Задохнуться можно - Вудхаус Пэлем Грэнвил Страница 7

– Да он кретин.

– Ничего подобного!

– Дорогая моя, – твердо сказал Галли, – если человек вам не доверяет, он кретин, и никто иной.

Глава V

Предположив, что бывший жених находится в «Трутнях», Сью не ошиблась. Назавтра, в начале первого, она позвонила туда с вокзала и услышала восторженный вой в духе гиены. Судя по словам, которые тоже были, Монти обрадовался призраку прошлого и посоветовал схватить такси. Сью послушалась: и теперь, в ресторане, за столиком, благодарила судьбу за мудрость. Без всяких сомнений, необработанный Монти поразил бы дорогого Ронни, как разрывной снаряд. И над коктейлем, и за семгой он только и восклицал: «А помнишь?» или «Помню, мы с тобой…»

Сью испугалась, что разговор будет трудный, но когда спутник ее благоговейно заморгал перед truite au bleu[2], она описала ситуацию и поняла по вдумчивым кивкам, что он, против ожидания, следит за ходом рассказа.

Расправившись с truite, он кивнул еще раз, показывая тем самым, что ему все ясно.

– Старушка, – воскликнул он, – все ясно! Собственно, Хьюго мне говорил…

– Ты его видел?

– Встретил в клубе. Все понял. Решил вести себя учтиво, но сдержанно.

– Значит, я зря приехала!

– Не скажи! У тебя как-то ярче выходит. Теперь я вижу, что сдержанной учтивости мало. Кто его знает, еще взорвется…

Сью немного подумала.

– Да, ты прав.

– Может, мы вообще не знакомы?

– Да, так лучше. – Сью нахмурилась. – Какая гадость!

– Ничего, ничего, я потерплю.

– Не в тебе дело. Ронни обманывать противно.

– Привыкай. Секрет семейного счастья. А вот глупо – это да. Мы же с тобой так дружим! Помнишь…

– Нет, не помню. Забудь и ты. Ради Бога, Монти, оставь эти сантименты!

– Хорошо, хорошо.

– Я не хочу, чтобы Ронни сердился.

– Конечно, конечно.

– Значит, следи за собой.

– Ладно, ладно. Не подведу.

– Спасибо, милый! А, что?

Как раз в этот миг официант поднес к ним серебряное блюдо и поднял крышку, словно ловкий фокусник. Монти с должной серьезностью посмотрел, что там лежит.

– Ничего, – сказал он, когда официант удалился. – Вот ты говоришь: «милый». Я вспомнил…

– Ради Бо-о-ога!

– Хорошо. Ладно. Странная штука – жизнь. Какая-то такая… странная.

– Не без того.

– Вот, возьми нас с тобой. Сидим едим, прямо как тогда, только ты мечтаешь о Ронни, а я – о Гертруде Баттервик.

– Что?

– Баттервик. Банан, ананас, тюльпан, тюльпан…

– Спасибо, я расслышала. Ты женишься?

– Как бы тебе сказать?.. И да и нет. Прохожу проверку.

– Она никак не решит?

– Что ты, она решила! Она меня жутко любит, прямо ужас. Но есть скрытые пружины.

– Прости?

– Такое выражение. Сама понимаешь, пружины. Кстати, почему пружины? Может, причины? Вроде бы нет… В общем, все сложней, чем кажется.

– Нет, выражение я знаю. В чем дело у тебя?

– В папаше. В Дж. Дж. Баттервике. «Баттервик, Прайс и Мандельбаум, экспорт-импорт».

Монти с чувством проглотил картофелину. Сью умилилась. Да, конечно, слава Богу, что она за него не вышла, но так… словом, умилилась.

– Бедненький! – воскликнула она. – Ты ему не нравишься?

– Я бы не сказал… Иногда он со мной здоровается. Один раз чуть не предложил сигару. Не в том суть. Понимаешь, экспорт-импорт действует на психику. Ему почему-то кажется, что я бездельник. Прямо так и спросил: «Чем вы зарабатываете себе на жизнь?»

– Как грубо!

– Я и говорю. Дал мне испытательный срок. Надо целый год где-нибудь проработать.

– Ужас какой!

– Вот именно, ужас. Сперва я не поверил, что это всерьез. Потом поскакал к Гертруде, предложил бежать. И что же ты думаешь? Не согласилась! Послушная дочь, ах ты Господи! Вот оно, буржуазное воспитание. Чего ты хочешь? Средний класс, так его так, становой хребет империи. В общем, не бежит. Ну, я попросил дядю Грегори устроить меня в «Мамонт», есть у них детский журнальчик. Хорошо, работаю – а тут редактор уехал. Я без него немного ошибся. В общем, два дня назад меня выгнали. Начинаю заново.

– Понятно… А я уж испугалась, что ты разорился.

– Ну что ты! Все деньги при мне. Деньги! – Монти взмахнул рукой, заехав лакею в манишку. – Это сор! Мало того, это тлен! Золото гномов. Никакие деньги ни на шаг не приблизят меня к Гертруде.

– Она хорошая девушка?

– Ангел. Какой может быть разговор! Ангел самого высшего типа.

– Поверь, все у вас уладится.

– Спасибо, старушка. А вот ты скажи, – Монти немного смутился, – продержусь я год? Секретарей редко выгоняют.

– Хью и то продержался. Сам уходит. Как ты со свиньями?

– Со свиньями?

– Понимаешь, лорд Эмсворт…

– А, да, помню. Сбесился на свинье. Советуешь ее обхаживать? Это можно. Попробуем. – Он широко улыбнулся и от полноты чувств погладил ей руку через столик. – Ты меня подбодрила, старушка. Помню… Ладно, ладно! Хороший у тебя характер, всегда ты видишь лучшую сторону. Действительно, Хьюго продержался, кто ж не продержится? Тем более если заняться свиньей. В общем, через год женюсь. Ты к тому времени будешь давно замужем. Когда вы скачете с вышки?

– Если лорд Эмсворт даст деньги, Ронни купит долю в автомобильной фирме.

– Как семья, не против?

– Ну, леди Констанс – не в восторге.

– Донесли, что ты из шоу?

– Да, не без того.

– Ясно. Сдалась она?

– Сдалась.

– Значит, все в порядке.

– Вроде бы да. А все-таки… Монти, у тебя бывают предчувствия?

– Было одно недавно. Когда Тилбери взял меня за шкирку и понес к выходу.

– Вот и у меня. Я говорила Ронни, а он не верит. Говорит, я пессимистка.

– Какие слова знает! Сильная личность.

– А его мама? Она тоже сильная?

Монти почесал подбородок.

– Ты ее не видела?

– Нет. Она в Биаррице.

– Скоро приедет?

– Да, кажется.

– Спешит, а?

– М-дэ…

– Ну почему же!

– М-дэ…

– Ради Бога, что ты заладил «М-дэ»? Она очень страшная?

Монти почесал скулу.

– Как тебе сказать… Вообще-то хорошая тетка.

– Вот и Ронни так говорит.

– Свой парень. Такая, знаешь, в духе Дианы. Охотится, улыбается, угощает селян. А вообще, кто ее разберет. Я ее боялся больше, чем леди Констанс.

– Почему?

– Не знаю. Боялся, и все тут. Да плюнь, ничего не будет. Может, она сейчас распевает: «О ты, волшебница любовь!» Пошли, мне пора. Мой поезд в 2.45.

– Что?

– Без четверти три.

– В Бландинг?

– А то куда же?

– Так ведь и я им еду.

– Очень хорошо. Поедем вместе.

– Нам нельзя вместе ехать.

– Почему? Посидим, поболтаем, а выйдем – и не знакомы. Все ж веселей.

Сью вспомнила, как скучно ехать одной, и кивнула:

– Ну хорошо.

– Может, заскочим ко мне? Возьму вещи.

– И опоздаешь на поезд. Нет, спасибо. Скачи, если хочешь, я буду на вокзале.

– Я бы тебе показал ее фотографии. Шестнадцать штук!

– Опишешь по дороге.

– Ладно. Любезный, счет!

Когда стрелки вокзальных часов показывали 2.40, леди Джулия двигалась сквозь толпу, усиливая впечатление тем, что вокруг нее, словно спутники вокруг Солнца, крутились горничная, два носильщика и юный предприниматель, решивший, что ей нужны апельсины или конфеты.

К этому, как всегда, она относилась с благодушным презрением. Другие бежали, она – гуляла. Дозволив носильщику открыть пустое купе и сложить там сумки, книги, журналы, она расплатилась, отпустила горничную, села поудобней и стала безмятежно разглядывать вокзальную суету.

Церемония отправки набрала полную силу. Носильщики бегали туда и сюда, стрелочники взмахивали зеленым флажком, платформа звенела под ногами опоздавших, и поезд уже дрогнул, когда дверь распахнулась, а на леди Джулию едва не упало что-то шестиногое. Кое-как удержавшись, оно плюхнулось напротив и оказалось молодым человеком типа «хлыщ», в котором она узнала Монти Бодкина, неоднократно посещавшего дом ее предков.