Феликс Вибе - Урал улыбается Страница 8

Мнется Заваркин, глаза отводит.

— Да вот, понимаешь… Переводят меня в баклажанский филиал…

Я сперва-то не понял.

— Ну и что? — спрашиваю.

— А то, что коли уж суждено в Баклажанске жить, так не белой же вороной. И мыслить и чувствовать надо по-баклажански…

Тут только до меня доехало.

— Та-ак… — говорю. — Ясно теперь… Что ж, счастливо обаклажаниваться. Черт с тобой, болей за своих Ручищевых, охай, сколько влезет. Только пока с квартиры не съехал, — «гол» кричать не советую. Потому как за себя не ручаюсь. Вплоть до применения силового приема под горячую руку.

Повернулся я, а Заваркин душевно так похлопывает меня по позвоночнику и информирует на ухо:

— Тебя, слышь, тоже в Баклажанск наметили… С повышением. Вторым замзавом… Сам вчера видел проект приказа…

Оглянулся, вижу — не врет.

— Ничего удивительного, — говорю. — Давно уж пора бы заметить мое старание. А в Баклажанске, что ж, тоже люди живут. И в хоккей играть умеют. Вон как Ручищев этого охломона Треугольникова к бортику приложил — пальчики оближешь. И правильно: не путайся под ногами!..

Борис Сенкевич

Юморист и сатирик, составитель поездов треста «Магнитострой». Есть надежда, что из публикаций в различных газетах и журналах составит собственный сборник эпиграмм.

В семь потов синтезируя мнения,

Мы даем стихотворцу совет:

Подработать

концовку творения,

Где еще

и начала-то нет…

— Поставил на прорыв прибывших к нам ребят?

— Еще б…

Проверили. Действительно: стоят…

Над мелочью трястись считал усопший правилом,

И всем внушил он страх в довольно емкой мере…

И вдруг — на камне гробовом — ошибка!

Вмиг исправил!

И рядом высекли: «Исправленному верить!»

Владимир Васильев

Коренной свердловчанин. Прославил свою родную лесоторговую базу посредством рисунков через газеты и журналы. Приятно сознавать, что база снабжает человека и духовными ценностями.

Владимир Огнев

Писатель из Кургана. Окончил ремесленное училище, работал токарем, фрезеровщиком, помощником мастера, редактором Южно-Уральского книжного издательства. Член Союза писателей СССР. И при всем этом смотрит на жизнь с юмором.

Слева — могучий сосновый бор, справа — чуть тронутые багрянцем березовые рощи, перемежаемые веселыми полянками, впереди — матово-серебристая река, по берегу которой протянулся широкий песчаный пляж… Завороженный красотой, я остановился у белого, окруженного цветами, корпуса здравницы. Солнце склонялось к горизонту. Нежно-алые полосы на закате предвещали прекрасную погоду на завтра.

— Впервые сюда? — спросил мужчина, приехавший тем же, что и я, автобусом и теперь остановившийся рядом. Он поставил на дорожку два объемистых чемодана и скептически, как мне показалось, глянул на мой багаж, состоявший из «дипломата» и легкой пластиковой сумочки.

— Да, — ответил я. — Впервые. И знаете, мне здесь нравится.

— Гришин, — представился незнакомец, — Иван Петрович.

Я назвал себя и предложил идти устраиваться.

В уютной палате на двоих, куда нас проводила симпатичная сестра-хозяйка, было сумеречно: в люстре горела только одна лампочка, свеч этак на двадцать пять, в прихожей света вообще не было.

— Жаль, что не удастся почитать вечером, — сказал я, опускаясь в кресло. — Темновато.

Иван Петрович усмехнулся, открыл один из своих чемоданов и на свет появились четыре электролампочки. Вскоре наша люстра засверкала веселыми огнями, ожил и засветился зиявший до того пустым патроном длинноногий торшер.

— Однако, вы предусмотрительны, — удивленно протянул я.

— Опыт, — кратко ответил Иван Петрович. — А сейчас посмотрим, как обстоят дела с душем.

В туалетной было все необходимое. Правда, вместо душа из крана-смесителя торчала деревянная затычка, а вешалка для полотенец, не удержавшись на хилом гвозде, перекочевала в угол, за водопроводные трубы.

С той же загадочной усмешкой Иван Петрович извлек из чемодана блестящую чешуйчатую змею с леечным раструбом на конце, гаечный ключ, паклю, молоток, отвертку и набор гвоздей и шурупов. Сон после освежающего душа был легким и приятным…

Утром я с огорчением обнаружил, что у нас, как, впрочем, и почти во всех «номерах» гостиниц и здравниц, единственная розетка электросети находится в углу, наиболее удаленном от зеркала. Почему? Раньше я думал, что архитекторы, строители и люди, расставляющие в помещениях мебель, просто отстали технически, не знают о существовании электробритв. Теперь понял — все они надеются на дядю Ваню. Ибо едва я стал пристраиваться на коленях к стулу, чтобы дотянулся шнур к розетке, Иван Петрович решительно поднял меня на ноги. Сначала он заменил розетку, которая оказалась сломанной, а затем предложил мне вынутый все из тех же необъятных чемоданов удлинитель с тройником. Побрился я с комфортом, мешала лишь легкая дрожь в руках — от восхищения соседом и удивления перед его предусмотрительностью…

Вскоре слава Ивана Петровича перешагнула пределы нашей комнаты. Это он, направляясь на пляж, предусмотрительно захватил с собой куски фанеры, гвозди, молоток; прибил вешалки и заколотил дыры в ветхих кабинах для переодевания. За это благодарные отдыхающие закрепили за нами лучшие лежаки.

Это он отремонтировал титан в коридоре и уже не только мы, но и все окружающие могли при желании побаловаться чайком дома. Говорю «не только мы» потому, что мы-то могли позволить себе это и раньше, так как в чемоданах Ивана Петровича, конечно же, нашлись и дорожный кипятильник, и чайник, и премиленькие чашечки, заменившие одиноко стоявший на столе давно треснувший стакан.

Авторитет Ивана Петровича рос не по дням, а по часам, он стал королем дома отдыха. И удар по нему нанесла отнюдь не администрация. Напротив, администрация шла ему навстречу: после того, как он подновил яркими красками единственную шахматную доску, культработник принес новенький комплект фигур, выбросив старые, основательно разбитые, на свалку.

Иван Петрович был избран любителями этой замечательной игры почетным председателем клуба и нам предоставили право играть вне очереди. А поздним темным вечером неизвестный злоумышленник похитил… черного короля. Наутро игра не состоялась. Авторитет председателя клуба сразу упал до нуля — запасного черного короля в его чемоданах на оказалось..

Словно цунами, сметая надежды, планы и спокойствие граждан, пронеслась по дому страшная весть: Коляша Четвертинкин, сын Степана Николаевича, решил жениться.

По утрам в подъездах и у контейнеров для мусора, возле булочной и просто во дворе вспыхивали короткие стихийные митинги жильцов. В дневное время в квартирах собирались экстренные совещания пенсионеров. Кипели страсти.

— Ах, он же еще совсем мальчик! — прижимая руки к груди, стонала Анна Семеновна.

— Молодые люди должны лучше узнать друг друга. Наша задача — убедить Коляшу подождать полгодика! — тряся бородкой, твердил Аристарх Диомидович.

— Я лично не против ранних браков. Я лично против ранних разводов. А будет ли крепким брак, заключенный в декабре? — поднимая палец, вопрошал Евгений Сергеевич.

— Да, да! — поддерживал его Михаил Осипович. — В случае раннего развода депрессивное состояние у членов семьи Четвертинкиных может продлиться дольше, чем свадебное торжество. А это подорвет их здоровье.

— Сожительницы и сожители! Бросим все силы на борьбу за перенос свадьбы на май месяц! — восклицал Петр Иванович.

Борьба началась. Четвертинкиных уговаривали, упрашивали, умоляли. Аргументированно убеждали. Клятвенно заверяли, что в мае весь дом с радостью примет участие в организации торжества.

А Степан Николаевич и Коляша тем временем продолжали активно готовиться к знаменательному событию. Удрученные жильцы все чаще встречали их во дворе с сумками и авоськами, в которых зазывно позвякивали полулитровые стеклянные емкости. Сама Четвертинкина отправилась в деревню, — организовывать закуски и приглашать родню.

Катастрофа неизбежна, она неумолимо надвигается. Что будет? Что станется с квартиросъемщиками, если в сорокаградусные морозы оба кочегара котельной снова неделю будут гулять на свадьбе и декаду переживать развод?