Бриллиантовая рука - Иванов Виктор Страница 14

— Что-то ты темнишь. Как это не знает?

— Он-то ведь падал всерьез, так? У него действительно вывих там или ушиб, я не знаю. Так вот, он потерял созна­ние, и вся операция проходила, когда он был в обмороке.

— Ты уверен?

— Если бы не был уверен — не говорил бы. Ты же меня знаешь, Лёлик...

— Да уж, знаю, знаю. Придурок — и все тут. Ну и что ты предлагаешь теперь делать?

— А вот об этом мы подумаем вместе... с шефом.

— Да, подумаем... если ты, конечно, выйдешь от него живым.

— Всегда нужно надеяться на лучшее, Лёлик. А я опти­мист, тем более, что этот Сеня — полный болван. Мы возьмем его голыми руками, будь уверен.

В этот момент Кеша, не спускавший глаз со входа на австостянку, заметил Семен Семеныча. В накинутом на плечи пиджаке, держа в здоровой руке чемодан, тот расте­рянно топтался на одном месте, ища кого-то глазами.

— А вот, кстати, и он,— обрадованно сказал Кеша, крепко схватив сзади Лёлика за плечо.

— Который? — спросил Лёлик.

— Ты что, сам не дргадываешься? Там же только один с перевязанной рукой. Теперь видишь?

Лёлик высунулся из окошка и внимательно вгляделся в толпу, спускавшуюся по широкой лестнице у выхода из морского вокзала.

— Вон тот, что ли? — спросил Лёлик, кивнув подбо­родком.

— Ну да. Это он. Товар, как в сейфе!

— А ключ?

— Что?—скосил глаза Кеша.

С остервенением поднимая оконное стекло, Лёлик успел сплюнуть на тротуар.

— Ты чего? — смиренно спросил Кеша.

— А того! Скоро увидишь и поймешь. Как говорит наш любимый шеф, если человек идиот, то это надолго.

— Лёлик, я все-таки не понимаю, о чем ты говоришь. Эти оскорбления... Зачем?

Лёлик переместился от окна на место водителя.

— Яж тебе уже сказал: сейчас поймешь. Едем к шефу! Истошно зарычал мотор, и машина резко рванула с места.

* * *

Постепенно Семен Семенычем овладевала паника. С одной стороны, он хотел поскорее избавиться от этих чертовых сокровищ, замурованных в гипс, с другой — его тревожила предстоящая встреча с теми, от кого это избав­ление зависело. А вдруг ему не поверят? Вдруг заподозрят, что это он сам все подстроил? Как доказать? Какие аргу­менты в свою защиту приводить?

Наконец, трясущейся рукой он выставил свой чемодан перед таможенником. Тот спокойно осмотрел чемодан не открывая и начертил на нем сбоку мелом небольшой белый крестик. Откуда было Горбункову знать, что точно такими же крестиками помечался багаж всех остальных пассажи­ров! Отойдя в сторону и опасливо оглянувшись, он послю­нявил пальцы, торчавшие из гипса, и стер ими этот зага­дочный крестик. Он все еще ожидал, что к нему вот-вот кто-то должен подойти. Он не торопился, так как знал, что Надя его встречать не будет. Так они условились еще перед его отплытием. Он убедил ее, что его появление дома дол­жно стать для всей семьи сюрпризом.

Но к нему так никто и не подошел, ожидания были напрасны. Уже у самого выхода, проходя последний конт­роль, он пытливо взглянул на крупного немолодого челове­ка в форме морского таможенника, проверявшего пасса­жирский багаж перед тем, как туристы покинут корабль. Не обнаружив нужного крестика на чемодане Семен Семеныча, таможенник о чем-то у него спросил. Горбунков не расслышал и в ответ многозначительно кивнул куда-то в сторону. Мужчина проследил за его взглядом, на мгновение повернулся, но, не обнаружив там ничего интересного, пожал плечами и снова нарисовал крестик на том же месте. Горбунков ничего не понимал. Он оставался стоять на том же месте, в то время как таможенник уже оглядывал большую кожаную сумку, принадлежавшую элегантной женщине.

— Товарищ, мне проходить?

— Да, проходите, товарищ, не задерживайте,— даже не повернув головы, сказал таможенник.

— Совсем?

Для убедительности или в качестве напоминания, как последний аргумент, Семен Семеныч приподнял забинто­ванную руку и поднес ее к лицу таможенника.

— Да,— безразлично ответил тот и отвернулся. Ничего не оставалось делать, как уйти. Уже стоя на ступеньках морского вокзала, Семен Семеныч лихорадочно соображал, что же ему теперь делать, как поступить. Он ничего не мог понять, и эта безвестность мучила его до боли в сердце. Он вдруг почувствовал себя брошенным на произвол судьбы, которая в любой момент может сыграть с ним злую шутку.

«Или они просто-напросто забыли про меня, или капи­тан им ничего не сообщил,— пытался он рассуждать логи­чески, в то время как за ним наблюдали из машины Кеша с Лёликом.— Ну, и куда мне теперь? Тащить все это до­мой? — Он растерянно уставился на свисавшую с повязки руку.— А если мне не суждено доехать до дому? Если они меня перехватят по дороге? И убьют?»

Сердце бешено колотилось, и он чувствовал себя сейчас совершенно беспомощным и одиноким. Внезапно от ступе­нек вокзала резко отъехала какая-то машина и, стреми­тельно набрав скорость, исчезла за ближайшим поворотом. Семен Семеныч не мог знать, что она увозила его нового друга, которому предстояли серьезные испытания, и винов­ником этих испытаний являлся он сам, Семен Семеныч Горбунков.

«Ладно, будь что будет,— подумал недавний турист.— Не ночевать же здесь, в конце концов. Нужно как-то выби­раться отсюда. Похоже, здесь я никого не интересую, так же, как и моя судьба. Авось, пронесет...»

Он медленно спустился по ступенькам и в нерешитель­ности остановился у края тротуара. В тот же момент сто­явшая поодаль машина медленно тронулась с места и плав­но подкатилась туда, где стоял Семен Семеныч. Он различил в ночной темноте знакомые белые клеточки, располо­женные в шахматном порядке. Перегнувшись через си­денье, таксист открыл дверцу и вежливо спросил:

— Вас подвезти?

Первой реакцией в ответ на этот вопрос был паниче­ский страх. Хотелось сорваться с места и бежать, куда глаза глядят. Но затем, поняв все безрассудство и неле­пость подобного поведения, Семен Семеныч покорно скло­нился к машине и, придерживая рукой накинутый на спину пиджак, кое-как забрался в салон. Водитель вышел из машины и закинул в багажник его чемодан. Вернувшись на место, он повернул ключ зажигания и так же вежливо спросил:

— Куда поедем?

Ответ прозвучал едва слышно и обреченно:

— Домой.

Таксист понимающе кивнул и включил первую ско­рость.

Некоторое время они ехали молча. Горбунков, отдав­ший себя на волю провидения, старался больше не думать о плохом. Он пытался успокоиться тем, что представлял себе скорую встречу с Надей и детьми. Но у него это полу­чалось совсем не так, как хотелось бы, мешала зловещая неопределенность ситуации и дурные предчувствия.

Первым молчание нарушил таксист:

— Что ж, значит, за границей побывали? — спросил он.

— Да, побывал,— с нескрываемой горечью тихо про­изнес Семен Семеныч.

Оба снова надолго замолчали, но Семен Семенычу по-прежнему не давали покоя невеселые мысли.

«Что же все-таки делать,— проносилось в голове.— Куда ехать: домой или в милицию?» Так я же и еду домой».

Давно позади осталась ярко освещенная набережная, и сейчас за окнами машины было темно.

Внезапно воспаленный мозг Горбункова пронзила страшная догадка: он в ужасе ахнул и сразу же испуганно поднес ладонь ко рту, словно желая заглушить готовый вот-вот вырваться крик. Он попытался разглядеть дорогу сквозь боковое стекло, однако снаружи была кромеш­ная тьма. И лишь участок в несколько десятков метров перед бегущей по шоссе машиной ярко освещался фа­рами.

В слабом свете, падавшем от приборов передней панели, Семен Семеныч заметил на внешней стороне ладони таксиста жирный контур татуировки, изображавшей солнце с ис­ходившими от него длинными лучами.

«Я же не сказал ему адреса! — в ужасе подумал Гор­бунков.— Куда он меня везет?»

Он заметался по кабине, словно хотел выпрыгнуть из мчавшейся машины на полном ходу. Как будто прочитав его мысли, водитель спокойно сказал:

— А здесь в город только одна дорога.

Стараясь не обнаружить своего удивления, Семен Семеныч как можно более строго приказал: