Михаил Задорнов - Умом Россию не поДнять! Страница 6

– Как у попугая, которого кошка тянет за лапу по полу, а он радостно кричит: «Поехали!»

Безусловно, у них есть свои языковые преимущества, у нас – свои. Думаю, что у русского языка – космическая сверхзадача. Сохранить нерамочное, неотформатированное, неоцифрованное, чувственное, не дать возможности всему человечеству стать деловым, чтобы не у всех любовь заменилась брачным контрактом.

Даже в отношениях между мужчиной и женщиной на Западе приняты деловые выражения.

«А не заняться ли нам любовью?»

«Давай вечером делать любовь».

Конечно, так коряво звучит лишь в переводе на русский. Но все равно, смысл «делать любовь» – тот же самый, что «делать колбасу на заводе», или мебель, или машины на конвейере... Да и «заниматься любовью» как-то не очень нежит слух... Извините за прямоту – недовозбуждает! Заниматься можно на курсах финансистов или продажи чего-то.

Наконец, к своим любимым те же американцы обращаются всего лишь двумя нежными словами: дорогая или медовая. И все! Нашему русскому мужику этих двух «стандартов» не хватит. У нас, слава богу, бесконечное количество обращений к любимой: милая, ненаглядная, замечательная, восхитительная, непревзойденная, сногсшибательная... Ты моя вырви-глаз!

Один мой знакомый жене говорил в порыве нежности: «Ты моя максимальная». Другой умудрялся ласково произносить: «Офигенная!»

Только наши могут в порыве страсти называть свою половину представителями флоры и фауны:

– Хризантемка, георгинка, незабудка, глазка ты моя анютина...

А она ему в ответ:

– Одуванчик ты мой облетевший... Сорнячок ты мой милый. Рыбонька, цыпленочек, си ничка...

Еще один из тех, кого я знал, называл жену вороной. И ей это нравилось!

А кто-то – лошадкой, кто-то – лошадью Пржевальского...

Деревце ты мое, березка моя кудрявая, корявая.

Женщины мужчин:

Пчелка! (Если трудится с утра.)

Хомячок, пенек ты мой обрубленный, кролик, ежик в тумане...

Пуфик ты мой, тумбочка ты моя, шифоньер ты мой...

Крокодильчик мой нежный! (Какой фантазией надо обладать, чтобы представить себе нежным крокодильчика?)

Баран, орел, козел...

Ой, что только не доводилось слышать за свою долгую жизнь! Нет-нет, не по отношению к себе, а вообще, в окружающем пространстве.

Персик, яблочко... Пельмешек ты мой слипшийся.

Представляете, если на Западе будут любимых называть продуктами?

Хот-дог ты мой милый! Стар-дог ты мой ненаглядный!

Один из англичан, женившись на русской, написал мне письмо, в котором признался: пока учил наш язык, три года был уверен, что «старый козел» – это ласковое обращение русской жены к своему мужу!

Я думаю, что благодаря нашему языку, нашей земле – необъятной, обширной, мы, несмотря на все сегодняшние огрехи и иностранности, не потеряем своей любви к природе, своему РОДу и никогда своим широкоформатно чувствующим народом не заляжем под их узкоформатный О’КЕЙ.

В одном из реалити-шоу SMS-опрос:

Хватает ли вам денег на жизнь?

Только у нас молодежь могла дать подобные ответы.

ДА – ответили 5%, НЕТ – 95%.

Стоимость отправки SMS – 50 рублей!

Таких не оцифруешь!

• У нас еще сохранились молодые люди, которые, несмотря на стоимость билета, пойдут смотреть кино с товарищем в одиннадцатый раз, а с любимой девушкой – и в двенадцатый, лишь бы поглядеть, как те тоже будут радоваться.

• Наш человек может уволиться с работы 31 декабря из-за того, что его смена выпала на новогоднюю ночь!

• Наш молодой человек может в восемь утра в переполненном вагоне метро, стоя на одной ноге и держа одной рукой портфель, другой разгадывать японский трехцветный кроссворд простым карандашом. (Юлий Цезарь нервно курит за углом!)

• Только наши таксисты, когда к ним садятся пассажиры, говорят им:

– Не пристегивайтесь – примета плохая!

• Только наши мужики, чтобы жена не ругалась, возвращаются ночью домой пьяными с букетом цветов, сорванных на газоне, помятых, пахнущих водкой. А наутро ревниво допытываются у нее:

– Кто тебе эти цветы подарил?

• Только у нас есть такой праздник – пятница! – который каждую неделю отмечается дружно всей страной!

• Наконец, только наш человек, выпив на ночь семь чашек чая, будет полночи ворочаться и думать: «Сейчас встать или до утра потерпеть?»

Дурошлепство? Нет! Неоцифрованность!

А значит, благодаря нашему языку, никогда наша

никогда, как бы ни старались кое-какеры, не выродится в

БРЕХЛАМНАЯ ПАУЗОЧКА!

Рекламная акция пива «Балтика».

Собери 10 000 пивных крышечек и стань обладателем... самой большой коллекции пивных крышечек!

МЕЧТЫ И ПЛАНЫ

Фрагменты автобиографии усталого сатирика на фоне Килиманджаро

ТРИ МАРКИ

В детстве, лет до десяти, я копил марки. Марок для моего возраста и того времени у меня было довольно много. Около трехсот. Особенно я любил марки иностранные. В нашей закрытой стране иностранные марки были редкостью. Их отклеивали от конвертов, которые иногда приходили к кому-нибудь из-за границы. Конверты опускали в теплую воду или держали над паром, чтобы марка не испортилась, и не дай бог повредить на ней хотя бы один зубчик.

Однажды я заболел и долго не мог выздороветь. Не помогали даже советские горчичники, которые продирали так, что любой западный гражданин, если бы ему врач прописал эти горчичники, подал бы в суд и на врача, и на горчичники за попытку возродить инквизицию. Сильных, быстро действующих антибиотиков в то время у нас еще не было.

Врачи целым консилиумом уже начинали беспокоиться о моем затянувшемся нездоровье. И тогда, я помню, папа принес мне три марки. Они были маленькие, отпаренные от почтовых открыток. Это были обычные почтовые марки. Но ни у одного из моих друзей в то время таких марок не было. На каждой из них была изображена высокая гора со снежной вершиной, а на ее фоне на одной марке – носорог, на другой – слон, на третьей – зебра. Под картинками на марках латинскими буквами было написано три загадочных слова: Уганда, Кения, Танганьика. Папа показал мне на карте, где находятся эти страны.

В то далекое время престижного детского образования родители, которые хотели, чтобы их ребенок стал личностью, чего-то достиг в жизни, не комплексовал в компании сверстников-интеллектуалов, играя в города, вешали над его кроватью географическую карту, чтобы он развивался даже во сне и во время болезней.

Кровать у меня была железная. В наши дни такую можно увидеть только в российской глубинке, в общежитиях, которых не коснулось время реформ, или на свалке. Да и то на свалке не современной, а заброшенной. На свалке прошлого. Теперь такие кровати уже антиквариат. Я не удивлюсь, если на них скоро появится спрос, как на советских художников-соцреалистов тех же лет, что и кровати.

В годы увлечения сбором металлолома, когда пионеры с не меньшим азартом, чем теперешние дети дергают за ручки игральных автоматов, тащили в школьный двор домашние сковородки, чайники и утюги, добыть такую кровать считалось подвигом во имя класса, дружины, Отечества! В погоне за победой над параллельными классами большинство этих кроватей из пионерских лагерей малолетние герои пятилеток перетащили в школьные дворы, где они все были вместе со сковородками и утюгами учтены, взвешены, отправлены на металлургические заводы и переплавлены, как нам доложил директор школы, в электрички, комбайны, сенокосилки... И даже – это он подчеркнул особо – в мирные космические ракеты! Может, и моя кровать, которая, когда я ее перерос, была выброшена на свалку, какое-то время тоже потом крутилась в космосе, а в период демократических преобразований была утоплена в океане за ненадобностью.

Когда папа подарил мне три африканские марки, моя железная кровать была еще в расцвете сил. Она стояла возле стены, но не как теперь модно – спинкой, а заботливо притершись длинным боком к стенке, чтобы мне можно было к ней подкатиться, остудить лоб, когда поднималась температура. А если не спится – поковырять пальцем в обоях, мечтая о космосе, бесконечности и таблетках бессмертия, которые должны обязательно изобрести к тому времени, когда я состарюсь. Ведь советская наука так быстро развивается – собаки, и те уже в космос летают!

На стене, над кроватью, мама повесила административную карту мира. Да, вот так смешно эта карта называлась. Теперь бы такое название я, безусловно, высмеял. Как будто мир разделен не на народы и страны, а на администрации. Что, кстати, сегодня вполне соответствует реальности. Но тогда я еще не знал, что стану не космонавтом, не путешественником, а сатириком. Поэтому карта меня завораживала. Длиной она была во всю кровать. А высотой такой, что я, стоя на кровати, рукой только-только доставал до Северного полюса.