Константин Мелихан - Правдивые истории сивой кобылы Страница 8

А потом пошли за ней. Козел все над ним шутил, обращаясь к ней, а он делал вид, что улыбался. Он тогда терпел козловские штучки, чтобы ей понравиться. Козел-то его по всем пунктам перекрывал, а он мог нанести удар только скромностью.

Но потом ему жутко повезло: она легла в больницу. А по больницам Козел не ходок.

И он стал ходить к ней уже без Козла. Он даже скрывал от Козла - какая больница. Ну, а в больнице любой понравится. Там же тоска. Щами пахнет. Хлоркой. Кроме родителей, к ней никто не приходил. Была один раз подруга, никому не нужная, с лимонами. А он каждый день ее навещал. Методично. Этим ее и пробил. Золотое было время! Весенний больничный сад. Листьями пахнет сырыми прошлогодними. Поцелуи на скамейке, за колоннами и сквозь ограду. И все еще впереди!

После выписки они поехали не к ней домой, а сразу к нему.

Но любовь была короткая. По неопытности. Он на ней, может быть, и женился, если бы не ее мать, которая позвонила через два месяца его матери и сказала в трубку:

- Если ваш, извиняюсь, поганец, еще раз встретится с моей дочерью, я его чем-нибудь убью!

А на другой день Ларочка сама к нему приехала, вся в слезах, наскандалила и взяла пятьдесят рублей на операцию у честного специалиста.

Потом вышла замуж. Родила какого-то ребенка. Причем от мужа. А с ним встречаться больше не захотела, только звонила ему, когда мужа не было дома, поздравляла с главными советскими праздниками, всегда первая. Вероятно, это особый тип людей: им стыдно, если они не всех знакомых поздравили с праздником.

Все это пронеслось у него в голове за одну секунду. Наверно, три тысячи лет назад времени бы на это понадобилось во много раз больше. Но принцип мышления остался тот же - линейность. Все по порядку. Слева причина. Справа - следствие. И чувство еще пока линейно, и время, и движение в пространстве. Мы еще не умеем мгновенно схватывать весь опыт, всю историю, все жизни. Одним взглядом, как картину в раме. Мы еще живем, как бы читая книгу. Мгновение и вечность - для нас еще не одно и то же. Мы еще не можем слиться со всеми людьми, со всем миром. Хотя тайно от себя к этому стремимся. Вот оно - счастье! Новый вид соединения времени и пространства, духа и материи. Постоянное счастье. Может, космическая пыль - это оно и есть? А потом катастрофа - и все с начала, с нуля, с очень одиноких клеточек.

Это он подумал параллельно мысли о Ларчике, когда пошел о ней думать по второму кругу.

Но почему же Ларчик? Подписи-то нет. Он покрутил в руках телеграмму. Буквы плохо пропечатались, но конец слова можно было разобрать: "...нск".

Ну, конечно же, Зареченск! Надя. Или, как она себя называла, Надежда. Это звучало очень сильно: "Твоя Надежда".

Ей было столько же лет, сколько и ему, но он чувствовал себя намного старше. Год, прожитый в Ленинграде, равняется пяти, прожитым в Зареченске.

Он ей сразу сказал, что у него хорошие связи с "Ленфильмом" и он может устроить ее туда на работу. Вообще-то он и сам верил, что у него есть связи с "Ленфильмом", но все же не такие хорошие, чтобы кого-то туда устраивать. Он сказал это нарочито небрежно, буднично, словно каждый день устраивал народ на "Ленфильм".

- Ну, об этом после, после, - сказала она, тоже небрежно.

Видно было, что такая перспектива ее обрадовала, но она захотела отложить разговор об этом на десерт, а также не хотела акцентировать на этом его внимание, чтобы он не подумал, что она полюбила его только за то, что он может устроить ее на "Ленфильм".

В этот момент он почувствовал, что любые его слова и дела будут ей нравиться.

С мужчин надо требовать выполнения обещаний до первой любовной ночи. Ночь остужает голову. Утро всегда холоднее вечера. Он разочаровался в ней, хотя она и старалась ему понравиться. Это его особенно раздражало: он подумал, что вряд ли она прикладывала бы такие старания, будь она его женой, или живи она в Ленинграде, или работай она директором "Ленфильма". Когда перед нами обнажается истина, мы обманываем того, кто ее от нас прятал.

Он особенно и не скрывал к ней своего охлаждения: зачем затягивать обман? Но она поначалу не догадывалась об этом. Или не хотела догадываться. Она уже активно приучала к себе его одежду, мебель, посуду. А может, это и не от нее? Может, от жены?

Они играли в народном театре.

Сначала он на нее не обращал никакого внимания. Да и она, как выяснилось позже, тоже не видела в нем героя своего романа.

Путь от театра до Дворца бракосочетания занял чуть больше месяца.

Он все сомневался, даже в день свадьбы, стоит ли ему на ней жениться и стоит ли ему жениться вообще? Из парикмахерской он вышел, игнорируя мороз, с непокрытой головой, как на похоронах, держа шапку в руке, чтобы не помять прическу.

А в доме невесты уже был переполох. Свадебная "Волга" и автобус с гостями уже раздували ноздри, а жениха все не было.

Шел он медленно, зная, что без него вряд ли начнут. Какая свадьба без жениха? Может свернуть? - думал он, скрипя уже не девственным снегом.

В машине на пути ко Дворцу его затошнило. Водитель остановился - и он вышел продышаться. Судьба давала ему еще один шанс улизнуть.

На свадьбе он впервые напился. Сквозь бокал вина мир кажется добрей, красивей, правдивей и богаче. Он полез обнимать подругу своей жены, когда жена вышла. О чем ей моментально было доложено свидетелями.

На глазах у всех она залепила ему пощечину и швырнула на стол свое обручальное кольцо.

- Милые бранятся - только тешатся! - сказал ее отец и предложил гостям выпить за здоровье родителей невесты.

Жили они с первой женой, так же, как потом и со второй, порознь, каждый в своем доме. Встречались раз в неделю. Прощаясь, говорили:

- Созвунимся. Или созвонимся.

А потом они стали встречаться реже, потому что она переехала в Москву.

Детей у них могло быть двое. (Так же, как и со второй женой).

Первого не хотели оба: он - потому, что не хотел вообще, а она - потому, что не хотел он. А еще потому, что чувствовала непрочность их связи. Да еще институт не был закончен.

Второго не хотел только он. Но когда пришло письмо, в котором сообщалось, что сынок все-таки будет, он плюнул: а, пусть! Но судьба и на этот раз оказалась к нему благосклонной. Слухи о зачатии его ребенка оказались немного преувеличены.

С каждым годом они встречались все реже и реже. Раз в год. Раз в два. Потом - развод. Развод был плавным и естественным, как превращение кипятка, которым заливают хоккейную площадку в лед.

Они встречались и после развода. И даже после его второй женитьбы. Сначала он изменял первой жене с будущей, а потом - второй с бывшей.

Тут раздался телефонный звонок. Он снял трубку. Женский голос спросил:

- Вы меня узнали?

- Конечно, узнал, - сказал он.

- А вот и нет! Не узнали.

- А вот и да! Вот узнал.

- Кто же я?

- Вы - абонент! Женского пола.

- О, у вас тонкое чувство юмора.

Он подумал, что сказал не то, что она сейчас обидится и повесит трубку. Надо было тянуть время.

- А вы откуда звоните?

- С улицы. По телефону. Вы меня ждете?

- Да, жду! - воскликнул он. Чуть было не сказал: "Жду всегда и всех". - Только что получил от вас телеграмму.

- Какую телеграмму?

Он опять напугался, что сказал не то.

- Да тут какая-то телеграмма. Черт знает, от кого. - Ах, да телеграмма! Это я послала. Так вы ждете или нет?

- Да, да! Жду! - закричал он.

- Сегодня... - услышал он, и пошли короткие гудки. Он повесил трубку и взглянул в зеркало, висящее рядом.

Еще вчера я сильным был, Вино с приятелями пил, И смерть была мне не страшна Еще вчера.

Он вымылся, побрился, надел чистую рубашку, новый галстук, костюм и стал ждать.

Почему она называла его на "вы"? Или это новая знакомая, которую он плохо знает (когда-то дал в попыхах телефон), или очень старая, которую он хорошо забыл. Может, она так играет?

Это была у него такая Мила. Игрунья. Любительница телефонных шуток.

- Это из суда звонят. К нам пришел исполнительный лист. Почему вы не платите алименты за внебрачного ребенка пяти лет? Вам необходимо уплатить... Ха-ха-ха!

И дальше переходит на нормальный голос.

Но это еще так, юмор Бонифация.

Самое страшное - когда они тебе звонят: "Нам надо срочно встретиться". - "Зачем?" - "Это не телефонный разговор". - "Ну, приезжай". "Нет, давай встретимся где-нибудь в центре".

В такие минуты у него внутри что-нибудь обрывалось. Но внешне он сохранял олимпийское спокойствие:"В центре тебя?". Или: "Не делай глупостей". - "А что делать?" - "Ты же не маленькая..." Иногда он говорил: "С ней пошутили, а она и надулась! "

Впрочем - не будем об обратной стороне любви. Кого же он сейчас ждет?

Может, это - Лодыгина? Палач в постели. Сначала пытка голодом, а потом перееданием. В итоге сама же оказывается жертвой.

А может, - Илона? Как обои - красивая только с одной стороны. Глаза газели и позвоночник бронтозавра.

Или - Зелинская? Грубая в жизни, но не позволяющая грубостей в любви.