Досужие размышления досужего человека - Джером Клапка Джером Страница 9

Есть много разных способов льстить, и, конечно, надо умеючи пользоваться ими, в зависимости от лица, с которым вы имеете дело. Встречаются люди, которые любят, чтобы им льстили грубо, напрямик, – это не требует большого искусства. С умными людьми, наоборот, надо соблюдать деликатность и обходиться намеками, не произнося льстивых слов. Многим нравится лесть, поданная как оскорбление, например: «Послушай, нельзя же быть таким непроходимым дураком. Ведь ты способен отдать последние шесть пенсов любому голодному нищему!»

Некоторые проглатывают лесть, только если она преподносится им через третье лицо. Если, например, В. желает подъехать путем лести к А., он должен сообщить по секрету Б., близкому другу А., что он, В., считает А. светлой личностью, но только пусть Б., Бога ради, не проговорится об этом никому, а в особенности А. При этом надо очень тщательно выбрать этого Б., а то он еще вздумает вообще не передать А. то, что требуется.

Очень легко водить за нос наших хваленых стойких Джонов Булей, которые постоянно твердят: «Я ненавижу лесть, сэр» или «меня лестью никто не проведет», – и так далее, и тому подобное. Льстите им без удержу, уверяя, что они совершенно лишены тщеславия, и вы сможете сделать с ними все, что захотите.

И все-таки тщеславие в такой же степени добродетель, как и порок. Нет ничего легче, чем повторять азбучные истины о греховности тщеславия, но нельзя забывать, что это страсть, которая может увлечь нас не только к дурной, но и к хорошей цели. Всякое честолюбие не что иное, как облагороженное тщеславие. Нам хочется снискать похвалу и восхищение, как мы говорим – славу, и вот мы пишем умные книги, рисуем красивые картины, поем трогательные песни и вдохновенно работаем за письменным столом, у станка или в лаборатории.

Мы стремимся к богатству вовсе не для того, чтобы создать себе удобства и уют. Эти блага могут быть в полном объеме приобретены каждым за двести фунтов стерлингов в год. Нет, мы хотим, чтобы наши особняки были больше и обстановка в них богаче, чем у наших соседей. И чтобы у нас было больше лошадей и прислуги, чем у них. Чтобы мы могли одевать наших жен и дочерей в нелепые, но дорогие наряды. Чтобы мы могли устраивать дорогостоящие званые обеды, за которыми нам лично перепадет еды разве что на шиллинг. Но чтобы достичь всего этого, мы отдаем свой ум и свое время работе, имеющей всеобщее значение, развиваем торговлю с разными народами, содействуем продвижению цивилизации в самые отдаленные уголки земного шара.

Вот почему не стоит огульно осуждать тщеславие. Лучше употребить его на благо общества. Ведь и честь – не что иное, как высшая форма тщеславия. Не только у франтов и щеголих встречаем мы инстинкт самолюбования. Есть тщеславие павлина, и есть тщеславие орла. Снобы тщеславны. Но ведь тщеславны и герои.

Придите ко мне, мои друзья и однокашники, объединимся в нашем общем стремлении к тщеславию. Пойдем вперед сомкнутыми рядами и будем помогать друг другу растить свое тщеславие. Но будем хвалиться не модными брюками и прическами, а честными сердцами, умелыми руками, правдивостью, нравственной чистотой и благородством.

Будем настолько тщеславны, чтобы никогда не унизиться до мелкого, подлого поступка. Настолько тщеславны, чтобы вытравить в себе мещанский эгоизм и тупую зависть. Настолько тщеславны, чтобы никогда не произнести жестокого слова, никогда не совершить жестокого поступка. Пусть гордится каждый, кто сохранит стойкость и прямоту благородного человека даже в окружении негодяев. И да заслужим мы право гордиться чистыми мыслями, великими свершениями и жизнью, полной высокого смысла!

© Перевод М. Колпакчи

Об успехе в обществе

Зачем бездельнику размышлять на эту тему, скажете вы. Так ведь хорошо известно, что со стороны удобнее наблюдать за игрой: сидя в беседке на обочине, покуривая кальян и вкушая сладость безделья, я задумчиво созерцаю шумный поток, несущийся мимо меня по главной дороге жизни.

Эта необузданная процессия не имеет конца. Днем и ночью доносятся шаги мириад ног: кто-то бежит, кто-то идет, кто-то едва хромает, но все спешат, всем не терпится выиграть лихорадочную гонку, все готовы до капли выжать жизнь, тело, сердце и душу, лишь бы ухватить вечно ускользающий успех на горизонте.

Посмотрите, как они плотной толпой проходят мимо вас: мужчины и женщины, старые и молодые, знатные и простолюдины, честные и подлые, богатые и бедные, веселые и грустные – все они торопятся, толкаются, протискиваются вперед. Сильные оттесняют слабых; хитрые обходят глупых; отстающие толкают ушедших вперед, а те, что впереди, на бегу пинают отставших. Вглядитесь внимательнее, и вашим глазам откроется множество мимолетных сцен: вот запыхавшийся старик выбивается из сил, а там спешит застенчивая девица, подгоняемая суровой матроной с острым носом; тут едва плетется прилежный юноша, которого все оставляют позади, в то время как он целиком погружен в книгу «Как добиться успеха»; вот идет со скучающим видом мужчина, а модно одетая женщина теребит его за локоть; юнец с тоской оглядывается на залитую солнцем деревню, куда он никогда не вернется; упруго и легко шагает широкоплечий здоровяк; рядом, шаркая ногами, украдкой пробирается сутулый заморыш; уставившись в землю, ловкий жулик осторожно ходит через дорогу туда-сюда, убежденный, что продвигается вперед; а вот юноша благородного вида терзается сомнениями, переводя взгляд с далекой цели на грязь под ногами и обратно.

Посмотрите-ка, вон идет прелестная девушка, и с каждым шагом ее нежное личико все больше покрывается морщинами; нашему взгляду предстает то измученный заботами муж, то полный надежд юнец.

Ах, какая разношерстная толпа! Принц и нищий; грешник и святой; плотник и пекарь, и тощий аптекарь; портной и приказчик; моряк и извозчик – все расталкивают друг друга локтями. Вот адвокат в парике и мантии, а вот дряхлый еврей-старьевщик в замызганной ермолке; вот солдат в красном мундире, а вот наемный плакальщик с развевающимися лентами на шляпе и в поношенных дешевых перчатках; вот покрытый плесенью книжный червь, листающий выцветшие фолианты, а вот надушенный актер, выставляющий себя напоказ. Вот бойкий политик, во всеуслышание предлагающий свои рецепты исцеления общества, а вот бродячий торговец с шарлатанскими снадобьями от любой хвори. Вот холеный капиталист, а вот жилистый рабочий; вот ученый муж, а вот чистильщик обуви; вот поэт, а вот сборщик налогов; вот министр правительства, а вот артист балета. Вот красноносый трактирщик, нахваливающий содержимое своих бочек, а вот сторонник умеренности, получающий пятьдесят фунтов за лекцию; вот судья, а вот мошенник; вот картежник, а вот священник. Вот увешанная драгоценностями герцогиня с любезной улыбкой на лице, а вот тощая экономка в меблированных комнатах, недовольная кормежкой; а вот ярко накрашенное и безвкусно разряженное существо, вышагивающее, спотыкаясь, на высоких каблуках.

Плечом к плечу все они рвутся вперед. С криками, проклятиями и молитвами, со смехом, с песнями и стонами, они проносятся мимо, локоть к локтю, никогда не замедляя шага в этой бесконечной гонке. Они не присядут на обочине, не задержатся у прохладных фонтанов, не прилягут в тени деревьев. Вперед и вперед – по жаре, по пыли и сквозь толпу – вперед, или их затопчут, – вперед, несмотря на шум в голове, дрожащие руки и подгибающиеся ноги, – вперед, пока не прихватит сердце, пока мир не расплывется перед глазами, пока хриплый стон не возвестит отстающим, что место впереди освободилось.

И все же, несмотря на убийственную скорость и каменистую тропу, кто, кроме бездельника и тупицы, может удержаться от этой гонки? Кто способен глядеть на безумную суматоху, оставаясь в стороне от нее, подобно запоздалому путнику, который недвижно наблюдает за пиршеством эльфов ради удобного случая выхватить и осушить волшебную чашу и вступить в головокружительный хоровод? Лично я – нет. Должен признать, что беседка на обочине, кальян и сладость безделья в данном случае неподходящие метафоры. Они звучат очень приятно и выглядят философски, но, боюсь, я не из тех, кто сидит в беседках, покуривая кальян, когда снаружи происходит нечто интересное. Я больше похож на того ирландца, который, завидев собирающуюся толпу, отправил дочку узнать, не начинается ли драка, «потому что в таком случае папа хотел бы в ней поучаствовать».