Святослав Спасский - Мы для нас Страница 8

— Я... — сказал Миша.

— Постой! — перебил Михеев. — Выходит, ты сожалеешь, что рассказ не можешь напечатать. Так в чем же дело? Сожалеешь — ну и напечатай. И не будешь сожалеть.

— Сожалею, что плохой рассказ.

— Значит, сожалеешь, что не можешь напечатать мой плохой рассказ. Не в твоей воле. Напечатал бы, да редактор не позволит. Так чего ж тебя здесь держат, ежели ты плохие рассказы готов печатать? Нет, тебе тут не место. Пойду к твоему начальству. Это дело серьезное. Сожалеет он, видите ли...

Старик встал и цепко схватился за посох. Миша затрепетал, лицо его покрылось мертвенной бледностью.

— Товарищ Михеев, — сказал он. — Вы извините. Я ведь только еще стажируюсь... Я, как бы сказать, на испытательном сроке. Не ходите к начальству, а? Я очень сожалею...

— Опять сожалеешь? — закричал старик и бешено стукнул посохом.

«Иван Грозный, — смятенно подумал Миша. — Репин. Иван Грозный и сын его Михаил».

— Ну, гляди! — со значением произнес Михеев. — Будь здоров, жалельщик!

А через неделю Мишу вызвал главный редактор.

— Да, товарищ Богатырев, — страдальчески сказал он. — Жалуются на вас авторы, обижаются. И правда ведь, нехорошо получается.

Он придвинул к себе пачку писем.

— «Ваш рассказ, к счастью, опубликовать не можем», — процитировал он. — Или вот: «Рады сообщить, что Ваши стихи слабые, непрофессиональные»... Кто вас учил так отвечать авторам?

— Иван Грозный, — буркнул Миша.

— Кто-кто?

— Да нет, никто, собственно, — поправился Миша. — Сам я.

Редактор встал.

— В таком случае, к сожалению, мы должны с вами расстаться. Не подходите вы нам.

«А если сожалеете, так зачем же расставаться?» — подумал Миша.

Но он ничего не сказал и только грустно посмотрел в окно.

Косые ласковые лучи заходящего солнца золотили верхушки деревьев.

Пойман при попытке

Легко и спокойно Роман Антонович оделял таксистов и официантов чаевыми, совал трешки сантехникам, начислял законный процент спекулянтам. Все это было просто и естественно, как сама жизнь. Теперь же он собирался впервые в жизни дать настоящую, полноценную взятку, и от этого морозец пробегал по позвоночному столбу. Было неуютно.

За утренним чаем Роман Антонович советовался с племянником Левой. Лева, как и подобает племянникам, был намного моложе, но проблем, требующих раздумий, для него, казалось, не существовало.

— Ну как же, Лева? Просто так взять и сунуть деньги?

— Что значит сунуть? — укоризненно говорил прожженный Лева, жуя бутерброд, густо намазанный маслом, а сверху еще лежали два кусочка полтавской колбасы. — Ни в коем случае. Это в девятнадцатом веке такая мода была: незаметно опустить объекту мзду в карман пальто, чтобы он через неделю обнаружил. Или еще в конверте преподносят — глупо совсем уж. Этим вы только ставите человека в неловкое положение. Он же не видит, сколько там. Может, не по таксе. Нет, играть, так в открытую. Аккуратно, не суетясь, кладете на стол. Без свидетелей, понятно.

— Это-то понятно, — согласился Роман Антонович. — А вот сколько класть?

— Сколько нужно, столько и класть. Меньше — ни в коем разе, все дело сорвете. Ну, и больше нежелательно. Потому что, во-первых, разбаловываем мы их этим, во-вторых, объект занервничать может, если сумма завышена. У меня дружок был, Вадик, десятки собирал, как орехи с дерева. Тут кто-то к нему с сотенной. И Вадик скис. Не взял. Потом, правда, жалел очень.

— Ну, а сколько же нужно-то? Ему сколько давать?

Видавший виды Лева поднял глаза к люстре, прикидывая.

Дело было в следующем.

Роман Антонович мечтал застеклить лоджию.

Лоджия была колоссальна, четырнадцать и четыре десятых метра. Получилась бы чудная веранда, ни грязи, ни шума. Летом ночевать можно И внуку раздолье для игр.

А все зависело от районного архитектора Скворцова. Только он мог дать разрешение. А мог и не дать. Если сочтет, что застекленная лоджия поуродует дизайн микрорайона.

Лева-то и посоветовал мятущемуся дяде Роме дать Скворцову на лапу. Лева был уверен: берут все. А уж главному архитектору района сам бог велел. На такой должности, да не брать? Смешно.

Взвесив, Лева бескомпромиссно сказал:

— Полста. Да. Желательно одной бумажкой, и чтобы не замусленная была.

Роман Антонович поежился:

— Нет, ты представляешь: кладу я ему на стол, а он встает и говорит: «Это что, взятка?»

Лева вытер рукавом губы и заржал:

— Ну, вы даете, дядя Лева! Как миленький, запрячет вашу денежку в карман и черкнет вам визу. Дел-то на минуту. Поехали. Я вас на своей тачке подкину и подожду. Нате полсотни, у меня как раз новенькие, после отдадите. Да не робейте: мысленно я с вами.

...Но, вылезая из машины, Роман Антонович снова заробел:

— А может, Левушка, я лучше ему пару бутылок коньяка? А? Самого что ни на есть? Марочного? Все-таки интеллигентнее...

— Коньяк врачам носят, — авторитетно разыснил прожженный племянник. — Остальные любят деньгами. На эти-то денежки он, подлец, водки пять бутылок купит, да еще на закуску останется. Идите, идите, я вон там, во дворике, припаркуюсь.

Пока Скворцов дотошно вчитывался в документ, Роман Антонович, нервно подергивая веком, выложил зеленую купюру на край стола и тихонько продвинул ее мизинцем. Архитектор скосил глаз, потом взглянул на посетителя и встал. Ровным голосом он спросил:

— Это что, взятка?

Сердце Романа Антоновича стукнулось о паркет. Он залепетал:

— Это? Где? Ах, это! Ну, что вы, какая взятка... Как вы могли подумать... Это так... мало ли, какие накладные расходы, может... Конечно, надо бы безналичными, да где их взять, безналичные...

«Что же это за чушь я несу?» — в тоскливом смятении думал он.

— Это взятка, — строго констатировал Скворцов. — Дача взятки должностному лицу при исполнении им служебных обязанностей предусмотрена Уголовным кодексом РСФСР. Вы знакомы с кодексом?

— Не знаком я, вот беда-то, — жалобно сказал Роман Антонович. — Вы уж простите меня, старика. Глупость наша раньше нас родилась.

Он привстал, чтобы забрать деньги, но Скворцов властно сказал:

— Уберите руки. И слушайте, что я скажу.

Прочно усевшись в кресло, он помолчал. Потом, глубоко вздохнув, заговорил:

— Омерзительно. Ваш поступок омерзителен. Вы это понимаете? Да нет, понимали бы, так не пошли бы на такое. Это же мой служебный долг— рассмотреть ваше заявление и решить по существу вопроса. Я за это деньги получаю. Не от вас, от государства.

Роман Антонович умоляюще вскинул вспотевшую ладонь.

— Минуту, — так же властно продолжал архитектор. — Вы хотели забрать свои деньги назад. Я не позволю вам этого сделать. Почему? А потому, что не собираюсь вам потворствовать. Выйдя сухим из воды, вы уже уверенно поплывете с взяткой к кому-то другому, кто не столь принципиален. А я вот поставлю точку на вашей деятельности. Сейчас я произведу два звонка: в приемную предрайисполкома и в райотдел милиции. Придут знающие, компетентные, облеченные полномочиями лица и займутся вами. Надеюсь, вы не станете отпираться, что деньги ваши? А и станете, так дактилоскопия установит на них ваши отпечатки пальцев. А моих там нет. И вот когда состоится суд, вы, возможно, прозреете. И поймете: не все на свете покупается.

— Не звоните, — глухо сказал Роман Антонович. — Я уже понял, до суда. Это Лева всё, племянник... Я прошу вас... Я клянусь... Это первый и последний раз в моей жизни, поверьте мне.

Скворцов с сожалением посмотрел на него:

— По-человечески я вас понимаю. Вы в преклонных годах. Пережить такой прилюдный позор — для вас трагедия. Но оставить ваш поступок безнаказанным тоже нельзя. Хорошо, я пойду вам навстречу. Давайте я возьму на себя функции суда. Я буду судить вас от имени государства. Прямо сейчас, здесь, без свидетелей.

— Да, — прошептал Роман Антонович.

Они оба встали.

— Итак, подсудимый, вы признаете себя виновным в попытке дать взятку?

— Признаю. Но больше не буду. Никогда.

— Да уж надеюсь. Так. Учитывая ваше искреннее раскаяние, ваш возраст, равно как и то, что вы преступили закон впервые, суд, проявляя снисхождение, считает возможным ограничиться штрафом. В пятьдесят рублей.

Он взял деньги и положил во внутренний карман пиджака.

— Спасибо вам, — сказал Роман Антонович. — Век не забуду.

У двери он задержался и неуверенно произнес:

— Простите, а... деньги... Вы их как, сами передадите государству?

— Это сложный вопрос, — сказал Скворцов. — Просто так я не могу их сдать в банк, нужен же документ. А какой? И учтите еще одно: государство в ваших деньгах не заинтересовано. Поощряя вот такие поступления, оно тем самым поощряло бы взяточничество. Ибо не было бы попытки дачи взятки, не было бы и этих денег. Вы согласны? Но уже и то хорошо, что ваши пятьдесят рублей перешли из категории «взятка» в категорию «штраф». Понятия диаметрально противоположные. Вы рады?