Остап Вишня - Под парусом (сборник) Страница 7

Стоит замызганная лавчонка, а в ней сандалии, а над ней вывеска. Лев забрался в сандалию и рвет ее, несчастную, и зубами и лапами... А наверху написано:

_Разорвешь, а не распорешь!!_

А купите эти сандалии, наденете, пройдетесь разок по улице -- и льва не надо -- распорются и разорвутся вмиг...

Так чего же Ялта задается? Какая тому причина?

А вот какая:

-- Дада! Дай деньги! Много дай деньги! Кулай пошла! Катер пошла! Кулай Ялта пошла...

Вот в чем дело!

"Кулай" в Ялте можно... И можно "кулай" сколько душеньке угодно...

Такая уж у Ялты традиция...

"Кулай"!

Вот этим "кулай" и жила Ялта прежде, ныне, и присно, и во веки веков...

Особенно "прежде".

Слеталась туда вся "утомленная", "переутомленная", "истощенная", "недоедающая", "недопивающая" царская аристократически-бюрократически-помещичье-купеческая Россия и гуляла, отдыхала в гостиницах, в ресторациях, на яхтах, в авто, в фаэтонах от "трудов праведных", дробя зеркала, лапая наяд пудрокрашеных и устраивая "акварии" из рояля и коробки сардин при посредстве своей трипперно-диабетической мочи...

А музыка хрипела "Коль славен" и "На сопках Маньчжурии".

А покоренное крымское население таращило глаза на великодержавных культуртрегеров, подхватывало пьяных под жирную, кисло-вонючую "мышку" и развозило "блюющих и рыгающих" по "меблированным комнатам с видом на море"...

...А на набережной и на молу пахло дамским потом, пудрой, духами "Коти", шелестели шелка, прикрывая угреватые сине-зеленые с расширенными венами бедра, и летели брызги слюны на сморщенные, обложенные ватой дрябло-желтые "бюсты", облапанные и "отечественными саврасами" и покоренными смугло-горячими с блеском в карих глазах проводниками...

Называлось это:

"Ах, как мы в Крыму отдохнули!" . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ну, теперь Ялта, конечно, не та!

И взгляд на вас, на приезжих, не тот!

-- Куда ты, мол, годишься?! Вот раньше! Что с тебя теперь возьмешь?!

А в глазах у каждого туземца так и сквозит, так и скачет алчность...

И глаза эти гак и сверлят твой карман:

"Да стоит ли с тобой разговаривать? Сколько там у тебя есть?!"

А вы полагаете, что теперь в Ялте нет казино? Рулетки? Нет шмендефера?

Есть! Все это есть!

Сидит крупье, рулетка вертится, прыгает "шарик", счастливых отыскивая:

-- Прошу делать игру!

-- Игра сделана!

-- Двадцать три! Красная нечет! Вторая половина!

И мелькают длинные лопаточки, скользят по расчерченному столу, передвигают фишки к дрожащим рукам "счастливчиков" и "несчастливчиков"...

А на "открытой сцене" выламывается дева с кастаньетами...

Все это есть!

Да только...

-- Ах! Эти налоги! Они в гроб вгонят!.. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Не вгоняют, очевидно!

Плавают еще по набережной имени Ленина такие "экземпляры", что диву даешься, как их только выдерживает "Советская платформа"... Как у этой "платформы" буксы не горят, как оси не лопаются.

1924 ______________________________________________________________________

Туристы

-- А вы чем занимаетесь? Ваша профессия?

-- Собственно, доктор, ничем. Пишу. Сижу и пишу.

-- Сидите и пишете? Так! Видите ли, если вы ничего не делаете, а только беспрерывно сидите и пишете, от этого не то чтоб ваши легкие сильно портились, но просто часть их совсем не дышит. Экскурсия, как говорим мы, доктора, ваших легких не полна. Сидите согнувшись, всегда в одном положении. Ну и, сами понимаете, часть легких дышит как следует, на все сто, а часть сжата... А время идет... Целый год так просидите -- вот эта часть и отвыкает от работы, сморщивается, всякие там застойные явления... Как плуг, если им не пахать, ржавеет... Расправить, значит, надо... Это у нас здесь можно... Горы... Лучше всего для таких легких -- на гору да с горы... Тогда грудная клетка расширяется, легкие до отказа наполняются воздухом, расправляются до самого дальнего уголочка, кровь начинает правильно окисляться... Человек становится бодрым, веселым, розовым, молодым... Айда в горы! Молодцом станете!

-- Спасибо, доктор! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

...Айда в горы!

-- Куда это вы такой веселый?

-- В горы: легкие не так дышат. Экскурсия не полна! Застойные явления... Кровь не окисляется. Молодеть надо! Бодреть... Веселеть... Хорошеть... Какого черта сидим! Гулять, расправляться, сил набираться!.. Вот как!

-- Да ведь высоко...

-- Высоко? Нам, туристам, высоко? Нам, туристам, ничто не высоко. Нам, туристам, все низко. Высоко?!

Адью-с! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

А гора... гора. Как гора! "Кошкой" называется!

Бодро по скалам, крутыми тропками, с песнею вольной:

Здесь стоит гора,

Там стоит гора...

А меж гор крутых -

Алая заря...

И голос перекатывается, перекатывается, эхом... Гремит...

Так... саженей пять гремит...

Вверх! Вверх!

-- Фу-у-у! Хи-и... Здесь... стоит... гора...

А высоко, будь оно неладно!

-- И там стоит гора-а! Фу-у-у!

Сел!

Гляди! Нам, туристам, еще и далеко!

...А ну, бодрее! Легкие будут дышать вовсю, кровь окисляться!

Айда выше! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Ой, высоко там еще?

Сел!

...Фу-у-у! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

А ну вставай, турист!

О-о-о-х!

Вв-е-е-е-рх! Ну и далеко же еще вве-е-е-рх!

Сел! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

А ну-ка, вставай!

Сел! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

А ну...

Сел... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Сел... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Сел... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Сел... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Сижу... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Эй, люди добрые! Может, хоть одна христианская душа внизу найдется? Ловите меня, подхватывайте нас, туристов, а то проклятые ноги почему-то не хотят на горе держаться... Ох!

...Дррр!

...Пошли, господи, на пути пусть не кедр ливанский, так хоть нашу родную бузину, чтоб можно было за что-нибудь уцепиться, а то, ей-богу, и черепков не соберут...

...За сосну ухватился!

Ох! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

И лежал на ложе, как Иисус Христос, потому что ноги, как гвоздями пробитые!

Легкие расправишь -- ноги сведет... Ноги расправишь -- легкие сведет... . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Одним словом -- туристы!

1924 ______________________________________________________________________

Под парусом

Когда синее море отары белых баранов к скалистому берегу гонит, швыряет о берег скалистый, разбивает в белую, влажную пыль...

Когда синее море гневно, когда оно шумит и злится...

-- Поехали?

-- Отчего ж? Я, ей-богу, не боюсь! Только я никогда не ходил по морю под парусом... Не укачало бы!

-- А бывает, что и переворачиваются?

-- Что, уже труса празднуешь?

-- Я?! Чепуха! Едем... Ездят же рыбаки -- и веселы и здоровы! Чего там бояться? Едем! Пошли! А... сильно качает?..

-- А я так совсем не боюсь! Хоть и не ходила, а не боюсь! Только вот волнуется оно здорово?! А нельзя, чтоб под парусами и чтоб море было спокойное? Это бы, по-моему, лучше было!

-- Да и по-моему лучше... А чтоб бояться, так нет!.. Только ветер не чересчур сильный?

-- Садитесь, товарищи! Сейчас как рванем!

-- Товарищ Антон, не слишком качает?

-- Ничего! Давай назад!

Отчалили...

Везут нас старые рыбаки -- дядя Гриша, серогубый, седоусый, меднолицый дядя, который уже больше двадцати пяти лет на Черном море рыбачит, и Антон, его помощник, крепкий, подвижной, с татуировкой на груди, белесый, терпкий и соленый весь, как морская вода.

С ними двое "зеленых" -- молодые ребята, они еще только приучаются к тяготам рыбачьего труда на море. Один -- красивый, смуглый, стройный, с живыми карими глазами, а другой -- неуклюжий, с сонными рачьими буркалами, вздернутым к голубому небу носом, и мысли у него скрипучие, как немазаная татарская мажара [1].

-- Эх, и зеленый же! Поворачивайся, зануда!

Следует тяжкий вздох. Хриплый и соленый и такой многоэтажный, как зубчатый Ай-Петри... Во вздохе этом "печенки", "селезенки", "артерии", "вены", "предсердия", "желудочки" сплелись с морской "матерью" в самой "поднебесной канцелярии".

И вздох этот сопровождается жалостным и вместе с тем презрительным взглядом в сторону нашей спутницы.

-- "Дама! Низзя!"

А его так и распирает, выдержанного в морском рассоле Антона, и волчком вертит на лавке.

Зачем тут дама?!

Не было бы дамы -- выскочили бы все эти "печенки" и "селезенки" в сопровождении "матери" из души Антоновой, оттолкнулись бы и поскакали, подхваченные ветром, по морским барашкам, по всему Понтийскому морю...

И легче стало бы на душе у Антона, и не вертело бы его волчком на лавке. А так остались в распоряжении Антона лишь "зараза" с "занудой" да убийственное:

-- И-и-и!! Зеленый! И кто тебя сделал такого? . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

В руках у Антона руль и парус...

"Дя" Гриша сидит посреди лодки, сосет цигарку и всматривается в синюю даль, прищурив большие серые глаза...