Джоанна Борн - Тайна куртизанки Страница 10

— Четыре. С тех пор как тебя подстрелили.

— Я потерял целый день.

— Этот день не потерян.

Они разговаривали по-французски. Даже наедине, даже в этой гостинице, принадлежавшей британской разведке, они не переходили на английский. Одна из привычек, сохранивших им жизнь. Голоса меняются, когда меняется язык.

Закатав рукава, Грей выбрал пару ножниц.

— У этих острые концы. Не вертись.

— Лучше сам держи меня. — Эйдриан откинул голову на подушку. — Не стоило нам привозить ее сюда. Мы вполне могли оставить ее в любой из тех деревень.

— Она мне нужна. А вот тебя следовало бы оставить в нормандской деревне и сказать: «Хорошо, что избавились». — Грей разрезал шерсть куртки, тяжелый шелк жилета и полотно рубашки. — Подними руку. Да, порядок.

— Ты привез французского агента в убежище британской разведки. Это круг деятельности Русселя. Он захочет перерезать ей горло.

— Руссель делает не все, чего ему хочется.

Повязка была тяжелой от свежей крови, засохшей и коричневой по краям. Несколько щелчков ножницами, и Грей снял ее. Эйдриан приподнялся, взглянул на свою грудь.

— Отсюда выглядит чертовски грязной. Как там?

— Неплохо. — Под засохшей кровью из раны сочилась тоненькая струйка желтоватой жидкости. Нормально ли это? — Лучше, чем я ожидал.

К несчастью, Ястреб умел читать по лицу. Снова упав на кровать, он несколько раз сжал и разжал кулаки, потом отвел взгляд. Снаружи доносились неясные голоса людей, разговаривающих за столами во дворе.

— Местному лекарю Руссель не доверяет. Мы сделаем это сами.

— Как отважно с нашей стороны.

Жар спал — временная передышка, отвоеванная стойкостью Хокера. Этот блестящий мальчик умирал потому, что Грей не имел права рисковать, послав для него за французским доктором. Потому что они потратили слишком много времени четыре дня назад. Но самое главное не в этом. Он умрет потому, что Грей отправил его во Францию. И завтра он убьет парня, вытаскивая эту пулю. Черт, черт, черт!…

Дочь Русселя принесла воду, и часть ее Грей налил в таз. Она была горячей, почти невозможно прикоснуться.

— Обмоем рану. Поедим и крепко поспим. Завтра мы отъедем подальше от Парижа, остановимся и вынем пулю. — Он заставил себя изучить воспаленную кожу. — У тебя появится красивый шрам.

— Это прибавит мне очарования. Кто будет резать… ты или Дойл?

— Мы обговорили это. Мои руки лучше справятся с мелкой работой.

— Вы бросили монетку? Я знаю. — Эйдриан изобразил усмешку. — Мы бы могли подождать до Англии. Я знаю в Челси одного человека, который прекрасно обращается с пулей.

— Трус!

— Ладно, завтра. Если ты настаиваешь, предлагаю выбрать какое-нибудь укромное место. Я буду выть совсем не по-мужски.

— Приму это к сведению.

Рядом с тазом лежала стопка полотенец. Грей пытался вспомнить, что делали после боя в санитарных палатках. Там были раны, накрытые мокрой горячей тканью. С лошадьми поступали так же. Он попытается. Грей намочил полотенце в воде, от которой шел пар, и осторожно выжал его.

— Будет горячо.

— Ох! — Эйдриан дернулся. — Горячо. Да. Ты прав. — Он глубоко вздохнул сквозь зубы. — Ужасно горячо. Послушай… У Каррадерз мой последний отчет. Я за него спокоен. Передай Джайлсу, чтобы он взял что хочет из моей комнаты на Микс-стрит. Джорджу я обещал часы в ящике моего туалетного столика, если не вернусь из какой-нибудь увеселительной поездки.

— Из этой ты вернешься. — Грей поднял ткань и взглянул на рану.

— Приказы? Ты знаешь, как я слушаюсь приказов. Ты что, собираешься с глупым видом рассматривать пулевое отверстие? Нелепо, если хочешь знать мое мнение. — Эйдриан уставился на трещину в потолке. — Грей, если опять начнется жар… Не позволяй мне говорить.

Ястреб знал слишком много секретов.

— Не позволю.

— Спасибо. — Он глубоко вздохнул. — Еще деньги. В банке Хора лежит куча денег на имя Эйдриана Хокера. И ценные бумаги. — Он поморщился, когда Грей убрал полотенце. — Найди Джона Блэка. Ты не поверишь, но я крестный отец его старшего сына. Деньги переходят к мальчику. — Еще один глубокий вздох. — Полагаю, я должен портному. Заплати за меня, хорошо?

— Ты как Сократ над кубком яда. — Грей опять намочил полотенце в горячей воде и положил его на рану.

— Кто… Ох! Кто такой Сократ?

— Мертвый грек. Анник им восхищается.

— Бесполезное дело, раз он мертв. Эта женщина рождена, чтобы ее ценил теплый и живой мужчина. — Худое смуглое лицо Эйдриана потеряло все краски, но все же он сумел хитро подмигнуть. — Может, я. Ты вообще не интересуешь ее, старина.

— Я не жду от нее любви. Она должна меня бояться и прекратить свои попытки к бегству. А любить она может тебя. — Грей замолчал и смыл кровь с груди юноши. — Я собираюсь тебя посадить. Не помогай. Я сам все сделаю.

— Хорошо.

Подняв Эйдриана, который был легким и хрупким, как стекло, он подложил ему под спину подушки.

— Теперь отдыхай.

Грей выплеснул грязную воду в окно на плющ, вившийся по каменным стенам. Ночь выдалась теплая, внизу на террасе засиделись допоздна люди, главным образом местные фермеры, но было и несколько путешественников, говоривших с парижским или нормандским акцентом. Одна из пухленьких темноволосых дочерей Русселя ходила бочком между гостями, собирая пустые стаканы.

Здесь, в этой маленькой деревне, в уединенной гостинице, которая была промежуточной станцией их шпионской сети во Франции, они сегодня в безопасности. Завтра начнется ад.

Кровать заскрипела.

— Ты дурно с ней обращаешься. Это отвратительно, — произнес Эйдриан.

— Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю. Это похоже на борьбу с оголодавшей кошкой.

Но Грей лгал. Это борьба с молнией, завернутой в шелк. Анник Вильерс не признавала себя побежденной. Отчаянно и безрассудно она продолжала кидаться на него, пытаясь выпрыгнуть из кареты. Снова и снова он ловил ее и всей тяжестью прижимал к сиденью. Каждый раз она вздыхала и признавала очередное поражение. Острые углы исчезали. Пульсирующая энергия затихала в его руках. Она была прекрасной и коварной. Пагубной, как опиум.

Чертовски странные для старшего офицера мысли о вероломной француженке.

— Я стараюсь не причинять ей боль. Это нелегко. Она быстра, как маленькая кобра.- Грей закончил перевязку. — Вряд ли она хочет со мной разговаривать. Я знаю, что она сделала.

В комнату вошел Уилл Дойл, неся тяжелый поднос.

— Что она сделала? — Он захлопнул ногой дверь. — Кроме того, что нас обложили в Италии и Австрии?

— Ты должен был приглядывать за ней.

— Я расставил парней Русселя под окном и у двери. Анник Вильерс не сбежит, когда внизу толпится около трех десятков людей. Она не идиотка. Роберт, с ней что-то не в порядке.