Николай Бораненков - Тринадцатая рота (Часть 2) Страница 5

Штемпель повертел конверт, бросил письмо на ленту конвейера.

- Блестящая пилюля. Будто нарочно подсунул кто. Ни адреса, ни отправителя. Попробуй найди, кто писал.

- У нас в России, - сказал Гуляйбабка, - в подобном случае говорят: "Лови кота за хвост". Штемпель махнул рукой:

- Пусть ловит. Дьявол с ним. Это его сосиски и хлеб. А мы, мой гость, отправимся теперь туда, где пахнет не клеем и чернилами, а более прозаическими вещами, ну, скажем, спиртом, ветчиной, домашней колбасой... Идемте же, идемте, гость мой!

В соседней комнате, запертой семью замками, куда майор Штемпель привел Гуляйбабку, не было ровным счетом ничего прозаического. Вместо нарисованных в воображении окороков и колясок колбас, развешанных на стенке, гость, к удивлению, увидел комнату, заваленную вырезками газетных некрологов. Некрологами были увешаны стены, окна, бока шкафов, стеллажей. Бессчетное число их валялось в хаотическом разбросе на лавках, столах и даже на полу. Тут пахло мертвыми. Тут шла какая-то таинственная торопливая работа. Несколько женщин, одетых в черные халаты, сидя на корточках, что-то выискивали, сличая некрологи с карточками почтовых вложений.

- Куда мы попали? Не понимаю! - проговорил Гуляйбабка, поеживаясь от морозящего озноба.

- Минутку терпения, мой друг, и все станет ясным как летний день. - Майор Штемпель обратился к женщинам: - Как сегодня урожай, красавицы?

- Богаче вчерашнего. Одиннадцать офицеров и двадцать пять других чинов.

Штемпель потер руки:

- Прекрасненько! Где списочек?

- Пожалуйста.

Штемпель сунул список в карман.

- На сегодня достаточно. Вы до утра свободны, кузины. Хайль!

Женщины выпорхнули из тайника. Штемпель закрыл за ними входную дверь и распахнул в противоположной стене другую, запасную.

- Прошу, мой гость! - торжественно пригласил он в залу, откуда доносился стук молотков и скрип отдираемой фанеры. - Мы с вами в цехе так называемой холодной обработки.

Да, тут действительно шла "холодная обработка". Со скрипом вскрывались посылочные ящики, с треском распарывались узлы и тюки, вытряхивалось и перетряхивалось содержимое. В глазах рябило от кусков ситца, сатина, шерсти, сапог, ботинок, юбок, кофт, утвари, посуды, содранных со стен ковриков, вышивок, рамок, кусков сала, масла, солонины, дамских сорочек, бюстгальтеров, рейтуз, банок, бутылок и еще черт знает какого барахла, вывороченного на свет божий.

- Согласно циркуляру ведомства пропаганды, - пояснил майор Штемпель, - все эти шмутки являются удобным местом для пересылки с фронта в тыл и с тыла на фронт подрывной литературы. Поэтому "харакири" подвергаются также и посылки. Но, разумеется, не все. Те вложения, которые попали в отданный мне список, будут вскрыты только по моему личному распоряжению. Никаким инструкциям, циркулярам они неподвластны. - Майор Штемпель снова склонился к уху гостя и прошептал: - Их содержимое уйдет по особому назначению.

- Если сие не секрет, то позвольте узнать, куда же? - желая подтвердить свою догадку, спросил Гуляйбабка. Штемпель положил руку на плечо гостя:

- Это вы узнаете в моих апартаментах.

4. ПРИЯТНАЯ БЕСЕДА В АПАРТАМЕНТАХ МАЙОРА ШТЕМПЕЛЯ

Апартаменты майора Штемпеля никак нельзя было назвать ни генеральскими, ни адмиральскими, ни тем более гауляйтерскими. Армейский почтмейстер занимал всего две небольшие, метров по пятнадцать, комнаты, причем одна из них, прихожая, скорее напоминала кладовую разгромленных посылочных ящиков и пустых бутылок, нежели свое назначение кухни и раздевалки. Ящики, бутылки валялись вперемешку вдоль ободранных стен. Меж ними оставался проход шириной метра в два, который вел к печи-голландке и широкому дубовому столу, где лежал короткий лом-гвоздодер.

Пока Гуляйбабка снимал с себя и вешал на гвоздь у порога легкий плащ, цилиндр и рассматривал в открытую дверь вторую комнату - горницу, где увидел круглый стол с цветами в синей вазе, обтянутый кожей и прогнувшийся, как седло, старый диван, шкаф с графинами, рюмками и бокалами, в прихожую вошли пять красавиц майора Штемпеля, те, которые работали в комнате газетных некрологов, и, поклонясь, поставили на стол десять ящиков нераспечатанных посылок.

Майор Штемпель любезно поблагодарил красавиц словами "мерси, мадмазель", успев при этом потрепать каждую за подбородок и ущипнуть пониже пояса. "Мадмазели", хохоча и визжа, удалились, а озорной хозяин обратился к гостю с такими словами:

- Проходите, мой гость, садитесь, посмотрите журнальчики с французскими, датскими, голландскими кокетками, мне же позвольте остаться на пять - десять минут с этими волшебными ящиками. Короче говоря, мне надо пополнить запасы коньяка и рома. Спирта, шнапса, вина у меня завались, а вот коньяка и рома... Вчера были дружки из тыла армии и все вылакали, шакалы. Но ничего. Майор Штемпель неистощим. Сейчас будут и ром и коньяк. Не хотите ли взглянуть, что отправляют в посылках господа полковники и генералы?

- С удовольствием, - поклонился Гуляйбабка.

- Тогда один момент, и начнем "харакири". Майор Штемпель засучил рукава мундира, взял лом-гвоздодер и подступил к расставленным в ряд посылкам.

- Начнем, пожалуй, с посылочки покойного полковника Кирха, - он тряхнул ящик, наклонился к нему, как доктор к больному, ухом. - Да, тут что-то внушительно булькает.

Штемпель ловко подсунул лом под край крышки и резким рывком отбросил ее в сторону. Скрипнула пергаментная бумага, и глазам почтмейстера и Гуляйбабки предстала залитая сургучом бутыль со скипидаром, обложенная кусками хозяйственного мыла. Майор Штемпель запустил посылку в угол.

- Фу, мелкий крохобор. В чине полковника и посылать такое. Тьфу!

- Простите, - обратился Гуляйбабка. - Но откуда вам известно, что эта посылка принадлежала полковнику, а не какому-либо рядовому Хлюпке?

- Из некролога, мой гость. Из газеты. Полковник Кирх, как говорится в "Фелькишер беобахтер", убит осколком шрапнели под Вязьмой. А вот эту посылочку, - майор взглянул в вытянутый из кармана листок, прочел надпись на крышке, - эту посылочку отправил генерал-майор Роге, получивший смертельное ранение на Бородинском поле. Какая завидная судьба, между прочим. Убит на том знаменитом поле, где стоял Наполеон! О, это счастье не каждому дается.

- Да, счастье чудака и счастье дурака неодинаково, - ответил Гуляйбабка. Для грача и свалка радость. Я шучу, разумеется, не примите мои слова всерьез.

- О, что вы, что вы, - отмахнулся майор Штемпель. Он с большим трудом отрывал жестяную ленту, которой была обита посылка генерала Роге. - Я люблю пошутить, и особенно в обществе милых девочек. Но хотите ли девочку, мой гость? Любую из только что приходивших пяти. Я лично порекомендовал бы тоненькую блондинку Берту Ляшке. Толстые ленивы. А эта - лань! Понесет - не остановишь.

- Благодарю вас. Вы так любезны. Не знаю, чем смогу отплатить вам, ответил уклончиво Гуляйбабка.

- О-о! Об этом мы еще договоримся. Так какую же? Блондинку? Брюнетку? Шатенку?

- Скоропалительные решения часто терпят крушения, господин майор, улыбнулся Гуляйбабка. - Я подумаю.

- Мудро! - похвалил майор. - Нет ничего лучше, как выбрать товар по душе, и особенно, когда он в избытке. Впрочем, какой там избыток. На каждую претендуют по три генерала и по два штурмбанфюрера. Общая потеря рабочих часов из-за этих хахалей составила на полевой почте внушительную цифру - тридцать часов в неделю на каждую работницу! Вот и попробуй майор Штемпель управиться с корреспонденцией. Надорвешься.

- Сочувствую вам, господин майор, но, к сожалению, в снижении потерь рабочих часов ничем помочь не могу. Так уж повелось в некоторых странах. Одни сражаются, другие наслаждаются. Одних целуют голые солдатки, других - смерть в голые пятки.

На лбу и большой, раздвоенной пролысине Штемпеля выступил пот. Хозяин посылки будто сам был мошенник или предвидел мошенничество и так оковал жестью ящик, что расковать его не помогала ни ловкость майора, ни его буйная сила. Но вот, наконец, разорван последний обруч. Штемпель вытер лоб рукавом.

- Ну-с, посмотрим, что послал своей вдове господин генерал. Я, признаться, люблю вскрывать посылки генералов. В них всегда что-либо найдется из фюрерского пайка - ром, коньячок, на худой конец - кусок настоящей колбасы, а не эрзаца. Скажите: вам нравится эрзац?

- В хорошем животе и долото сопреет, - ответил Гуляйбабка. - Но мой желудок опилок и соломы не переносит.

- Эрзац-дерьма я тоже терпеть не могу, - плюнул Штемпель. - Да что там я. Бессловесный скот и тот не терпит. Суньте вы той же свинье буханку хлеба из опилок или кусок масла из нефти. Отвернется. Хрюкнет. А у нас в Германии едят, черт возьми, и не хрюкают. Напротив того, едят и восклицают: "Да здравствуют эрзацы!", "Хайль правительству, которое нас этим кормит!".

Гуляйбабка опешил. Такие смелые слова! Такая откровенность! Что это? Искренность? Желание поделиться своими убеждениями? Или зондаж - стремление своей откровенностью заставить противника открыть свои карты, а потом схватить его за горло? Ну, если последнее, то вы, господин Штемпель, ошиблись, на эту липку тертый калач не сядет, не ждите. Но липа ли это? Мог ли человек раскрыть незнакомому лицу все свои махинации, манипуляции с письмами и тем более с посылками? Не зная о нем ровно ничего, он наверняка бы опасался попасть в лапы гестаповцев, ибо незнакомец мог тут же обо всем донести. А может, это просто смелость в чем-то разочарованного, отчаявшегося? Нет, не спеши сделать вывод, Гуляйбабка. Обо-жди, присмотрись, подумай. Уж очень симпатичен этот майор Штемпель. Очень многим отличается он от других офицеров. И бывает же так. Вот и бабник, и пьяница, и мошенник, а все-таки симпатичен, земной. Горит в нем какая-то человечная искра.