Валерий Ковалев - Морской юмористический сборник Страница 6

Тот и пошел. Какой разговор состоялся между ним и крайне нервным «дедом» история умалчивает, но от него молодой вышел весь в соплях, и сразу же был препровожден в трюм, убирать гидравлику. А советчики, похлопывая его по плечам, советовали все это так не оставлять и жаловаться замполиту.

Молодой этого делать не стал, но через несколько дней снова попал «в историю».

Вернувшись вечером с лодки в казарму и увидев, что несколько старшин возлегли на койки, он тоже взгромоздился на свою, на втором ярусе.

Парня тут же согнали и разъяснили – валяться на койках до отбоя можно только старослужащим (годкам). Малый стал препираться, за что получил наряд вне очереди и кличку «годок».

А еще через некоторое время выяснилось, что он не знает даже азов трюмного дела – помпу не отличает от компрессора, а вентиль от манипулятора. «Маслопупы» во главе с командиром дивизиона возились с ним месяц – ни в зуб ногою. Что делать?

Решили – обкатается в море. Однако на первом же выходе «годок» едва не затопил отсек, открыв не тот клапан и его определили в помощники коку. Чистить картошку, рубить мясо и драить котлы. А когда вернулись, определили в верхневахтенные. Чего проще – стой с «калашом» в канадке у трапа и охраняй корабль.

Однако и тут с «годком» случилась неприятность.

Дело в том, что на всякой лодке, неподалеку от рубочной двери, кроме стационарного, вооружен так называемый шторм-трап. На тот случай, если кто из моряков оступится и свалится за борт. Помимо прочего, верхневахтенному вменялось в обязанность присматривать и за ним, чтоб не сперли. Есть на флоте такой бзик – тащить все, что плохо лежит.

Чего «годку» вздумалось возиться с трапом, осталось тайной, покрытой мраком. Может от скуки, а может чего померещилось. Короче он утопил рожок от автомата. Тот отстегнулся и булькнул в воду. Вместе с патронами. Помощника командира чуть «кондратий» не хватил.

После его матов и бурных дебатов с механиком, за борт спустили штатного водолаза, но, увы.

Тот исползал все дно под лодкой, однако кроме россыпей консервных банок, ничего там не нашел.

В итоге «годок» загремел на губу, а корабль лишилась килограммов десяти спирта и нескольких банок пайковой икры. Именно во столько оценили потерю на базовом оружейном складе.

Сразу же после отсидки, посоветовавшись между собой, отцы-командиры списали парня на бербазу – от греха подальше.

Прошло несколько месяцев. Как-то вернувшись с морей, мы сидели в курилке у контрольно-дозиметрического пункта, грелись на солнышке и дымили сигаретами.

– Кореша, глядите, никак наш «годок», – сказал кто-то из ребят, ткнув пальцем в пространство. И точно. По асфальтированному покрытию, тянущемуся вдоль лодочных пирсов, в сторону КДП неспешно шествовал наш герой.

И – «ба!». На его плечах золотились старшинские лычки.

При встрече выяснилось, что он теперь служит на подсобном хозяйстве в качестве ветфельдшера, где, наконец, нашел свое призвание.

Так что, никогда не знаешь, где потеряешь, а где найдешь.

Случай с коком

– Саня, ну не надо, – вяло обороняется от крепких объятий смазливая девица в тонкой репсовой униформе.

Мордастый Саня, в короткой белой курточке и черной пилотке на башке, что-то мычит и усиливает натиск.

– О-о, – томно стонет девица, чувствуя, как настойчивые руки шарят за пазухой.

– Абрамов! – орет кто-то с верхней палубы, потом звенит трап, и на двери запертой изнутри каюты дергается рукоятка.

– Твою мать, – шипит Саня, отпуская свою пассию, и щелкает запором.

За дверью стоит матрос в ватнике.

– Чего надо?!

– Консервированную картошку в банках привезли, – шмыгает тот носом. – Куда грузить?

– Ир, обожди секунду, я щас, – оборачивается Саня к девушке, выходит из каюты и задвигает дверь.

Саня Абрамов, старший кок на недавно спущенном на воду, подводном крейсере.

А Ира, одна из малярш, работающих на нем в заводе. Том самом, который эти крейсера делает.

Ночью ожидается очередной выход в море, и на корабль грузят продукты.

– Так, – говорит Абрамов, спустившись вместе с матросом в трюм. – Вот сюда и складывайте эти гребаные банки. Мудаки, не могли свежей привезти.

– А че мы? – обижается матрос. – Это все интендант.

– Ладно, – бурчит Абрамов и спешит обратно в каюту.

– О-о-о, – вновь начинает стонать Ира в умелых руках кока.

Возню прерывает громкий стук в дверь, а потом начальственный голос, – открывай!

– Интендант, сука, – шепчет девице Саня, и щелкает замком.

– Значит так, Абрамов, – говорит слегка заплетающимся языком возникший на пороге мичман. – Я на склад, за деликатесами, остаешься за старшего. Ты все понял? И громко икает.

– Ага, понял, – с готовностью кивает чубатой головой кок.

Как только он возвращается в каюту, в трюме раздается дробный грохот и чей-то вой.

– Ящик упустили, падлы, – сокрушается Саня. – Давай -ка пойдем в провизионку, а, Ир? Там тихо и все такое.

– Давай, – прыскает в кулак малярша и хлопает ресницами.

Через минуту они стоят в аппендиксе коридора за одной из ракетных шахт, и кок звенит ключами.

– Тэкс, – проворачивает он запорный клинкет, тянет на себя глухую дверь и щелкает рубильником. – Заходи

В небольшом, сияющем белой эмалью помещении, под потолком, на крючьях, висят несколько замороженных говяжьих туш, у переборок сложены многочисленные ящики и коробки, а посередине стоит разделочный пень, с всаженным в него громадным топором.

– Во! – стопорит за собой рычажный запор Саня. – Как в лучших домах! – и подмигивает подруге.

Та ежится и смотрит на наросший по углам иней.

– А это ничего, – перехватывает взгляд девушки кок. – Щас погреемся. И достает из одной коробки початую бутылку «Старого замка», а из второй несколько шоколадок «Аленка».

– Ах, как экзотично, – шепчет девица и влюблено смотрит на Саню.

Потом они делают по нескольку глотков из горлышка, жуют шоколад и целуются.

– Ну что, давай? – тяжело дышит кок в пунцовое ушко.

– Давай, – нежно мурлычет Ира и лезет рукой ему в штаны.

– ..аршему. атросу..рамову. рибыть в …альный! – неразборчиво доносится снаружи.

– А? Чего? – отлипает от девицы Саня и непонимающе пялится в подволок.

– Старшему матросу Абрамову прибить в центральный! Кок, твою мать!!! – через минуту более явственно разносится по громкоговорящей связи.

– У-у-у, курвы! – едва не плача вопит Саня, после чего бросается к выходу. – Ирочка, я щас! – оборачивается он к подруге, потом чмокает дверь, и слышно как в замке проворачивается ключ.

– Ты где, билат, лазиш, а?! – встречает кока в центральном разъяренный вахтенный офицер, грузин по национальности. – Бигом в кают-кампанию, к камандыру!

– Есть! – вякает Саня и чертом прыгает в люк.

В офицерской кают-компании, вольготно устроившись в креслах, за столом сидят командир с незнакомым адмиралом и пьют чай с сушками.

– Прошу разрешения, – осторожно просовывает голову в дверь кок.

– Давай – давай, Абрамов, заходи, – благодушно гудит командир. – Расскажи-ка нам, как ты завариваешь такой вкусный чай, – и кивает на подстаканник.

– Чай? – таращится на адмирала Саня и непроизвольно сглатывает слюну.

– Ну да, – значительно отвечает тот, утирая платком выступившую на лбу испарину.

В течение нескольких минут Саня на автомате излагает рецепт и методику приготовления своего напитка, а затем вытягивается и тупо пялится на начальство.

– Молодца, – цокает языком адмирал. – Порадовал. А почему он у тебя только старший матрос, а? – вопросительно косится на командира.

– Понял, Лев Алексеевич – с готовностью отвечает тот. – Сегодня же исправлю.

– А теперь садись старшина, с нами, – кивает адмирал на свободное кресло. – Вестовой, еще прибор и чаю!

Примерно через час, обласканного Саню отпускают, и он, все еще не веря, что пил чай с адмиралом и теперь старшина, в прострации лезет наверх, подышать свежим воздухом.

– Сань, ты чего? – спрашивает его один из дымящих у обреза на пирсе моряков.

– Дай, – протягивает руку кок и жадно сосет сигаретный бычок.

– Ты ж не куришь!? – удивляется кто-то.

– Это я от чувств, – приходит в себя Саня и рассказывает как пил чай с адмиралом.

– Ну, ты молодчик! – весело гогочут приятели. – С тебя причитается!

– Само собой, – расплывается в улыбке кок. – Завтра же и проставлюсь.

Внезапно его лицо меняется, Саня бледнеет и рысит к лодке.

– Да, забрало чумичку, – сплевывает в воду рыжий матрос. – Давно не видал, что б он так бегал.

Пролетев восьмиметровый тубус шахты и центральный пост, Абрамов метеором проносится по отсекам, скатывается по трапу и приникает ухом к запертой двери провизионки. За ней мертвая тишина.