Алексей Розенберг - Куншт-камера. Зал первый Страница 8

Она снова стукнула свой стакан о стакан Бочкина и махом его осушила. Бочкин выдохнул, насколько смог, крепко зажмурился, и стал поглощать обжигающую жидкость маленькими глоточками. Осилив пол стакана, Бочкин почувствовал, что его сейчас же вывернет. Ухвативши обеими руками себя за рот, он пулей вылетел из гостиной. Мария Петровна усмехнулась, смачно харкнула на пол и, затушив папироску о скатерть, осушила остатки водки прямо из горла. Затем протяжно и звучно рыгнула, хрустнула шеей и налила в стакан красное вино.

– Что-то измельчал нынче мужик. Только и хватает, что языком трепать, а как до дела… Пойти глянуть, что ль, а то как бы не загнулся с непривычки-то…

Выпив вино, Мария Петровна, вздохнула, поднялась было, чтобы направиться в ванную комнату, откуда доносились не совсем аппетитные звуки, но передумала и снова уселась на стул.

– А, да черт с ним. Выживет. Ничего. Я его воспитаю. Я из этого Бочкина такого мужика сделаю, что все бабы обзавидуются. Только бы раньше времени не загнулся…

Икота

Свистунов, откушавши дешевого портвейну, валялся теперь в непотребном виде посреди грязной кухни и отчаянно икал.

А супруга Свистунова, откушавши дешевого коробочного вина, валялась на полу в грязной спальне. Также в непотребном виде и отчаянно икая.

А дети Свистуновых, в количестве восьми штук, откушавши какой-то гадости найденной на улице, валялись на полу в грязной гостиной и отчаянно икали.

Припершийся из любопытства участковый, зачем-то откушал из кастрюльки подозрительного супа, и теперь валялся в непотребном виде в грязной уборной и отчаянно икал.

Дворник Тихон, зашедший стрельнуть трёшку до получки, узрел всю эту икающую братию, смел их метлою на совок и снес на помойку. За ненадобностью.

После чего поперся занимать трёшник к Свищевым, из квартиры которых тоже доносилась икота.

Напугал

Олег Захарович откушал на завтрак бутерброд с колбасою и сыром под чашечку кофею.

Вот так: чинно благородно – оттопыривши мизинцы, выкушал кофей и мелкий бутербродец.

Анна Серафимовна, супруга Олега Захаровича, даже глазам своим не поверила, увидевши это дело. А Олег Захарович, увидевши такое удивление супруги, сделал лицо необычайно важным и обтер губы салфеткой, отчего Анна Серафимовна не поверила глазам вторично, и плюхнулась на табурет.

И тут Олег Захарович не выдержал и, дико расхохотавшись, отчаянно рыгнул, сплюнул на пол, обтер рожу рукавом, икнул, вынул из-под стола банку с брагой, смачно приложился, опять рыгнул, и, обтершись рукавом, закурил папиросу и весело взглянул на супругу.

И тут Анна Серафимовна облегченно выдохнула, погрозила Олегу Захаровичу пальцем, и, весело насвистывая, ушла по своим делам.

Дружная семья

Братьев-близнецов Етишкиных было ровно восемь человек. А именно: Сергей Михайлович, Эдуард Петрович, Михаил Евгеньевич, Павел Семенович, Валентин Григорьевич, Андрей Эдуардович, Семен Олегович и Алевтина Прокофьевна. И этот факт несколько тревожил их маму Галатею Изольдовну Разгуляеву и папу Елизара Агафоновича Раздолбаева.

А в целом, семья, конечно, была очень дружная.

Бубновый туз

Дмитрию Петровичу снилось, будто он никакой не Дмитрий Петрович, а натурально бубновый туз, спрятанный в рукаве у шулера. А поскольку по жизни Дмитрий Петрович слыл очень порядочным и честным человеком, то совершенно неудивительно, что такое положение вещей вызывало в нем возмущение.

Не желая участвовать в карточной афере, Дмитрий Петрович изловчился и в самый неподходящий момент вывалился из рукава шулера, за что шулер был нещадно бит различными тяжелыми предметами. А напоследок, шулера заставили сожрать Дмитрия Петровича. То есть, конечно, не самого Дмитрия Петровича, а его проекцию в бубновом тузе. Что шулер и сделал, отрывая от карты по кусочку и тщательно разжевывая.

При этом сам Дмитрий Петрович, который натуральный, почувствовал себя крайне неприятно – будто бы его действительно едят. И открывши глаза обнаружил, что его ухо задумчиво жует дог Арчибальд, который каждое утро таким образом намекал, что пора вставать и отправляться на прогулку.

Будильник

Петр Аркадьевич, не открывая глаз, шарил рукой по прикроватной тумбочке в поисках оглушительно звенящего будильника, который, судя по всему, достаточно ловко уворачивался или прикидывался посторонними вещами, так что Петру Аркадьевичу волей-неволей все-таки пришлось открыть глаза.

– Подлец! – сказал он мгновенно обнаруженному будильнику, искусно притаившемуся за стаканом с водой. – Изверг! Да поржавеют твои шестеренки!

Тяжело вздохнув, Петр Аркадьевич перевел стрелку звонка на пятнадцать минут вперед, подкрутил завод и, открывши тумбочку, достал из нее початую бутылку коньяку и мерный стакан. Начислив ровно сто семьдесят три миллилитра, залпом выпил, убрал все обратно, откинулся на подушку и снова уснул.

Спустя пятнадцать минут будильник зазвонил вновь.

– Скотина! – сказал Петр Аркадьевич будильнику, переводя стрелку звонка еще на десять минут вперед. – Да полопаются твои пружины!

Тяжело вздохнув, он поставил будильник на тумбочку, и принял очередные сто семьдесят три миллилитра коньяку, после чего снова улегся.

Через десять минут история повторилась. Потом еще раз. И еще. А потом Петр Аркадьевич решил, что уже достаточно пьян, чтобы никуда не ходить, и более не включая звонка, засунул будильник под подушку и, поплотнее укутавшись одеялом, с довольной улыбкой на лице погрузился в крепкий сон.

Обычные будни

Дмитрий Лукич, выкушавши графинчик водочки, под маринованный грибок да огненный борщик, пребывал теперь в состоянии душевной гармонии и, возлежа в гостиной на топчанчике, ковырял в зубе отверткой, мурлыкал легкомысленный романс и размышлял о женщинах.

А в то же самое время, с холма Верхний Сопель, пробиваясь сквозь сугробы, доходящие до плеч, спускался древний Кука.

С его косматых бровей свисали исполинские сосульки, путающиеся под ногами, и затрудняющие и без того тяжелый спуск.

Периодически Кука делал остановку, обкусывал сосульки в три приема и, издавши чудовищный рык отчаяния и тоски, продолжал свой путь.

В то же самое время, в небе над Кологривом появился парашютист на оранжевом парашюте.

С земли, если пристально всматриваться, можно было различить, что парашютист имеет неприятные зеленоватые черты лица, отчаянно плюется и нехорошо выражается, так что местные кологривские мужики с нетерпением ожидали его приземления.

Но приземлиться парашютист не смог, так как сильнейший порыв ветра унес его в неизвестном направлении.

А еще, в то же самое время, некая гражданка Втюхина пришла в гости к некоему гражданину Козырь-Тузову, и они…

Впрочем, это уже другая история. И она вряд ли вас заинтересует.

Бумеранг

– Знаете, Елизавета Павловна, мне тут с оказией чудную вещицу доставили. Прямо из Африки. Мой старый приятель изучает в тамошних местах какие-то дикие племена, и вот прислал мне этот подарок. Называется – бумеранг.

– И чего же в нем такого чудесного, Павел Игнатьевич? Палка – как палка. Кривая только. Она, поди, и в печку-то не влезет.

– В печку? Скажете тоже, Елизавета Павловна! Это ведь самое что ни на есть настоящее оружие диких африканцев!

– Да ну вас, Павел Игнатьевич! Оружие… Для детей разве: можно ружье изображать или большой пистолет.

– Зря смеетесь, Елизавета Павловна! Это, конечно, не ружье и даже не пистолет, но оружие не менее опасное! И, кроме того, совершенно бесшумное!

– Конечно – какой же тут шум от деревяшки? Разве только по кумполу кому-нибудь приложить. Да и то, шум от хозяина кумпола приключится.

– Вот тут вы правы, Елизавета Павловна! Именно, что приложить! Но приложить находясь на приличном расстоянии: дикарь прячется в засаде и поджидает, когда его жертва покажется на горизонте. И как только она появляется, дикарь кидает в него бумеранг!

– Тю! Чем кривую палку кидать – уж лучше камнем, оно надежнее! Как приложит, так приложит.

– Ну, Елизавета Павловна, во-первых, камень так далеко не добросишь, а во-вторых, в отличие от бумеранга, камней не напасешься.

– А что, у них там эти деревяшки под ногами валяются?

– Под ногами они, конечно, не валяются, но обладают замечательным свойством: если бумеранг не попал в жертву, то он возвращается обратно к хозяину! Представляете?

– Ох, и заливать вы, Павел Игнатьевич! Да где это видано, чтобы палка обратно возвращалась? Разве что в руке того, в кого попала! Брешете вы все, Павел Игнатьевич, как воду пьете! Чего только не насочиняете, чтобы меня соблазнить! Но только уж не надо меня за дуру деревенскую держать! Это оскорбительно, в конце концов! Я уж лучше к Тюлеву пойду – ему тоже с оказией кой чего прислали. Из Парижу. И он обещал эти духи мне сосватать, коли приду. Так что сидите тут со своей палкой и поджидайте дур неученых. Прощайте!