Евгений Михайлин - За клюквой. Рассказы Страница 5

На лавке лежал худой мужик неопределенного возраста. Вид у него был странный. На нем была засаленная телогрейка, одетая на голое тело, солдатские галифе и коротко обрезанные валенки. В грязных волосах застрял репейник – свидетельство недавней свободы. Ошеломляющее впечатление производило лицо мужика – оно было побрито. Мужик издавал громкое сопение и периодически вскрикивал.

– Больше не шуми. Ребят разозлишь, помочь не успею, – обратился лейтенант к мужику и, немного подумав, добавил. – Впятером брали, еле справились. Услышанное произвело на мужика сильное впечатление. Он замолчал, сел и почтительно подвинулся в угол. Ребята сели на лавку. В руках лейтенанта звякнули ключи, и дверь закрылась.

А тем временем в вагоне вырабатывался план действий по спасению друзей. Приняли в нем участие даже некоторые пассажиры вагона. Все были настроены по-доброму и хотели помочь, но дельных советов ни у кого не было. Например, полный гражданин в голубой майке-алкоголичке внес предложение о разгоне всей советской милиции вместе с работниками общепита – естественно, это предложение было отвергнуто. Другие советы были менее радикальны, но тоже не подошли. Обсуждение шло настолько бурно, что даже Антон заинтересовался происходящим и спросил: «А где Егор и Серега?» Наконец возникло предложение собирать подписи. Идея понравилась всем.

В обществе это было обыденным и привычным. Подписи в стране начали собирать, когда наших путешественников еще не было на свете. Собирали их, чтобы заклеймить позором врагов народа, чтобы выразить одобрение какому-нибудь мудрому решению Партии, чтобы рапортовать Вождю о невиданных победах в труде. Потом подписи стали собирать в защиту прав угнетенных народов, в осуждение вредных писателей, произведения которых, как правило, никто не читал. Подписывали требования о прекращении мировой гонки вооружения и даже о предоставлении свободы Анджеле Дэвис и Нельсону Манделе, что особенно воодушевляло друзей.

Быстро нашли бумагу и ручку, освободили стол. Сели писать заявление. На этом дело остановилось. Текст не получался. Тот набор слов, который предлагался, совсем не разъяснял суть, а только запутывал дело. По сравнению с ним разговор сержанта с Черненькой был верхом логики и красноречия.

Время шло. Бурное обсуждение результатов не принесло, и народ стал расходиться. Спать хотелось и ребятам. Кто-то из друзей даже вспомнил пословицу: «Утро вечера мудренее». Вдруг мобилизовался Антон: «Спать нельзя! Это будет предательство по отношению к мужикам. Текст надо составить сейчас и подписать у тех, кто не спит. Многие очевидцы, пока мы проспимся, сойдут с поезда». Замечание было признано разумным и друзья «взяли себя в руки». Через некоторое время подтвердилась старая истина: «Чем меньше советчиков, тем лучше». Вскоре все было готово. Заявление получилось очень доброе. Оно не только не оскорбляло, а, напротив, поднимало на невиданные высоты отечественный общепит и советскую милицию. Виноват же во всем был нелепый случай, от которого никто не застрахован. Появилась надежда, что при определенном подходе к официанткам даже они могли его одобрить. Друзья обошли весь вагон и подписали петицию почти у всех бодрствующих пассажиров, благоразумно рассудив, что к официанткам лучше зайти утром. С чувством выполненного долга они тут же заняли свои места и уснули…

…Егор с Сергеем сели на лавку.

– Правда, «мусорам» наваляли? – спросил мужик

– Да.

– Завтра утром придет старлей. Отыграется. Свирепый, гад.

– И ему наваляем. Многозначительно помолчали.

– Витек, бля, – представился мужик.

– Как ты сказал, фамилия? – спросил Сергей.

Мужик долго соображал, а потом по-детски заулыбался беззубым ртом – шутка ему понравилась.

– Серега.

– Егор.

Разговаривать не хотелось. Ребята прислонились к стенке и прикрыли глаза. Представилась бурная река. Крутые берега, огромные острые камни, водовороты и пороги. По берегам темный, неприветливый лес. Егор на своей старой, хорошо подготовленной и проверенной байдарке идет по реке. Не первый раз он проходит на ней сложные участки и опасные пороги. Байдарка послушна и надежна. На нем яркий спасательный жилет. Впереди большой, опасный порог. Он пойдет по главному сливу. Это почти водопад, но он должен пройти! Уже слышен порог. Пока это не рев, а очень глухой, наполняющий все пространство гул. Даже неискушенный человек чувствует, какая грандиозная сила и мощь находится впереди…

В камере тепло и спокойно. Тихо посапывает Витек. Сон постепенно завладел сокамерниками.

…В реке, среди волн, между огромных, черных камней застрял разбитый деревянный плот. Большие бревна веером торчат вверх. На остатках плота, судорожно вцепившись в веревки, держится муж Лиды. Он жалок и беспомощен. Вдали, среди бурунов изредка показывается чья-то голова. Это Лида! Егор изо всех сил гребет к ней. Порог уже рядом. Он гремит в полную силу. Успеть! Только успеть!!! Вот показалось начало слива. Внизу огромная «бочка» с сильным обратным течением, дальше – громадные волны. Если девушка и сумеет схватиться за байдарку, она не сможет удержаться за нее в этом месиве воды. Байдарка бесполезна, она будет только мешать. Спасательный жилет должен удержать их обоих. Поравнявшись с Лидой, Егор выпрыгивает из лодки, хватает девушку и крепко прижимает к себе. Впереди самое опасное – «бочка».

– Вдохни, – успевает крикнуть Егор, и они погружаются в пучину.

Исчезло небо. Грохот и бурлящая вода кругом. Не хватает воздуха. Крепкие руки судорожно сжимают хрупкое, податливое тело. Только удержать ее около себя, не выпустить! Еще немного!

Мелькнуло синее небо, пены стало меньше, «бочка» позади. Начались большие волны, но они уже не так опасны. Можно дышать. Порог кончился. Плес. Отмель.

Егор выносит обессилившую Лиду на берег. На ней то самое, тонкое платье. Мокрое – оно стало почти прозрачным. Девушка не замечает этого. От испуга и холода ее бьет дрожь. По лицу стекают крупные капли воды. Егор снимает с себя спасательный жилет и одевает на Лиду – будет немного теплее. Они опускаются на камни. Чтобы согреться, какое-то время сидят, крепко прижавшись друг к другу.

– Если не Вы, я бы наверно погибла? – спрашивает девушка.

– Вы отдохнули? Пойдемте. Скоро стемнеет.

Они идут вверх по берегу. Постепенно высокая трава и густые кусты сменяются молодыми березками. На высоком берегу, среди деревьев стоит старая, потемневшая скамейка. На ней сидит Шукшин. Заходящее солнце освещает его обветренное лицо. Он щурится и слегка улыбается. Перепутать это лицо нельзя ни с каким другим. Конечно, это он.

– Устали? А вы садитесь рядом, отдохните, – Писатель встает и смотрит вдаль. – Хорошие у нас места. Сколько смотрю, а все душу ломит. Не могу насмотреться, надышаться этой красотой.

Он подходит к стройной березке, гладит ее ствол.

– А, правда, нет ничего замечательнее этих красавиц?

Авторитет писателя настолько велик, что Егор не может возразить ему. Если бы снять с Лиды спасательный жилет, выбор Василия Макаровича наверняка был бы в ее пользу. Но жилет хоть немного, а согревает ее. Да и поймет ли его Лида. Писатель лукаво улыбается, смотрит на него и ждет ответа. Лида прижимается к Егору так, что губы ее слегка касаются его уха: «Не возражай ему, соглашайся, я все прощу»…

– Петр, Петр.

Егор открыл глаза. По левому уху ползала муха. Егор попытался ее убить. От громкого звука проснулся Сергей. Витек продолжал толкать Сергея в плечо: «Петр, Петр».

– Я Сергей.

– Чай будешь?

Витек вывернул карман галифе. Из углов кармана, который походил на использованный мешок от пылесоса, он набрал небольшую горсть чая и аккуратно высыпал на лавку. Не обращая внимания не ребят, сосредоточено разделил ее на три части.

– Вот. Пожевать.

– Это?!

– Петр, это чай!

– Я Сергей. А кофе нет?

– Нет, – вполне серьезно огорчается Витек.

– А это какой чай? – примирительно спросил Сергей, понимая, что мужик от всего сердца отдает самое дорогое, что у него сейчас есть.

Такие тупые вопросы Витьку еще никто не задавал.

– Хороший.

Ребята попали в неловкое положение. Если бы не этот бескорыстный поступок, свидетельствующий о глубоком почтении и уважении, они давно бы уложили Витька спать и легли сами. Но тут…

– Петр, а ты какой-то особенный чай любишь?

– Да. На ночь мы жуем только «Черный байховый номер пять».

– И вы не будете? – с надеждой спросил Витек и, не дожидаясь ответа, соединил три кучки в одну, пересыпал на грязную ладонь и отправил в свой беззубый рот.

– Почему не будем? – спросил Егор, дождавшись, когда мужик закроет рот.

Витек вздрогнул, выпучил мутные глаза и умоляюще посмотрел на Сергея.