Роман Ясюкевич - Просто байки Страница 4

— Это почему?

— А ты подумай. После института в московских театрах остаются единицы, остальных по распределению отправляют в разные Мухосрански, где и аборигенам трудно жить, а после четырех лет столичной студенческой жизни вообще удавиться хочется в первый же день. Вот и бегут молодые специалисты обратно всеми правдами и неправдами. А в Москве куда? В театрах вакансии на три пятилетки вперед забиты. Остается либо в дворники, либо в водители троллейбуса, а чтобы не потерять профмастерства — сниматься в мосфильмовских массовках. Говорят, одно время в трамвайно-троллейбусное управление без диплома театрального ВУЗа вообще на работу не брали… Мне это в хвосте гитисовской очереди один парень рассказал. Погрустили мы с ним и пошли вдоль очереди знакомых искать, а то так и состаришься, пока до приемной комиссии доберешься. Как назло ни одной знакомой физиономии! Тут меня осенило. Пристроились мы с приятелем почти у самых дверей класса, и я начал громко жаловаться на судьбу: «Уже третий год в ГИТИС поступаю и всегда одно и то же: те, кто после меня стоят, проходят, а меня срезают. Есть в жизни справедливость? Почему так получается? Почему тем, кто сразу после меня в очереди стоял, везло, а мне нет? Как это объяснить? Те, кто после меня…» Минуты не прошло, подходит к нам девушка. «Простите. Мы три девушки из Перми. Мы случайно подслушали ваш разговор. Мы, конечно, в приметы не верим, но может быть, вы встанете в очередь перед нами? Мы тут, близко…»

— Ну и чем закончилось?

— Чем-чем? Накаркал! Двое из них прошли на второй тур, а меня срезали!

Школа-студия МХАТ располагалась в старинном дворянском или купеческом особняке. Я как зашел внутрь, сразу понял — мне здесь не светит. Все абитуриенты в костюмчиках, при галстуках, все абитуриентки с бантиками. Рядом обязательно респектабельный папа, элегантная мама или интеллигентная бабушка. Я в своих джамбульских джинсах и с раздолбанной гитарой под мышкой явно не тянул.

Вдруг, из-под лестницы, где за столом сидели два студента, составляли списки поступающих, доносится театральный шепот. Такой, что и на улице слышно.

— Ну и что? Ты попал?

— Нет, а ты?

— А я (горестный вздох) залетел…

— (сочувственно) Да-а… В нашей группе больше половины подцепили.

— И у нас… (еще более горестный вздох).

— А это… точно сифилис?

— Типун тебе на язык! Гонорея.

— Больно?

— Подхвати — узнаешь.

— Я слышал, триппер можно вылечить…

И так далее со всеми подробностями. Папы, мамы и бабушки, слушая эту невинную беседу, постепенно меняются в лицах и, подхватывая своих упирающихся отпрысков, в массовом порядке покидают вестибюль. Скоро я остаюсь в гордом одиночестве. Студенты прерывают свою беседу и долго смотрят на меня. Ну, МХАТ же. Пауза.

Наконец, один не выдержал:

— Слышь, парень, вали отсюда.

— В честь чего это? Я на прослушивание пришел, — и гитару за гриф перехватываю.

Студент взглянул на часы и начал угрожающе подниматься со стула, но приятель его остановил.

— Послушай, — это он мне, — сегодня уже все равно ничего не будет, а завтра мы тебя без очереди пропустим. Уйди, а? Мы из-за тебя ящик пива проспорим…

Они, гады, поспорили, что за полчаса вестибюль от абитуриентов очистят. Вот и разыграли этюд на венерическую тему.

В Щуку студентов набирали по какой-то странной системе.

Например, очень любили двойников. У нас на курсе учились два «Михаила Боярских» и три «Леонова-Гладышева».

— Тебя, наверное, за фамилию взяли, — съехидничал я. — Правнук великого баснописца Крылова.

— Не, меня за талант. А моего тезку Мишу-цыгана — за наглость.

Пришел на конкурс и заявил: «Я всяких там стихов и басен-масен не знаю. Давайте я вам лучше парочку анекдотов расскажу».

Еще у нас была девочка из Перми. (Опять почему-то из Перми.) Маленькая такая, остроносенькая, с косичками. Голос высокий, звонкий. Ее сразу после первого тура зачислили. Тогда ведь какие стихи читали? «Душа обязана трудиться», да «сейчас я достану из широких штанин». Причем, большинство девиц перед выступлением снимали туфли, чтоб показать свои ноги и раскрепощенность. И тут входит Татьяна. Ей из комиссии лениво похрапывают: «Нуте-с, покажьте». А Танька подскочила к самому столу, да как закричит на ультразвуке: «Гомер! Илиада! Песнь восьмая!.. И побежали ахейцы! И побежали троянцы!..» Председатель, говорят, спросоня со стула упал.

Я однажды, знаешь, где выступал? В ЦУПе!

Делали студенческий концерт для космонавтов на орбите. Это наш ректор пробил. На злобную зависть ГИТИСу и Щепке! Мы им потом газеты с заметкой «Щука в космосе» специально на стены клеили.

Представь, большая комната, похожая на студию звукозаписи, только на стене два огромных экрана с размытыми серо-белыми пятнами, да за стеклянной перегородкой врачи с аппаратурой.

Мы должны были в течение часа, пока орбитальная станция в зоне приема показывать разные сценки, петь песни. Капустник, короче. Сначала было неприятно в пустой комнате работать, врачи на нас внимания не обращали. А потом вдруг догадались, что серо-белые пятна на экранах — это лица космонавтов, прижавшихся к приемо-передатчикам, а гулкое уханье, иногда раздающееся непонятно откуда — их веселый смех.

Завершили выступление. Врачи бегут: «Молодцы, ребята! Отличные энцефалограммы. Вас просили задержаться еще на один сеанс связи. Вы не против?» — «Нет, конечно. Только у нас может номеров не хватить». — «Валяйте, что угодно. Им все нравится». — «И анекдоты?» — недоверчиво спрашиваем мы. «Анекдоты тем более!»

Ладно. Дождались, когда спутник сделает оборот, начали представлять. И точно, кончаются номера. А врачи из-за стекла большие пальцы кажут: «Давайте, давайте!» Тут Миша-цыган нам предлагает: «Может я им «писсуары» покажу?» — «Ты что?!» — «А что? Они же нормальные мужики, поймут. Несолидно щукинцам концерт на анекдотах строить». «Черт с тобой, Показывай «писсуары».

И Миша выдал свою коронную пантомиму про то, как различные слои советского общества справляют малую нужду. Этого даже врачи не выдержали. Побросали свои приборы, припали к перегородке и ржали беззвучно. Вслед за Мишей и мы свои приколы вспоминать стали. Не заметили, как время вышло.

Нас после этого часто к космонавтам приглашали. Только просили, чтобы Миша приезжал обязательно.

Одно время в наших концертах конферанс делал парень, сбежавший в Щуку после второго курса Щепки. Как актер он был, конечно, уже конченый человек. Ему за два года успели поставить «правильную русскую речь», знаешь, все эти «традиции Малого Театра», округленное звучание каждой фразы, четко проговариваемые шипящие…

Как-то раз ему надо было объявить шуточную строевую солдатскую песню. Он долго расхаживал за кулисой, кривил губы и надувал щеки — разминал фразу. Потом вышел и произнес:

— Солдатошная. Шутошная. Строеваешная, — и спокойно покинул сцену.

Мы на него:

— Ты что? Сдурел?! Какая солдатошная?!!

Он не поверил. Все ходил и приставал:

— Неужели я так сказал?

— Сказал, сказал…

— Ну, не мог я так сказать! «Солдатошная» — еще туда-сюда, но «строеваешная»… Неужели я такой тупой?

— Такой, такой. Иди, антракт объявляй.

Бедолага выскочил к рампе и выдал:

— АНТРАКШ!.. АНТРАШТ!..

Больше он в наших концертах не участвовал.

Ура, партизаны!

(в память лету 87-го)

Среди множества почтовых отправлений повестки стоят особняком. Никакому дурню и в голову не придёт заорать: «Роман, пляши — тебе повестка!» Не случайно их полагается вручать лично в руки под расписку. Государство обратило на тебя внимание и заранее отсекает пути к отступлению.

Однако эта военкоматовская бумажка пришла по почте. О чём мне с плохо скрытым злорадством сообщила вахтёрша общежития. 55-дневные сборы офицеров запаса. А через 2 дня первый в жизни очередной отпуск и билет на самолёт куплен… Признаться, я поступил как истинный американец: не стал прикасаться к повестке, чтоб потом на голубом глазу утверждать, мол, я её и в руках не держал.

Отпуск прошёл великолепно. Остроты добавляло то, что я чувствовал себя дезертиром и напрягался при виде военных патрулей.

По возвращении к месту постоянной прописки узнаю, что эти самые сборы офицеров запаса проводит Генштаб, и не где-нибудь, а в Ленинграде. О, как я был расстроен! На время утратив инстинкт самосохранения, по собственной воле иду сдаваться в военкомат, лелея робкую надежду, что Генштаб контора богатая…

— Что ж вы так, не разобравшись? — посочувствовал мне военкоматовский майор. — Увы, больше в этом году сборов в Ленинграде не будет…

-:(((

— Могу предложить Одессу и Тбилиси. Условия те же: 55 дней; проезд, проживание, питание — бесплатно. Хотите?