть волны, и ледокольщики отвыкают от голубого волнового простора и укачиваются быстро и всерьез.

"Белоусов" заложил вираж вокруг "Леваневского".

Капитаны обсудили по радиотелефону положение и пришли к выводу о бессмысленности каких бы то ни было, мероприятий со стороны "Белоусова". Нам следовало самим ремонтировать рулевое, то есть самоспасаться. И тут к рации позвали Капецкого.

– Кинокорешки-то тебя в беде не бросили. Тоже пришли. Спасители, – сказал капитан. – Данелия на связь просит. Короче только!

Я услышал:

– Привет, Вика! Ты, говорят, затравил "Леваневский" от киля до клотика? -орал режиссер сквозь вой и стон шторма.

О юморе в философской литературе написано много. Этой проблемой занимались и Гегель, и Спиноза. Теперь занялся Данелия. Из различных составляющих юмора сатирической, иронической, грустной, черной и смешной – я выделил бы у него добродушную составляющую. Но это только в его произведениях, а не в жизни.

– Тебя чего-то не видно на мостике! – надрывался мой соавтор. – Ты лежишь там, что ли? Я по тебе соскучился!

И за что этого инквизитора любят коллективы съемочных групп? Только из подхалимажа они его любят.

– Сволочи! – заорал я. – Почему вы здесь? Почему не в Акапульке? Думаешь, ваши призы не возьмут в комиссионный магазин на Арбате? Не плюй в колодец…

– Самолеты не вылетают с Диксона – погода! – объяснил он. – Мы с Игорьком ящик портвейна споили летчикам, а они все равно не полетели. А тут вы руль потеряли…

– Не руль, а просто вышло из строя рулевое. Как себя чувствуешь? – проорал я с тайной надеждой.

– Мы с капитаном портвейн допиваем!

– Тогда впитывай впечатления. Шапку сними! Здесь, под нами, мичман Росомахин! Здесь и наш боцман рубил буксир! Как понял?!

– Ясно! Понял! Натуру будем снимать прямо здесь! В Арктике! Я точно решил!

– С ума сошел!

– Главное – правдивость! – изрек в эфир Данелия.

Дорого потом обошлась любовь к правдивости и подлинности. Ведь мы, действительно, опять полетели в Арктику и на Диксон! И ухлопали уйму денег и, главное, времени, ибо все пришлось переснимать в довольно далеком от Полярного круга Новороссийске и во дворе "Мосфильма". Не зря наш директор Залпштейн, человек рассудительный и осторожный, полностью облысел, а те волоски, которые у него остались за ушами, поседели.

– Главное – правдивость! И потом шторм будет на экране очень красив! Кровь из носа, мы снимем красиво! Понимаешь? Красота поможет проходимости! Она приглушит трагедийность! Как понял?

Я ему двадцать раз излагал, что художники делятся на две категории: умеющих создавать красоту на полотне, бумаге или пленке и при этом еще производить социальный анализ, исследовать сущность характера. И на умеющих уловить мгновение красоты в правдивом обличье, но без анализов и синтезов. Ведь сама правда, данная в эстетическом восприятии, способна возмещать умственный многослойный анализ. Последних я называю художественными антифилософами и к ним отношу Гию.

– Ты никогда не будешь мыслителем! – заорал я. Тебе всегда будет дороже летний дождик и босая девушка на мокром асфальте, нежели ее социальные корни!

– Пошел ты сам босыми ногами к…

– Пошел ты!!!

Радиотелефон работает на УКВ. Ультракороткие волны распространяются прямолинейно. Они не огибают круглого бока Земли, на пределе видимого горизонта уходят в космос. Таким образом, наш разговор и сейчас мчится сквозь Вселенную к далеким галактикам. Он мчится уже четырнадцать лет. Скоро какие-нибудь инопланетные существа примут наш разговор и засядут за расшифровку. И у них значительно обогатится интеллект, словарный запас и углубится непонимание специфики взаимоотношений сценариста и режиссера…

– Тебе надо читать умные книги, а не резаться в "козла" день и ночь! – орал я под занавес. – Ты "корову" пишешь через "а"! А лезешь в писатели! Ваши дурацкие сценарии никогда не будут произведением искусства! Даже бог и сатана, запустив в производство мир, выкинули сценарий в преисподнюю!

– Ты никогда не будешь драматургом! – орал он. – Ты знать не знаешь, о чем пишешь в своих дурацких книгах! А в драматургии надо знать! Твоего кока Васю введем в сценарий: молодость сработает на оптимизм…

И мы ввели кока Васю в сценарий…