Андрей Ломачинский - Академия Родная Страница 33

- Да не матюкаюсь я. Это я на родном говорю... Опоздали мы. Проспали на самолет!

- А-а-а... Ну так бы сразу и сказал. По-русски!

Лицо ГБ-шика подобрело. Он взял из таза будильник и перед глазами понятых продемонстрировал, что тот заведен до отказа, просто кнопка утоплена. Причина "непрозвона" на лицо. После этого всех нас развели по разным комнатам и устроили допросы с протоколами, на тему "Как мы провели вчерашний вечер". Делать нечего - мы им все подробно рассказали, какие мы плохие и несознательные, как нарушаем воинский Устав и сколько водки пьем. Все по минутам запротоколировано и нами под роспись собственноручно заверено. Часа четыре нас морочили. В конце концов собрали всех нас опять в нашей комнате. А там бардак еще больший - у нас обыск делали, все вещи из чемоданов Тихона и Кевича на кроватях разложены, сами чемоданы рядом пустые с открытыми пастями лежат. Похоже, что все это тоже фотографировалось. Подобный же обыск был и в той комнате, где жили наши белорусы.

Самый главный КГБ-шник представился как подполковник Савельев, следователь по особо важным делам от УКГБ Ленинграда и Области. Далее говорит, что Коля и я проходим только как косвенные свидетели и поэтому можем спокойно ехать в отпуск. А вот для курсантов Валентюкевича и Тихановского очередной отпуск отменяется. Они остаются в расположении курса на неопределенное время - до конца следствия под подписку о невыезде. Они не являются подозреваемыми, и их задержание необходимо только для интересов следствия.

Тут Коля набрался мужества и спросил: "Товарищ следователь, а что произошло, и что нам будет?"

Следователь: "Сегодня рано утром произошло ЧП, а что вам будет за нарушение внутреннего порядка не мне решать, а Дежурному по вашей Академии. Я думаю, что в сложившихся обстоятельствах вам вообще ничего за это не будет. Это первый раз в моей жизни, когда грубое нарушение воинской дисциплины спасло жизнь двух военнослужащих. Только эти двое со списка всех пассажиров не прошли регистрацию и не сели в самолет Ту-134 на рейс "Ленинград - Минск". Этот самолёт сегодня утром загорелся в воздухе и упал в районе Больших Глумицких Болот в 85 километрах от взлетной полосы аэродрома Пулково. Выживших нет. Одни вы удачно запизднились".

Кевича и Тихона еще потаскали на Литейный-4, а нам действительно ничего не было. А им было - вся оставшаяся ЖИЗНЬ.

ЦПХ

Напротив общежития нашего Факультета было другое общежитие - общежитие работников на лимитной прописке от завода "Уран". Вообщет-то на "Уране" уран не делали - делали там обычные торпеды. По каким-то необъяснимым правилам в этом "торпедном" общежитии половина жильцов были совсем мирными - это были девушки с завода "Красный Треугольник". На том заводе делали мирную советскую обувь знаменитого железобетонного фасона и картонного качества. Вообще в советском обществе определенная кастовость была, но не настолько уж, чтоб ителлигенция с пролетариатом не общалась. Во всяком случае мы работниц "Красного Треугольника" не чурались, хотя серьёзные отношения там заводились редко. А вот не серьёзные - сколько угодно. Уж больно удобная география - можно ис девочками побалагурить, и водочки выпить, и покушать там у них, и на вечерней проверке на родном курсе постоять, а если повезёт, то опять на всю оставшуюся ночку в гости. Вахта у них была совсем не строгая, нас пускали в любое время, хоть в форме, хоть сразу в спортивке - чтоб утром было сподручей на зарядку выбегать и прямо к своему взводу присоединяться. А гражданку мы туда даже не одевали, одна морока с ней.

Сейчас, спустя много лет, мне почему-то этих девушек немного жалко. Всё они прекрасно понимали и от нас многого не требовали. Сходились мы с ними легко по родству одиноких душ, измученных гормональным напором, а расходились порой ещё легче. Девушки, что постарше, так были знакомы не с одним поколением курсантов Второго Факультета. Называли они нас "плохишами" и "змеями" (первое за поведение, второе - за петлицы, хотя за поведение тоже). Однако нас весьма привлекала их спокойная общага, где в отличие от буйных студенческих поселений, драмы ревности не возникали, свободное время, деньги и продукты у противоположной стороны водились всегда, в души глубоко не лезли, а сексуальный голод у молодых работниц зачастую превосходил студенческий. Поэтому пусть мы и были "змеиные плохиши", но по обоюдному согласию. Единственное, чего они терпеть не могли, это кода слышали свово "Цэ-Пэ-Ха". Дело в том, что эта аббревиатура была общесоветская, весьма известная и очень вульгарная - расшифровывалсь она как "центральное п...дохранилище".

Раз пошли мы в ЦПХ после отбоя чайку попить. Я, да Валерка-Студент. В ту ночь даже особых планов не строили - правда на чай пришли. Сидим, и в окошко на родимый Факультет смотрим. Вдруг видим, продъезжает патрульная машина из гарнизонной Коммендатуры, потом "Бобик" с дежурным по Академии, потом какое-то начальство. Мы бегом вниз на вахту: "Баб Марусь, дайте к нам в "аквариум" позвонить, напротив шухер непонятный". Баба Маруся душа добрая - звоните, сынки. Звоним. А тогда по городскому телефону дежурному представляться запрещалось, только по внутренниму. Гудок, а потом: "Четыре-четырнадцать!" Это вместо "здрасьте" - какой-то курсант-старшекурсник, видать помошник, трубку взял. Ну мы и вопрошаем, что там происходит, и можно ли в спортивном костюме домой возвращаться? Он говорит, что крупный залёт на пятом курсе, но четвёртый курс даже не трясут, поэтому возвращаться сейчас категорически нельзя. Приходите только когда вся эта братия разъедется. А когда она разъедется, поди ты знай!

Доложили мы хозяйкам обстановочку, те нас успокаивают: "Да не переживайте, змейчики! Тут Светка с Олькой в ночную вышли, мы вас на их койки положим, а утречком пойдёте себе спокойно на Факультет". Ну спасибо, выручили - посидели мы еще с полчасика и пошли по Светкиным-Олькиным кроватям. В той комнате три кровати было. Похоже не только Светка-Олька, но и вся их команата в ночную смену вышла - койки пустые. Легли мы, свет выключили и уже почти спим. Вдруг дверь раскрывается и в проёме появляется женская фигура. Мы лежим, не шевелимся. Девушка постояла немного, видать пока её глаза к темноте привыкнут, а потом и говорит скороговоркой, но полушепотом: "У Натахи новый кавалер из ремонтно-механического, она меня попросила на ночь из комнаты уйти, а тут я вижу Лариски нет, так я на ее кровате посплю". Ага, понятно, значит третьей в этой комнате живёт некая Лариска. Ну ложись, спи, мы тут сами такие же... залётные. Девушка начинает раздеваться, и нам уже интересно, мы сквозь полуприкрытые веки вовсю подглядываем. Наконец она разделась и легла в кровать. А потом сладко так потянулась, как кошка, и мечтательно произнесла:

- Эх, девки! Мужика бы!

Тут Студент не выдержал и брякнул своим басом: "Вот он я!!!"

Девушка схватила покрывало и пулей вылетела в коридор, а я чуть не задохнулся от смеха.

ОБРЕЗЧИЦА ВРУЧНУЮ

На одном из чаепитий в ЦПХ мы познакомились с удивительной женщиной. Звали её Нина, а вот фамилию я забыл. Была она нас заметно старше, но мы с ней себя чувствовали как с ровней, и при этом вела она себя вполне естественно, не проявляя ни вульгарности, ни фальшивой моложавости. Один раз в разговоре ради красного словца коснулись мы каких-то заумных материй. Давольно быстро стало ясно, что во всех этих мудрствованиях если кто-то чего-то и понимает, то это Нинка. Мы обычно привыкли соседок наших интеллектом безоговорочно подавлять, и от такого поворота несколько обалдели. Больше в филосфские дебри мы при ней старались не залазить.

Как и большенство обитательниц ЦПХ Нинка была лимитчица-холостячка. Никого и ничего у неё в этом городе не было, кроме права на работу и на общажную койку. Однако несмотря на свои тридцать с гаком, эта особа, в противоположность остальным цэпэхашницам, умудрялась побывать на всех театральных премьерах и вернисажах, на всех выставках и концертах. Похоже что её саму такой вот странный быт вполне устраивал. Зная, что деваха эта весьма начитанная, мы всё же и допустить не могли, что она может чего-то понимать в медицине. Тут начитанностью не обойдешься - образование нужно. И вот однажды за чайком с пирожками и вареньем, Студент консультировал какую-то особу не то по вопросу острых маститов, не то хронических аднекситов, (воспалений груди и придатков) - короче что-то такое интимно женское. Понятно, что девушка его слушала, как профессора на лекции. Нинка сидела поодаль и вроде бы никакого интереса к разговору не проявляла. А потом вдруг негромко так заявила: "Ребята, да тут по симптоматике экстравагинальный эндометриоз исключить надо, а потом уже всё остальное - чего-то у нее с овуляционным циклом зависимость нехорошая..." Мы это... Опухли, короче. Во первых Нинка по делу сказала, а во вторых... Ну я например гинекологию знал так-сяк, в размерах программы военного врача, и хотя конечно о таких тонкостях слышал, но на четвёртом курсе не шибко то в них разбирался. Откуда пусть десять раз начитанная пролетарская бабёнка знает такую мудрятину? Устроили мы Нинке допрос с пристрастием. Нинка вначале ничего нам говорить не хотела, а потом вздохнула и рассказала коротко всю свою жизнь.